Помощник атташе – молодой, бодрый парнишка, встретил меня около южных ворот посольства. Пока я дожидался его, выскочивший из будки караульный мильтон потребовал мой паспорт, затем полюбопытствовал, кого именно я жду и по какому поводу. В вопросах его сквозил напор и азарт начинающего контрразведчика, непременно желающего отличиться. Видимо, здесь, возле проходной, он надеялся поймать крупного шпиона, не иначе.
Впрочем, я был с ним любезен, и он насладился своей значимостью.
Миновав раму металлоискателя, я с провожатым проследовал в здание, поднявшись по стеклянной лестнице на второй этаж.
Уселись в небольшом холле на креслах возле окна.
– Нас просили соединить вас с русской полицией, – начал помощник атташе. – Но только каким образом обозначить ваш статус?
– Как представителя потерпевшей стороны, – подсказал я.
– Вся сложность в том, что наши официальные рекомендации исключены, а дальнейшие ссылки на нас нежелательны…
– Мне нужен выход на ответственного офицера, не более.
На лице дипломата от полиции проступило явное облегчение. Я уяснил, что отношения между американскими и российскими деятелями правопорядка непросты, их отличает натянутость и фальшь, они зависят от конъюнктуры политических игр, а он уяснил мое понимание закавык сотрудничества давних заклятых партнеров.
Полюбовавшись друг другом, мы расстались. А через час я стоял у КП российского правоохранительного департамента, дожидаясь компетентного чиновника. Судя по количеству встреч с его собратьями, сегодня я мог смело отмечать персональный День милиции.
В проходе у турникета мелькали округлые физиономии блюстителей законности.
– Вы… из посольства? – донесся вопрос.
Передо мной стоял невысокого роста крепыш с аккуратно подстриженными усиками. Карие ироничные глаза, намечающаяся седина в смоляных волосах. Человек с явно кавказскими корнями.
– Подполковник Укрепидзе, – представился он.
Я пожал его ладонь, оказавшуюся, при всей его сухости и подтянутости на удивление вялой и мягкой. Это насторожило. Такие руки, как правило, выдают двуличность натуры. Но что поделать, будем работать с тем, что имеем. Я предъявил ему свой загадочный паспорт.
В глазах опера мелькнула растерянность.
– А вы как… по-русски… это…
– По-русски я это только так, – сказал я. – Иначе бы здесь и не был.
– Сейчас я выпишу вам пропуск, – начал он, но я его перебил:
– Я только с самолета, здорово проголодался, так что – приглашаю пообедать.
В ресторан поехали на его машине – потертом, пыльном «опеле».
Я неплохо знаю нашу милицию и ее социальные срезы. И сразу понял, что Укрепидзе находится на должности престижной, но далеко не хлебной. О чем говорил весь его облик. Ведя американское направление, от взяток и подачек он был, естественно, избавлен, и если оказывал кому-то платные услуги, то лишь как посредник за скорбный процент.
На его вопрос, откуда мне столь хорошо известен русский язык, я ответил, что являюсь лицом славянского происхождения, отпрыском эмигрантов, занимался бизнесом на Украине и в Литве.
Он обратил на меня взгляд, полный снисходительной иронии, и, правильно взгляд истолковав, я, поморщившись, категорически уверил его, что к шпионажу не имею ни малейшего отношения. Подобная ремарка его сомнений не рассеяла, но вставить ее я посчитал делом необходимым, – все-таки маленькая, но полезная заноза в его мозгу…
Усевшись за стол, я сделал заказ, и сразу же приступил к делу.
– К вам пришел запрос на некоего Жукова, – сказал я. – Это преступник, ограбивший моих родственников. И здесь я по их поручению.
– Да, но… – Укрепидзе опустил глаза долу.
– Что «но»?..
– Мы найдем его, предположим, – кисло пояснил он. – И что дальше? Виновен или нет, – попробуй докажи.
– У нас иные задачи. Этот Жуков похитил некоторые семейные реликвии. Хотелось бы их возвратить. Путем переговорного процесса.
Глаза Укрепидзе, по-прежнему устремленные куда-то под стол, сузились в напряженном раздумье.
– А вот горячую заботу о компенсации ваших усилий я беру на себя, – вставил я. – И условия компенсации хотел бы оговорить.
– Запрос пускай остается в силе, – откликнулся он. – Есть запрос, есть основания для работы. – И – выжидательно замолчал.
– Меня интересует сумма оперативных расходов и каким вам видится гонорар, – сказал я. – Смелее, товарищ! Провокаторов здесь нет.
– Хорошему милиционеру нужна хорошая машина, – произнес Укрепидзе с уверенностью.
– Надеюсь, не имеются в виду «бентли» или «феррари»?
– «Тойота-королла», к примеру.
– Прекрасный выбор.
– Ну и пятерочка на расходы…
– Пусть будет десяточка, иначе захвораете от скромности.
Добившись взаимопонимания с ключевой фигурой в исполнении своей миссии, я тронулся домой.
На площадке этажа меня поджидали менты. Уже известный мне потертый местный опер и участковый с папочкой.
– Зарегистрировались? – последовал учтивый вопрос.
Не отвечая, я набрал номер подполковника Укрепидзе. Вкратце объяснил ему ситуацию. Затем передал трубку настырному оперу.
Выслушав старшего коллегу, он обратился к участковому:
– Оказывается, это наш коллега из ФБР… То-то я чувствую, какие-то странности…
– Все вопросы – по данному телефону! – Я предъявил ему визитную карточку Укрепидзе.
– Мы вам верим, товарищ, – сказал участковый, переписывая номер. – Но если появится этот…
– Я понял, – сказал я суровым голосом. – Задержу лично. Связь – двадцать четыре часа на проводе, бдительность гарантирую, оперативная поддержка моя, силовая ваша.
И – закрыл перед недоуменными физиономиями дверь. Жить в этом городе, не имея своего «укрепидзе», местному гражданину неуютно, иностранному – страшно.
УКРЕПИДЗЕ
Подполковник милиции Сосо Укрепидзе начал свою карьеру в Тбилиси, где сорок лет назад и появился на свет. Папа, мелкий партийный функционер, сразу же определил сына в столичный юридический институт, а затем позаботился о его распределении в московский уголовный розыск, где тот довольно успешно отработал более десятка лет.
Сосо женился на соплеменнице-москвичке, обзавелся детьми и трехкомнатной квартирой в панельной многоэтажке, расположенной в спальном районе Перово.
Жизнь, казалось бы, удалась, тем более, преодолев трудности перехода от недоразвитого социализма к бандитской капитализации, всевозможные милицейские перетряски и утрату идеологических ценностей, Укрепидзе остался на плаву и, хотя понимал, что с такой фамилией и национальной принадлежностью генеральского чина не получить, в среднем звене он укоренился прочно, и до пенсии дотянет.
Когда же мафиозные образования проросли на государственной ниве, как чертополох на заброшенном пустыре, очнувшаяся власть решила дать конкурентам из организованной преступности отпор, создав соответствующие подразделения. В одно из них был переведен на значительный пост начальника отдела уже опытный к тому времени сыщик Сосо, и работа закипела неукротимо и круглосуточно. Казалось, вся профессиональная мощь лучших оперов и следователей обрушилась на обнаглевший криминал, в итоге распылив его.
Однако противостояние воровским группировкам с миллионными состояниями наложило известную печать как на мировоззрение Укрепидзе, так и на устремления его сослуживцев. Бизнес бандитов, выражавшийся в «крышевании» коммерсантов, плавно перешел к правоохранителям, чьи аппетиты резко возросли. Подразделения, разбившие криминал, ему же во многом уподобились. Обладая ведомственной независимостью и широчайшими силовыми возможностями, они уже не на шутку обеспокоили погрязшую в коррупции власть и ущемленных конкурентов из госбезопасности. Пошла-поехала очередная чистка рядов, санкционированная свыше. Борцов с оргпреступностью разметали по отделениям милиции, а их могучие региональные шарашки упразднили.
Укрепидзе завис в вакууме за штатом, но близкий приятель из кадров министерства посодействовал с новым назначением, должностенкой в международном отделе – хлипенькой, безденежной, зато – с перспективой зарубежных командировок. Всё – не опер в метрополитене, таким предполагалось его новое назначение.
Несколько коммерческих организаций от щедрот и по прежней памяти, когда Сосо обладал реальной властью, платили ему по несколько сотен долларов в месяц на всякий, что называется, случай, но в любой момент поступления могли иссякнуть – оказать весомую поддержку он отныне не мог. Платили, собственно, за знакомство. В расчете на его связи.
Помимо всего год назад, обуянный нездоровым азартом, Сосо крупно проигрался в казино, залез в долги к тому же министерскому товарищу, и просрочки в возврате денег могли значительно отразиться на его служебном положении. Поэтому американец, прилетевший с частным визитом и остро заинтересованный в розыске бежавшего с Запада Жукова, расценивался им, как подарок судьбы. Это был, возможно, единственный клиент, способный щедро рассчитаться за услугу, подпадающую под крайне узкую юрисдикцию милицейского клерка Укрепидзе. Никаких иных доходов он не мог извлечь в принципе. Он даже с негодованием думал, что вертлявые девчонки из отделов общественных связей непринужденно получают мзду за открытую информацию журналистам и за разные интервью, а возьми он сотню зеленых от представителя ФБР за расторопность в предоставлении сведений о криминальном прошлом того или иного эмигранта, сгорит, как пушинка. Если не вменят обвинение в пособничестве ЦРУ, то уж взятку пришьют непременно.
Сосо находился под плотным контролем многих недоброжелательных служб, включая даже внешнюю разведку, и на каждый контакт с официальными представителями посольства отписывался кучей бумаг. А вся благодарность от американцев заключалась в паре сувенирных значков и флажков.
Звонок помощника атташе, просившего принять и выслушать частное лицо, естественно, не прошел мимо ушей фискалов, но Укрепидзе решил не заострять внимания на данной проблеме: спросят, кто навещал, ответит, что потерпевший интересовался ходом розыска; оставят данный факт без внимания, – значит, ура.