Взорвать Манхэттен — страница 60 из 80

Кардинальных шагов в отношении столь значимых фигур Тони не без оснований опасался, и напрямую ввязываться в совершение громких убийств не желал. О том, чтобы он дал своих исполнителей, не могло быть и речи. Впрочем, этого я и не требовал. От него мне было достаточно заполучить пяток надежных ребят на подхвате, за остальное безоглядно и даже напористо брались русские гангстеры, отныне перешедшие под мое покровительство. Этих парней, как я не без удивления осознал, не смущало ничто. Полнейшее бесстрашие и небрежение любой опасностью. И еще я понял то, что им не хватало здесь, в Америке. Они нуждались в хозяине. Им не требовалась наша свобода, лишь ее материальные плоды. Они не стремились к созиданию состояний, их вполне устраивало усредненное существование под чьей-то эгидой. Они с удовольствием загоняли себя в клетку, где гарантировалась неприкосновенность и обильное питание с руки их повелителя. Они были подобны смышленым, вынесшим бездну невзгод бродячим псам, желающим обрести надзор и участие, и, получив их, служить бездумно и вдохновленно своему господину. Злые дети рабов, готовые на самопожертвование за приближенность к сильному, благодарные к снисхождению. Но, как я органически понял – не прощающие слабины. С них не только не стоило снимать узды, но и постоянно поддергивать ее. Рабы не уважают тех, кто уважает их. Впрочем, они находились под присмотром несостоявшегося эсэсовца Кноппа, и должный стиль мышления он поддерживал в подчиненных неукоснительно.

Странно, но еврей Марк, безусловно, был русским по своему характеру и мало чем отличался по абсолютной величине от своего туповатого беспринципного сотоварища. Еврей, в какой бы он ни родился стране, всегда сохраняет черты своей расы разума и отделен от менталитета окружающей его среды, как масло от воды. Каким же образом впитал он в себя мышление азиата, проникнутое благоговением перед тираном и вертикалью его сановников? Ответ – в бездне российской истории, кровавой и изуверской. Она дремлет в потомках нынешнего населения этой далекой земли, готовая восстать в новой жуткой ипостаси. И, может, только сейчас я начал постигать всю опасность, таящуюся для нас – изнеженных, лицемерных индивидуалистов, в той бездне, что зовется Россией; бездне, задрапированной ненадежной порослью наших мыльных, призрачных идеалов и фальшивых удобств.

Алиса вышла из ванной. Долго смотрела в окно, о чем-то раздумывая. Затем произнесла беспечным голосом:

– Я смотрю на Манхэттен, и мне так не хватает наших незабвенных «Близнецов». Какие все-таки были красавцы… Без них наш Нью-Йорк определенно не тот…

– Их не заменишь, – сочувственно откликнулся я, невольно представив себе нежно-голубые столпы, парящие над стеклянной стеной небоскребов делового центра.

– Ответь мне, Генри, – доверительно продолжила она. – А стоило ли устраивать это страшное шоу во имя ваших политических игр? Неужели нельзя было придумать более скромный сценарий? Или ваши стратеги до последней клетки своих мозгов отравлены кухней Голливуда?

– Я не понимаю тебя…

– Да ладно, я же умная девочка. И слышала кое-какие обрывки бесед ваших с Праттом дружков…

– Что ты мелешь! – Я невольно привстал с кровати.

Она печально усмехнулась и, будто опережая мои мысли, произнесла:

– Я не собираюсь провоцировать тебя на откровения, не сомневайся. Или промолчи, или скажи «нет». А я пойму, что к чему.

– Честно? – с горечью спросил я.

– Повторяю: мне достаточно любого ответа.

Это напоминало мне продуманный разговор под запись. Возможно, спровоцированный ею с неведомыми пока целями. Хотя и я записывал разглагольствования Совета, чего уж там…

– Мы просто использовали ситуацию, – сказал я убежденно и печально. – В этом весь наш цинизм… Но обвинять Америку в подобном кощунстве… – Я поймал себя на мысли, что свято верю в произнесенное.

– О! – сказала она потолку. – Какой слог! Прекрати, далее я могу продолжить сама как по-писаному. А могу поделиться и собственными соображениями.

– Любопытно послушать.

– Пожалуйста. Никаких существенных мотивов для устройства сентябрьских событий у мусульман не существовало. Здесь налицо наш продуманный ответ на геополитические и экономические вызовы. Время акции, ее стиль, наконец, организация ее трансляции, выбор целей и исполнителей – все это идеально соотносится с глобальной задачей.

– С какой же?

– Отступить от порога гигантского кризиса, на краешке которого мы в тот момент стояли. И мы не только отступили от него, но и блистательно решили свои проблемы в отношении собственного экономического коллапса и положения всех мировых игроков. Мы спутали им карты. Причем в нужный момент, когда они только начинали консолидироваться в своих интересах и ничего не могли нам противопоставить. Мы разрушили всякого рода коалиции и на Западе, и на Востоке. Мы переломили ситуацию, выдвинув четкое требование: кто не с нами, тот против всего мира. Причем выдвинули его молниеносно, а такая находчивость и выверенная геополитическая реакция абсолютно не в духе и стиле нашего президента. Схема слишком идеальна, чтобы строиться на случайностях. Теперь же, когда на всех углах пророчат разгул терроризма, я твердо уверена, что масштабного теракта уже не будет. По крайней мере у нас. А вот у наших союзников по общей борьбе, встань кто-нибудь из них в позу, подобное способно случиться в любой момент. Сценарии уже написаны, специалисты подобраны и пока пребывают в действующем резерве.

– Ты… заблуждаешься.

– По-моему, мы все заблуждаемся. – Она принялась неторопливо одеваться. – Но, увы, только сбившись с дороги, понимаешь, что был на верном пути… Вы ведете нас не туда, Генри, а я поневоле тащусь вслед, вот в чем дело. Вы строите из страны чудовище. С вашей электронной слежкой, тотальной дактилоскопией, Министерством внутренней безопасности…

– Ты хочешь, чтобы бандиты и террористы спокойно гуляли по нашим улицам? Ты вообще представляешь, какой разгул приобрела нелегальная иммиграция? И как ее остановить?

– Вот вы и строите четвертый рейх, – спокойно сказала она. – И я вместе с вами. Все потому, что у нас не осталось общих целей, надежд и ценностей. А на что-то ведь надо опираться. Почему бы не опереться на кардинальные меры? Не удивлюсь, если скоро нам покажется привлекательной идея создания концлагерей. Мы перекачиваем ресурсы с оккупированных территорий, а граждан стремимся с детства превращать в одномерные существа с вбитыми в голову стереотипами. Дабы они механически находили свое место в общем строю.

– Ты сравниваешь нас с нацистами?

– Вы умнее. Вы, кстати, использовали их для построения наших секретных ведомств. Отличие в одном: в рейхе был персонифицированный лидер, а наш лидер – национальный капитал. Стремящийся к умножению. А расу арийцев подменил тип патриота-американца. Главное не в стандарте кожи и разреза глаз, а в стандарте мышления. В нем перспектива и смысл. И еще: во внедрении подсознательной идеологии. Она – основа всего.

– Этому я тебя не учил…

– Ты учил меня холодному анализу. – Она, уже одетая, подошла ко мне, нежно, как ребенка поцеловала в щеку. – Закажи мне билет на вечер. Жду сообщений.

– Так все же каков из всего вывод? – подтянувшись на локте, спросил я ее удаляющуюся элегантную спину, затянутую в обливной фиолетовый шелк.

– Мы плывем по течению, – произнесла она, обернувшись и смешливо наморщив носик. – Вырвавшиеся из него тонут сразу, остальные чуть позже.

И – исчезла.

Вот во что превратилась робкая девочка из заснеженной Аляски. Что делать? – ее жизненный опыт – сплошная хина. Мое создание. Мой шедевр. Моя Галатея. Если она в итоге не уничтожит меня, будет на кого опереться.

Я люблю эту терпеливую стерву. Холодно, отстраненно, с подозрением, но люблю. А ожидание от нее ребенка радует меня. Дети от Бога. Хотя от генетической экспертизы при всем своем благородстве и доверчивости я воздерживаться не стану. И Алиса воспримет ее, не надувая губы, это не моя королева Барбара, с кем после такого предложения случился бы удар от праведного возмущения. Трудно жить между двумя полюсами, но мне удается.

Теперь одна из главных задач – убить Пратта. Подходами к ее решению кропотливо занимаются русские отчаянные наймиты и хладнокровные Тони и Кнопп. Что-нибудь, уверен, придумается.

Придумается нечто и в отношении всякого рода кризисов. Алиса рассуждает о них, опираясь на голые умозрения и интуицию, а я-то знаю, что нас ждет в скором будущем. Лопнут многие финансовые пузыри, и содрогнется весь мир. И выплывет несостоятельность нашей колониальной экономики с ее опять-таки колониальными налогами и факт перепроизводства частными лицами, ведающими федеральной системой, нашего доллара. Вот уж будет кризис, так кризис. Впрочем, управляемый нами. И цель его – скупка подешевевших производственных активов по всему миру, недвижимости, банков, списание наших долгов и – учреждение новой мировой валюты. Печатать ее будем опять-таки мы, единственно, для приличия сменим вывеску прежней типографии. Придадим ее названию этакий международно-солидарный окрас. И придумаем основополагающий лозунг: «Финансисты всех стран, объединяйтесь!». Все провалы спишутся на президента, которого сейчас предстоит выбрать в качестве будущего козла отпущения, ибо смысл его правления – перестройка старого государственного здания, а такая задача провальна по сути, ибо все сведется к латанию прорех, неудержимо расползающихся. А чтобы снести старое под фундамент, надо отчетливо представлять новое. Но ничего и сносить не надо. Надо попросту упразднить сегодняшнюю финансовую виртуальность. Содрать красочные рекламы, обнажив суть скрывающихся за ними серых, заплесневевших стен. Мир должен прийти к зачинанию новой экономики, и ничего с этим не поделаешь. Другое дело – кто и с какими активами войдет в ее строительство? Хотя что за вопрос – «кто?»

Трезвонит телефон. Это – изменник Ричард. Покуда благоденствующий. Голос его отдает неслыханной и настораживающей теплотой.