Он быстро разделся и ужом скользнул в холодную рассветную воду. Когда он подплыл к лодке, телефон уже не звонил.
Он просунул руку через борт, нащупал отворот кармана куртки, и тут же под пальцами его завибрировала, рассыпая звонкое бодрое треньканье, искомая трубка.
Бережно держа ее над водой, он вернулся на берег, оделся и, не теряя времени, отправился к машине.
Когда он взялся за ручку ее дверцы, раздался третий звонок. На табло высветилось: «Home». Два предыдущих звонка исходили оттуда же, из дома, на террасе которого уже мелькали какие-то люди.
Записная книжка телефона была заполнена обилием всяческих номеров и адресов.
Глядя на них, Абу сосредоточенно и удовлетворенно кивнул. Затем, опасаясь наличия в телефоне пароля, не стал выключать его, а, бережно завернув в чистую майку, убрал сверток в стальной инструментальный ящик, плотно защелкнув его замки.
Завел движок. Оставаться здесь не имело ни малейшего смысла. Тем более теперь ему было чем заняться. Первым делом предстояло скопировать всю имеющуюся в телефоне информацию, а затем выявить ближайший круг знакомых покойного. В этом ему безусловно помогут грядущие похороны.
Невольно, в какой уже раз, припомнилась давняя встреча с директором и с Диком в номере отеля. Напыщенные господа жизни – ферзь и офицер, и он – непроходная, жертвенная пешка… Только пешка оказалась умнее и проворнее, ибо рука Аллаха оберегла ее, сбросив мановением длани с доски упивающиеся своей мощью фигуры.
И слабый оказался первым, а сильный последним.
МАКСИМ ТРОФИМОВ
– Значит, ты зря обнадеживал Гену, – сказал Жуков, вытаскивая из дорожной сумки квадратную бархатную коробку. – Зарастут его грядки, обветшает сарай… А он так рассчитывал на преемника!
Я отслеживал его движения, как кот перемещения мыши. Этот увалень, чувствовалось, мог выкинуть любой злокозненный трюк, и мне следовало быть начеку. Некоторое время назад, когда его мышцы еще не оплыли жирком, я бы мог получить от него серьезный отпор, но возраст, разбросанный быт и алкоголь сделали свою разрушительную работу: он обрыхлел, стал неповоротлив, и пробивался до основания точным жестким ударом. И сам это, чувствовалось, сознавал.
Ничего особенного, впрочем, не случилось. Я пересчитал диски. Число их сходилось. Сказал, глядя в блеск хитрых глаз на тугой щекастой физиономии веселого и наглого мошенника:
– Там еще были деньги…
– Деньги – в Москве, – заготовленно проговорил тот. – В банке. Прирастают неуклонно падающим долларом. И по понятиям они – мои. Я выполнил свою работу…
– Хорошо, с этим разберемся позже, – сказал я. – Не принимая в счет уголовные доктрины. Я, между прочим, могу привести другие доводы. Тот, кто платит по своим долгам, становится богаче. А жадность – путь к бедности. Учти и другое: мой шеф придерживается отличной от тебя точки зрения, и, если будет настаивать на ней, мы вернемся к данному вопросу.
– Это как?
– У тебя есть родители. Пока мы их не тревожили. Тебе стоит с признательностью оценить такое благородство. Теперь вопрос: как вы сумели ухайдакать «лексус»? И кто в нем был?
– Дела Гены, – скучно ответил он. – Долги, бандиты… Местная тухлая каша. Как сумели? Просто. Противотанковое ружье. Со времен Второй мировой. Ну, фаустпатрон, типа того.
– Суровые вещи мастерили предки…
– Сам удивляюсь. Умели. Вот… Потому мы сюда и намылились. Пересидеть.
– Тогда ройте окопы и минируйтесь.
– Думаешь? Я вот тоже… – Он помедлил. – Слышь, мне надо лично сказать господину Уитни кое-что еще, – произнес после запинки. – Для него это важно. Хотелось бы узнать номер его телефона. Это ведь не секрет?
– Я могу связаться с ним прямо сейчас.
– Сейчас мне не с руки.
Я дал ему номер телефона. В конце концов, это ничем Уитни не грозило. Затем проронил:
– Мне нужны ключи от «Нивы».
– Это зачем?
– Я хочу уехать отсюда на машине с исправным сцеплением.
– Ключи в доме.
– Я знаю, и сейчас мы туда пойдем. Одно неправильное движение, и я сломаю тебе позвоночник.
– Охотно верю. – Юра вышел из бани, ненароком взглянув на часы. Что-то крутилось в его голове, что-то он замышлял… Однако диски были у меня, угрозу над его родственниками я обозначил, а потому теперь нам следовало корректно расстаться, и не более.
Осенняя ночь была студена, черна и свежа. Россыпи созвездий блистали в раскинувшейся над нами бездне. Мелькнул оранжевой истаявшей чертой метеор. Мимолетная погибель после миллиона лет странствий.
– Звезда упала, – сказал я Юрию в напряженную спину. – Загадай желание.
– Это так шутят над теми, кого ведут на расстрел? – откликнулся он.
– Ты останешься жив, – вновь успокоил его я. – Но вот насколько это будет для тебя интересно, другой вопрос.
– Тогда я загадаю, только успей и ты…
Он включил свет на веранде, указал на ключи и техпаспорт, лежавшие на проржавевшей лысине допотопного холодильника, рокочущего своими разболтанными потрохами.
До последней секунды я ожидал от него неведомого подвоха, как, впрочем, и он от меня, но расстались мы мирно, пускай и на пределе взвинченных от предчувствия вероятного отчаянного поединка, нервов.
Я завел «Ниву», Нина уселась рядом, и мы тронулись обратно в Москву. Край неба на горизонте тусклого предрассветного шоссе мутно бледнел, возвещая зачинавшееся зябкое утро. Гаишники храпели в закутанных тяжелым сырым туманом кирпичных будках, и тратиться на взятки нам не пришлось.
– Ты блестяще выполнил задание, и теперь можно почивать на лаврах, – произнесла Нина, бездумно глядя на сереющую дорогу, убегающую под гудящие колеса. – Так какие у нас все-таки планы?
– Мне надо дождаться человека от твоего отца, – ответил я, механически набирая номер телефона Уитни. – Он возьмет диски и произведет со мною расчет. Вопрос: в какой только форме?..
– Отец расплатится, не бойся, – сказала она. – Я его знаю. Кстати, он ни у кого ни разу в жизни не брал в долг, ни цента. Он даже возьмет тебя на работу, если захочешь. Ты пошел бы к нему на работу?
– Вышибалой?
– У тебя тот возраст, когда ты мог бы многому научиться. И пойти вперед.
– Если только ради тебя, – сказал я. – И с твоей помощью.
– Да? – сухо откликнулся на другом конце земли мистер Уитни.
– Я не могу давать тебе никаких гарантий! – воскликнула в этот момент Нина. – И не смей спекулировать нашими отношениями! Они – не на век! Я даже тебя не знаю…
Я отмахнулся от нее. Сказал:
– Мне все удалось. Готов передать материалы.
После густого, задумчивого молчания трубка отозвалась нехотя и неприязненно:
– Что там делает Нина?
Я понял, что мы серьезно прокололись.
– Так получилось, – проронил я.
– Ты понимаешь, что рискуешь моей дочерью? Впрочем, что ты вообще понимаешь… Дай мне ее.
Я молча передал ей трубку. Она уяснила свой промах, скрипнув зубами от досады. Долго и молча выслушивала отца. В итоге сказала ему:
– Ты не все знаешь. Да, хорошо, я вылечу завтра. – И дала отбой.
– Ну, вот видишь, как оно хорошо складывается, – сказал я. – Ты пережила славное приключение, которому подошел счастливый конец.
– Ты вернешься в Америку? – отчужденно и строго спросила она.
– Вообще-то здесь мне привычней… А тебе не понравилась моя страна?
– У вас глупая страна, – сказала она. – Вы не уважаете друг друга. И не уважаете чужую жизнь, потому что не верите в свою собственную. Это я поняла. И еще. Я не хочу жить в государстве, где есть беспризорные дети и животные. Поэтому, если ты желаешь быть со мной, у тебя нет альтернативы.
– А что будет, если потом ты уйдешь от меня?
– Сюда тебе никогда не поздно вернуться. Вопрос в ином: стоит ли мне быть с тобой?
– Аналогично, – горько подытожил я, отстраненно раздумывая, следует ли возвращаться на оставленную нами квартиру. Словно читая мои мысли, Нина произнесла:
– Я оставила дома свой паспорт.
Мною не без уныния припомнилась серая «Волга». Вероятно, ее сменила иная машина, но квартира, рупь за сто, находилась под наблюдением.
– Ты готова рискнуть? – спросил я.
– Если ты научишь меня.
– Это – проще простого. Набираешь любое сообщение на телефоне и держишь палец на кнопке. Если что – нажимаешь ее, и я прихожу на помощь. Перед квартирой – половичок. Подними его. Я положил под него печенье. Если оно растрескано, в квартиру не входи, а сразу же возвращайся. – Я говорил, с каждым словом сознавая, что подобный план никуда не годится, ибо грозил для Нины внезапными опасностями, отчего-то предощущаемыми мной. А рисковать ее благополучием я не собирался. Тем более, свой домашний телефон я сразу же по прибытии в Москву продиктовал изменнику Ричарду. Вычислить мой адрес было минутной забавой. – Сделаем иначе, – сказал я. – Туда иду я. Если не возвращаюсь, ты едешь в отель. Позвонишь отцу. И передашь ему диски. Попасть в чужие руки они не должны.
Подъехав поближе к дому, я оставил машину в соседнем дворе. Положив в пакет монтировку и буксировочный трос, прошел, прикрывая лицо воротником куртки, к дальнему подъезду, из которого, на мою удачу, вышел ранний жилец, торопящийся на работу.
Поднявшись на лифте на последний этаж, взобрался по лестнице на чердак. Монтировка не понадобилась: замков на люке, ведущем на крышу, не было. Укрепив трос на балке под чердачным окном, я соскользнул по мокрой жести к краю, и, выбирая трос, осторожно спустился на свой балкон седьмого этажа. Троса хватило с запасом в лишний метр.
Балконную дверь я оставил приоткрытой. Осторожно заглянул через нее в комнату.
Взору моему предстала забавная картина: на полу лежал человек со связанными за спиной кистями рук. Виднелся его напряженный затылок и залитая багровым румянцем натуги атлетическая шея. Перед ним на стуле сидел другой человек, в котором я узнал хозяина квартиры Толю Акимова, ныне, как следовало из милицейских пояснений, находящегося в бегах. Толя пил сок, купленный мною накануне, и о чем-то негромко спрашивал человека, сопровождая свои вопросы тычками ему в физиономию подошвой ботинка.