Может, он спустился за завтраком? Внесет сейчас поднос, такой гордый и счастливый, и глаза будут сиять, как ночью, а губы будут улыбаться. А после завтрака можно поговорить, решить, что дальше. Чего он опасался, не решаясь подойти? Так и не решившись признаться? Нужно объяснить, что он зря боялся, что я уже простила его, совсем все простила, как иначе? Он же должен понять? Ведь он наверняка испытывает похожие всепоглощающие радость и любовь. Ничто другое не важно, когда в груди горит этот огонь.
Правда, ночью он ничего такого не сказал, но это же ничего не значит? Не все так запросто могут открыть душу, вывернуть наизнанку самое сокровенное, даже если перед тобой суженая. Некоторым выдавить признание в любви сложнее, чем отрезать себе язык.
Да, платье действительно помялось, без колдовства не обойтись. Интересно, Волин обладает бытовым колдовством? Сможет ли он разгладить мятую ткань, чтобы никто на меня не пялился по возвращении в АТМа? Если не сможет, стоит выйти прямо сейчас, пока на улице пусто и никто не попадется навстречу.
Пока наденем как есть, не голой же ходить.
Но где же он?
Я нашла расческу в ящике узкого столика, вроде чистую. Расчесалась, как смогла, заплела волосы в косу и исходила комнату вдоль и поперек сто раз подряд.
Нельзя же заказывать завтрак так долго? Придется испортить сюрприз, но нужно спешить. В коридоре никого. Собственные шаги – как громовые раскаты. Так тихо, будто остальные комнаты пустые. Надеюсь, постояльцев там нет, потому что стены тонкие и ночью они услышали бы по нашей милости много чего интересного.
На улице было зябко, даже холодно, изо рта шел пар. Узкий проход вдоль забора вел ко входу в таверну. Но… вход закрыт, заперт на замок. И кухня закрыта, ставни задвинуты, аромата готовящейся еды нет. Там пусто, так что за завтраком он пойти не мог. А вокруг только жилые дома, все тихо, все спят.
Может, ему понадобилось уйти? Я же не знаю ничего о его жизни, о его обязанностях. Со временем узнаю, конечно, но прямо сейчас придется идти в общежитие и ждать объяснений.
Жаль, что он меня не разбудил, когда уходил. Пожалел? Я так сладко спала… Хотя я всю жизнь свою неплохо сплю, и лучше бы вместо сна лишний раз его поцеловала и обняла.
Ну ладно, это еще впереди.
По дороге мне встретились только три бездомные собаки и два толстых дядьки, судя по всему булочники, которые, то и дело зевая, шли к пекарне.
У ворот АТМа ходил охранник, который оглядел мое платье так красноречиво, что я невольно покраснела. Наверное, Волин потому меня и не взял с собой, чтобы лишний раз не позорить. И это ему тоже нужно будет объяснить: мне все равно, что подумают охранник и все остальные. Я просто хочу быть с ним рядом, так часто, как это возможно, каждую секунду.
В общежитии меня поджидала Белка. Ну, судя по тому, что стоило войти в комнату, как она тут же прибежала, грозно пыхтя, и с ходу перешла в наступление:
– Боже, Катя! Как я испугалась вчера, когда ты пропала! Я собиралась уже сейчас к сыскарям идти, тебя искать. Где ты была?
– Со мной все в порядке!
Она подозрительно покосилась на меня. А мне было так хорошо, так хотелось поделиться своим счастьем, чтобы она поняла, как бывает счастлива девушка, чья любовь взаимна, что я просто улыбалась, плавая в мечтах.
Она поджала губы и покачала головой. Потом молча ринулась к двери.
– Белка, подожди!
– Нет, не сейчас. По лицу вижу, где ты была, и очень злюсь оттого, что не подумала – а как твои подруги? А не будут ли переживать? Не подумают ли, что ты по незнанию куда-то влипла и тебя нужно спасать? Не в опасности ли ты? А не будут ли они всю ночь сидеть и вздрагивать от каждого звука: вдруг это ты идешь? Пока не хочу с тобой говорить!
Ну вот, а я хотела ей все рассказать.
Хотя, может, лучше будет потом рассказать или еще лучше – показать? Пройтись с ним по АТМа под руку – и чтобы все увидели, какие мы счастливые! Эх, надо полежать, чего стоять столбом посреди комнаты. В коридоре шумят девчонки, собираются на занятия. А я прогуляю! Имею право я разок прогулять? Счастья слишком много, оно теснится в груди и не даст ни на что отвлекаться.
Тем более Волин придет, скорее всего, сюда, где еще меня искать? Жаль, мы не успели договориться о времени встречи. Пока же у меня есть плащ!
Закутавшись в него, я закрыла глаза и заснула. Видимо, не выспалась ночью. Просто вырубилась – и все. И проснулась так же – просто открыла глаза. В коридоре тихо, понятное дело, все давно разошлись по аудиториям, ведь солнце стоит так высоко…
А где Волин?
Тело действовало автоматически. Ноги вскочили, руки бросились снимать платье, мятое уже дважды. Нужно переодеться и пойти к нему, потому что я устала ждать! Это даже начинает раздражать. Почему он не просто ушел, а еще и задерживается? Нужно объяснить, что для меня это важно! Важно постоянно быть рядом, особенно сейчас, когда мы друг друга только нашли!
Боже… а с ним все в порядке? Его могло задержать только какое-нибудь несчастье. Нет-нет, не буду думать о плохом. После вчерашнего обретения суженого последнее дело портить первую встречу мыслями о плохом.
Одевшись в форму, я вышла на улицу. Куда идти? На занятия? Вряд ли он мог отправиться на занятия. Не сегодня, после произошедшего ночью. Конечно, идти нужно в общагу, где живут Первые сыновья! Правда, расположения комнат я не знаю, но спрошу у кого-нибудь внутри. Должен же там хоть кто-то живой найтись? Наверное, мой любимый спит. Вырубился, как я, поэтому задерживается.
Как только я зашла в парк, навстречу хлынул поток студентов. Видимо, утренние лекции закончились и наступило время обедать. Значит, уже гораздо позже, чем я думала, почти середина дня.
Я посторонилась, чтобы голодные студенты, похожие в массе на стадо обезумевших буйволов, не стерли меня с лица земли. Надо переждать немного и продолжить путь. Белку, может, поискать?
Нет, сейчас времени нет, даже если она остыла и готова для разговора, что маловероятно, с ее-то характером. Лельку, кстати, я тоже еще не видела, но надеюсь, Белка ей сообщила, что со мной все в порядке.
О, Лад идет! Такой же мрачный, как накануне, и в гордом одиночестве. Гурьян бредет за ним с Коркой, которая снова вырядилась в красный.
А это… Моя голова дернулась. Я действительно это вижу, без шуток?
За ними шел Волин, держа за руку свою Наяду, причем с таким видом, будто нынешний день ничем не отличается от вчерашнего. Будто вообще ничего не изменилось.
Может…
Нет, я не хочу придумывать объяснений такому поведению, хватит гадать! Пойду и спрошу.
– Ой, извините!
– Смотри, куда прешь.
А я и забыла, что кроме Волина вокруг толпа студентов. Пока извинилась перед всеми, с кем столкнулась, ринувшись к суженому, упустила цель – Первые сыновья растворились в толпе, будто их и не было.
Ерунда, они же в общежитие пошли, на обед? Куда еще? И я пойду! Но толпу все же пропущу, да и нога болит, этот кабан Назар наступил – мало не покажется. Надеюсь, хоть кости не сплющил!
Когда студенты рассосались, я направилась к мужскому общежитию, твердо намереваясь расставить все точки над i, но не дошла, потому что недалеко от места, когда тропинка уже собиралась вывести на открытое место, меня дернули за руку вбок, в кусты, набухающие почками.
Волин стоял напротив. Он тут же отпустил мой рукав и отпрянул. Как чужой.
Такой свежий и бодрый… И глаза снова как зеркало, хотя мог бы понять – передо мной притворяться бесполезно, я ведь все знаю. Он был рядом всю ночь, после такого начинаешь видеть человека иначе, словно он двухсторонний. Хотя, признаться, некоторые воспоминания навевают неловкость и краску на щеки. Я ведь вчера… Мы с ним вчера…
– Ты что тут делаешь? – спросил он.
– Я? Тебя ищу. Ты куда исчез?
– Я никуда не исчезал, все как всегда.
В груди змейкой закралось подозрение. Как-то странно это все.
– Как всегда?
– Ты зачем меня преследуешь?
– Что?
Голос запнулся.
– Не нужно, чтобы тебя видели. Чтобы видели, как ты за мной ходишь. Подумают еще чего.
Змея разбухла до размера полноценного такого удава, так что с трудом помещалась внутри. Он мешал дышать, душил, создавал перед глазами красные пятна.
– Что ты имеешь в виду, Волин? Говори как есть.
Он резко пожал плечами.
– Я и говорю. Не преследуй меня, заметят еще. Слухи пойдут.
Нет, хватит, так я никогда не пойму!
– Да какие слухи? О нас? Так мы же с тобой…
– Тихо, – ласково прервал он.
Язык послушно замер, запер во рту все остальные слова.
– Катя, ты, видимо, не поняла? Нам нельзя признаваться в том, что произошло. Нельзя, чтобы все узнали о нас, о том, что ты моя суженая.
– Почему?
– Я о тебе волнуюсь, пойми. Тебе будет неуютно жить среди нас, если все узнают. Одной, без рода, без колдовства, да и работу трудно будет найти, если слухи разойдутся. Радетель с подачи князя будет содержать тебя, только пока АТМа не окончишь и к делу не пристроишься. Тебе тут жить, не надо портить себе будущее.
Я мотнула головой, слишком много гула.
– Я не понимаю. А ты…
– А я буду далеко и помочь не всегда смогу. На мне будут клан, жена, ответственность.
– Жена?…
Он резко нахмурился.
– Ты же не думала, что вчерашняя ночь что-то меняет? У меня есть обязательства. После АТМа я женюсь на Наяде, ее клан станет побратимом нашему, оба мы станем сильней.
На ногах помогла удержаться только гордость. Вернее, остатки гордости, единственное, что осталось в душе, по которой вдруг как смерч пронесся, вырывая и унося вдаль милый домик и сад за ним, детей на лужайке и веревочные качели на берегу, на которых я взлетала вперед, к своему суженому. Это все оказалось простым картонным макетом, фальшиво раскрашенным, который непоправимо смялся от одного удара жестким мужским кулаком.
– Надеюсь, ты не думала, что я на тебе женюсь. Я – Первый сын. А ты хоть и иномирянка, и очень симпатичная, но больше ничего…