Юлик как раз закончил личностный опрос и теперь сидел бледноватый и смущенный – узнал, кем прежде был лесник.
Дальше моя очередь.
– Что происходит с лесом?
– Он болеет и умирает, – лесник обернулся ко мне всем телом. Его глаза неожиданно были полны грусти. Из-за леса? У Волина? Из-за каких-то деревьев?!
Пришлось трусливо отводить взгляд и напоминать, что я отношусь к нему как к совершеннейшему незнакомцу. Не знаю и знать не хочу, что ему дорого, что нет.
– Почему, по-твоему, это происходит?
– Мы не знаем. Пытались выяснить своими силами, но наши возможности ограниченны.
И легкая ухмылка в конце. Без колдовской силы действительно мало что узнаешь. На это намекает?
– Как далеко от деревни больной лес?
– За два световых дня можно добраться. Я живу примерно на середине пути между Хвощами и тем участком.
– Карта есть?
Волин молча достал из кармана куртки плотную карту, развернул, разложил на столе. Потом с ожиданием посмотрел на меня. Подумал, увидев, что я не двигаюсь с места, отошел в сторону.
Так, что у нас на карте?
Вот Хвощи, в одну сторону от которых переплетение дорог и полей. В другую – леса, вплоть до скалистого берега Северного моря. Чуть правее – черные жирные точки приисков, тех, где обосновались отщепенцы.
– Это что за крестик?
– Мой дом.
Прямо посреди чащи. Далековато забрался и от Хвощей, и от приисков. Только вот…
– А это что?
– Заимка.
– Как называется?
– Да никак, – лесник пожал плечами. – Там всего четыре хозяйства. На карте она только потому, что я нанес. В официальной версии там никто не живет.
– Прямо в лесу? Чем они живут?
– Сбором трав, грибов и ягод. Промыслом зверя.
– Под твоим присмотром?
– Под моим, – очень мягко согласился он.
Нервы прямо ощетинились. Лучше уж грубость.
– До тебя они там жили?
– Да. Они жили, когда я пришел.
Нет, пустая нить, раз раньше жили. Эх, было бы гораздо проще, если бы сыскарям позволялось узнавать все о ком угодно. Теоретически это возможно, но фактически запрещено. И запрет весьма серьезный. Просматривать подноготную дозволяется, только когда есть веские основания подозревать кого-то в преступлении. Или потерпевших с их согласия. Я не могу сейчас просеивать колдовством Волина, иначе последствия будут весьма плачевными. Для меня. Уволят, причем без пособия. И это уже не упоминая момент о силе, которая вполне может узнать хозяина и захотеть к нему вернуться. Я не сталкивалась с таким конфликтом никогда, и быть опытным образцом желанием не горю.
– Как по-твоему, что происходит?
Волин опустил взгляд к самому полу и задумался.
– Не знаю. Честно, я не знаю. Раньше… может, я и смог бы выяснить, но сейчас я просто не знаю, где искать. Поэтому и нужен сыскарь с силой.
– Понятно. Ну что же, спасибо за помощь.
– Я буду в своей комнате. Номер одиннадцать.
Лесник ушел, Юлика я отправила выполнять поручения, а мне нужно подумать. О деле, конечно, но вот интересно… а какой видят со стороны меня? Посмотри я на себя взглядом сыскаря?
Молодая женщина с приятными внешними данными и холодным лицом человека, повидавшего слишком много. Она пугает. В смысле мужчин она отпугивает, на улице к ней точно не подойдешь знакомиться.
Она думает только о работе, хотя и о себе думать не забывает. Но, в общем, не из тех, с кем уютно быть рядом. Не из тех, кто пойдет на легкую интрижку, а разгадывать, что у нее за душой, слишком сложно. Да и долго – жаль времени.
Да… как от меня еще Федор не сбежал…
Ладно, к делу. У нас в наличии два факта – шантажист и гниющий по непонятной причине лес. По сути, моя задача найти шантажиста, про лес указаний не было. Но местные уверены, что я приехала спасать лес. Конфликт интересов налицо. Ладно, будем действовать по обстоятельствам. Интуиция подсказывает, что стоит начать с леса. Шантажист никуда не денется, он же денег ждет, будет как миленький ровно сидеть на попе. Но шантажиста проще найти. Начнем с того, что ближе.
В таверне нашлось множество желающих рассказать мне подробности о ведуньях. Их, пытающихся вылечить лес, было две. Одна приезжая, шибко опытная, однако ничего не нашла, а вторая попроще, но зато местная, всегда под рукой. С местной и начнем.
Извозчик наш отдыхает, но поселение небольшое, я пошла пешком. Идти чуть больше часа, заодно прогулялась и осмотрелась. Попросила первого встречного мальчишку проводить, тот с радостью согласился, да еще сообщил по дороге на всякий случай, что это не он своровал ягоды из корзины у таверны, когда их грузили на кухню. Конечно, не он, я и не сомневалась!
Ведунья жила, как водится, на отшибе. Хозяйства как такового у нее не было, ведуньи не держат животных и выращивают только травы.
Эх, сюда бы Белку. Вот кто может все, что должна уметь ведунья, и что угодно на белый свет вытащит. А местная… кто его знает, где и чему училась. Может, проблем с лесом на самом деле никаких, просто обе ведуньи или ленивые, или безграмотные попались, поэтому и разобраться не смогли.
– Хозяйка дома?
Забор крепкий, двор ухоженный. Куры ходят, собаки нет. Из открытой двери вышла женщина, наверное, моего возраста, но такая дородная, что казалась старше.
– Да?
– Добрый день. Я госпожа Катерина – сыскарь из Гораславля, прибыла по делу гниения леса. Мы можем поговорить?
Размеренность ведуньи тут же испарилась, она засуетилась, заметалась, не зная, куда бросаться. Да, не Белка, это точно – та глянула бы свысока, мол, так и быть, соизволю помочь.
– Конечно, проходите в дом.
Весь разговор занял от силы десять минут. Его я обдумала по дороге домой. Ведунья клялась и божилась, что никогда ничего подобного не видела. Бывает, что деревьям не хватает влаги – тогда они сохнут, или местность заболотилась – тогда можно объяснить гниение, но ничего такого в лесу нет, баланс не нарушен. Бывает, земля испортилась – тоже не то. Об остальном она не знает, хотя ведунья хорошая. Она описала, что и как проверяла, я не знаток, но сомнения в ее знаниях отпали. А если поговаривают, что вторая еще лучше… Значит, дело действительно нечистое. Может, без сыскного чутья и не раскроется.
Что же это может быть? Из прошлого мира пришло на ум такое хорошее слово – вирус. Но здесь его не знают, все списывают на колдовство. Я пыталась раньше ввести в обиход сыскарей понятия «вирусы» и «остаточный фон»… без толку. Не смогла объяснить, что это такое, да и слушать никто особо не хотел. Грамадий разве что, но это потому, что он добрый и отказа ни в чем дать не может.
Ладно, к чему все это? А к тому, что могла действительно появиться, развиться болезнь какая-то, и узнать можно только колдовством. А я привыкла доверять науке и до сих пор считаю колдовство чем-то сказочным. И каждый раз, когда речь заходит о серьезном деле, пытаюсь вначале вспомнить, как это решается по науке – и только потом возвращаюсь к тому, что имею – к колдовству. Говорят, за то меня и ценят – я могу узнать то, до чего другие не додумаются, просто потому что могу предположить необычный способ идти по следу.
Вот и таверна. Интересно, Юлик вернулся? Исполнительный мой. Поднимемся с черного хода. Проход туда между забором и конюшней. И навес с сеном сбоку. Там, под навесом, сидит спиной ко мне лесник.
– …а там и домой попадем.
Я невольно пошла тише, приближаясь. Волин сидел на корточках и чесал собаку – коричневую, похожую на спаниеля с шоколадной шерстью, только лапы длинные. У собаки были драные шрамы на спине, как будто кто-то полоснул когтями, и половина одного уха отсутствовала.
– Хорошо тебе? Нет? Наверное, хочешь обратно? В лес, на свободу, а не тут на цепи сидеть? Ты уж прости, в городе народ пугливый, они же не знают, какая ты добрая собака. Самая добрая на всем белом свете.
Я замерла.
Он разговаривал с собакой, руки зарывались в шерсть, собачьи глаза закатывались от удовольствия, а хвост так и ходил во все стороны.
Вдруг Волин замер. Медленно обернулся и, убрав руки от собаки, встал. И словно солнце собой закрыл.
– Госпожа.
Не вопрос и не приглашение к беседе. Констатация факта, что я тут стою. Я…
Вовремя закрыла рот. Мне не давала покоя одна мысль: он помнит меня? Он помнит меня, конечно же, но что он теперь думает обо мне? Я ему нравлюсь? Испытывает ли он ко мне что-нибудь? Хочу, чтобы он слюной захлебывался при виде меня и каждый раз думал, что потерял. Чтобы локти себе кусал!
Но этот серый зеркальный взгляд… Еще тогда я не могла сквозь него пробиться, теперь и подавно. Не заглянешь к нему в голову, не узнаешь, что в ней.
– Как мне тебя называть? – Невозможно сказать то, что на самом деле хочется. Раздражение вылилось в колкость: – Я не могу называть тебя по имени.
Он медленно кивнул:
– Называй просто Безродный. Или лесник. Так все зовут, госпожа.
– А ты не говори «госпожа», это раздражает. Называй меня по имени.
По серебряному зеркалу словно рябь прошла.
– Я тоже не могу, – негромко признался он.
Надо же, смотрю на него снизу вверх задрав голову, а кажется, заглядываю куда-то глубоко.
– Ну, раз не можешь, сам придумай как! Только не «сыскарь» и не «госпожа»!
Не ожидая ответа, я развернулась и ушла.
В комнате уселась в цветастое кресло у окна. Итак, что это было только что? Что меня взбесило? Неужели та нежность, с которой он чесал и гладил собаку? Меня когда-то в расход пустил, а собаку зато любит. Неужто я в самом деле могу расстроиться из-за такого? Да мне срочно лечиться надо!
Вскоре явился запыхавшийся Юлик. Письмо отправил, принес кое-что новенькое, но по мелочи, главное – приглашение к ужину от старосты. Это вовремя, дело уже к вечеру, а я не обедала.
Итак, хочешь, нет, а придется топать к этому лесу самой и проверять, что же там происходит. Бывали на моей памяти случаи, когда из мухи раздували слона. Вначале это разочаровывало, а сейчас я, наоборот, каждый раз думаю, господи, хоть бы ничего серьезного! Лучше пусть трата времени, чем что-то плохое.