Так, вернемся к делам, этот способ не скатываться в глупые мысли оптимален.
– Ладно, лесник, расскажи, что ты думаешь? Что с лесом твоим происходит на самом деле?
Он довольно долго подбирал слова. Осторожно заговорил:
– Не похоже на болезнь. То есть болезнь, которая вдруг может появиться из ниоткуда. Я думаю, это дело рук человека.
– Колдуна?
– Да, скорее всего.
– Некий колдун напустил порчу на лес и убивает его, причем болезнь идет, как круги по воде, все дальше и дальше? Зачем?
– Этого я не знаю.
– Ты когда-нибудь слыхал о чем-то подобном?
– Нет, ни разу. Поверь мне, колдунья, меньше всего мне хотелось кого-нибудь в это дело вмешивать. Но мне не узнать самому, а ждать нельзя – лес гибнет.
– Что с твоей собакой? Кто ее подрал?
Если он и удивился резкой смене темы, то виду не подал.
– Ее лисы чуть не задрали, когда она щенком была. Не знаю, как она ко мне доползла, видимо, в лесу кто-то бросил. С тех пор у меня и прижилась.
Да уж, история как из учебника: «проникнись моментом и пожалей этого доброго человека». Чего он добивается, интересно?
– Сколько бы ты ни делал вид, будто изменился, я в это не поверю. Местных ты, может, и сможешь обдурить, но не меня.
Он не оглянулся, голову разве что ниже опустил.
– Пусть так и будет, колдунья, как ты сказала.
Не такого ответа я ждала. Хотя какого? Что он ощерится гнилыми зубами и проскрежещет – да, я притворяюсь, а на самом деле режу и жру людей в своей сторожке? Зубы у него не гнилые, и людей он явно не ест. Я спрашивала у старосты. Единственный, кто пропал за последние четыре года, – мужчина, да и тот, скорее всего, просто сбежал от беременной подруги.
Боже, боже, о чем ты вообще думаешь?
Как там Федор, к примеру, не задумывалась? Всем ли рассказал о предстоящей свадьбе? Ждет ли меня обратно?
Ждет, как же иначе. Чего об этом лишний раз думать?
Ладно, так что может быть с лесом? Никогда раньше я не сталкивалась с подобным происшествием. Воровство, убийство, изнасилование, телесные повреждения, разбойники и мошеннические заговоры – пожалуйста, там сразу понятно, кому выгодно, отсюда и преступника ищут. Но кому выгодна гибель леса? Да еще учитывая последствия, которые описал лесник?
Случайность? Умысел? Логика отказывает, тут только колдовством можно нанести лесу такой вред. Не могу представить, хотя раньше пыталась, что какой-нибудь алхимик смешает в пробирке и выпустит на волю страшный вирус. На Эруме такое развитие событий невозможно.
Так день и прошел. Насмотрелась я на цветочки и веточки так, что подташнивало от зелени.
Солнце только-только начало скатываться за горизонт, как, к счастью, показалось человеческое жилье. Я насчитала пять домиков, перед ними – огороженные поля. Действительно, самая настоящая лесная заимка. Ачи вырвалась и с лаем понеслась вперед, ей навстречу выскочили местные собаки, и гомон начался такой, что уши глохли от эха.
Из самого большого дома вышла женщина в переднике и белой косынке, за ней выскочило несколько разновозрастных детей.
– Мы как раз ужинаем. Добро пожаловать к столу, – сказала она Волину, когда мы подошли. – И вас прошу, госпожа, – это уже мне.
Лесника они определенно знали и относились к нему с уважением. Мы быстро умылись и сели за стол.
Всего за общим столом было четверо мужчин, один старик, две старухи, три женщины и человек десять детей. Одна взрослая девушка, которая пристально смотрела на Волина и мило краснела. Правда, иногда она смотрела на меня, потому что я сидела рядом с ним, и ее милое смущение превращалось в неприязнь. Мне, конечно, без разницы, даже забавно – неужели она думает испугать сыскаря злобными ужимками?
После ужина все разговорились и, конечно, узнали, кто я такая и куда мы направляемся.
– Ах, как хорошо! – наперебой твердили женщины. – Как хорошо! Это просто ужасно! Мы каждый день думаем, что дальше будет, куда бежать, когда гниль ближе подберется. Сами увидите, жуть берет, как на него взглянешь! Спасибо вам, госпожа, что вы помогаете.
Терпеть не могу, когда меня благодарят. Даже не знаю почему, но на дух не переношу. Это моя работа! Все равно что солнце благодарить за то, что оно светит. Никто же не выскакивает поутру и не бухается головой в землю перед светилом за то, что оно светит? А передо мной почему тогда?
– Пока не за что.
Девчонка вздернула нос, типа она к благодарности остальных присоединяться не собирается!
– Пустите переночевать? – тем временем спросил Волин.
– Конечно, что за вопрос! Вы желанные гости! И еды соберем! Где вам еще по пути готовить!
Женщины засуетились, обговаривая, кто чем займется дальше, потом отвели меня в крайнюю хижину, крыльцо которой выходило к лесу. Она была самой маленькой, я так понимаю, гостевой. К домику почему-то были пристроены огромные темные сени, забитые всяким хламом.
– Сюда, госпожа, осторожно проходите. У нас мало места под крышей, пользуемся всем свободным.
Волин остался курить с мужчинами, но мне лично было наплевать. Главное, что постелили нам разные кровати, их в домике было три. Принесли воды, пожелали спокойной ночи и ушли, не решаясь навязываться с разговорами. Да и я думаю, вряд ли они что-то новое знают, чего лесник еще не рассказал, так что спать, спать.
Проснулась я рывком среди ночи оттого, что где-то что-то загрохотало.
А, в сенях что-то упало. Видимо, лесник выходил. Да, вторая кровать разворошена, значит, спал – и задел что-то в темноте. И куда он посреди ночи рванул, интересно? Может, что-то случилось? Пришлось вставать, не могу делать вид, будто ничего не произошло. Я должна выяснить.
В окно был виден самый край крыльца, но тонкую девичью фигуру я сразу разглядела. Еще бы, светится в своей белой ночной рубашке до пят на фоне темноты, как мотылек. Пришла, значит. Неужели к нему? Посреди ночи? Я бы на месте матери ее точно выпорола! Или… кто их знает, людей, может, наоборот, хочет свести? Лесник у них человек не последний, одинокий, да и других кавалеров на горизонте не видать.
Сердце колотилось, хотя вроде понятно, что ничего страшного не произошло. Ни нападения, ни неприятностей, никто не желает меня убить или обворовать. Чего волноваться? Но оно колотится как сумасшедшее.
И о чем они там говорят?
Ноги сами понесли меня в сени, потому что через окно не слышно. Темнота, конечно, густая, словно кисель, но у меня ведь есть и колдовское зрение, так что прошла я мимо всех опасных нагромождений совершенно спокойно. Дверь была приоткрыта, и дальше опасно – могут услышать.
Они сидели на крыльце. Девчонка цеплялась за его локоть руками, а лесник сложил руки на колени, смотрел вперед и не реагировал.
– Почему ты от меня отказываешься? – шептала девушка. – Пожалуйста. Пожалуйста, посмотри на меня.
– Не нужно, Травка, – его голос походил на глухой гул. – Не ходи ко мне больше. Ты молодая, красивая, на тебя столько парней из Хвощей заглядывается – выбирай не хочу. Вот и выбери себе кого помоложе.
– Ты же не старик! Всего-то на несколько лет старше!
– А мне иногда кажется, что я старик. Не телом, а душой. Все уже позади осталось, будто сто раз уже все пережил и забыл. Так что не нужно, Травка, нет у нас с тобой общего впереди. Нет – и не будет. Другого себе ищи.
– Но мне дорог ты! Другой мне не нужен!
– Мое сердце давно сожжено и по ветру развеяно. Не могу я тебя полюбить. Не могу, понимаешь?
– Не можешь – тогда просто будь моим. Я буду тебя любить! Слышишь? За двоих! – жарко потянулась к нему Травка.
От такого жара я отшатнулась, больно ударившись затылком о висящую в сенях колотушку. Надо же… времени даром не теряет, на молоденьких зарится.
– Уходи, Травка. – Волин встал, стряхнул девичью руку, но к ней даже не обернулся, так и смотрел в лесную темноту. – Не могу я тебя любить. И просто так с тобой быть не могу. Портить тебе жизнь не хочу. Я достаточно в своей жизни испортил. Такого напортил, что никогда не исправить, но больше не хочу ничего. Иди домой и больше не приходи.
– Я некрасивая? Я тебе не нравлюсь? В этом дело, да?
– Да что ж такое-то! Ты очень красива, Травка, но ты не моя. Моей нет, ее как будто нет…
Травка тоже вскочила и зло зашептала дальше:
– Я у ведуньи была! Она сказала, твое сердце мертво из-за какой-то женщины. Из-за какой-то дряни! Я вылечу тебя, успокою, я заставлю тебя снова чувствовать!
– Ох, не начинай снова! – простонал Волин, неуклюже качая тяжелой головой. – Разве не сказала тебе твоя ведунья, что ничего не поделать с моим сердцем? Что оно навсегда таким сухим останется? И это моя вина, мне ее и нести. Уходи, Травка, хватит.
– Но я…
– Ты как маленький ребенок – хочу, и все! Только вырастая понимаешь, что хотеть можно как угодно горячо, да только без толку. Иди домой, пока мать твоя не проснулась. Иначе мне придется рассказать, что ты себе в голову вбила. Пусть тебя подальше от меня держит, хоть под замок сажает!
– Как? Ты не посмеешь!
– Еще как посмею! Иди домой, богом прошу, иди!
Сопя, девчонка демонстративно отправилась восвояси.
Ну и мы не будем ждать, пока лесник войдет в дом и поймает меня на горячем за подслушиванием чужих личных бесед. Да и холодновато как-то.
Моя кровать успела остыть. А недавно мне было очень тепло и уютно… В ту ночь, когда я спала у лесника. Вернее, с ним в обнимку. Вот он идет – тихо, чтобы не разбудить, забирается в кровать и замирает, вытянувшись на спине, смотря в потолок.
Что может быть проще – встать, дойти до него, пошатываясь, сделав вид, будто сплю, и снова почувствовать себя защищенной, окутанной теплотой и каким-то призрачным счастьем? Что может быть проще?
Но я не могу.
– Ты не спишь, колдунья? – как гром прогрохотал его вопрос.
– Нет. Боюсь, вдруг ты меня по старой памяти прирезать решишь.
Да, не самый удачный ответ. А нечего лезть к человеку посреди ночи! Может, бессонница у меня? Не сплю, и ладно, какое ему дело?!