Он сердито заворочался, отвернулся к стене – массивное плечо попало в лунный свет. И сказал:
– Разберись уже, колдунья, доверяешь ты мне или нет!
Нет, конечно, но лучше промолчать. Он почему-то очень зол, по голосу слышно. Сколько дней поблизости, а так сильно ни разу не злился. Может, хочет в гости Травку, а тут я место занимаю?
В этот раз засыпала я долго.
И снова – чуть рассвет, как мы уже топали в лес, невыспавшиеся и раздраженные. Лесник хмурился и делал вид, будто меня не видит, хотя то и дело проверял, чтобы не отстала. Проследил опять же с утра, чтобы я плотно позавтракала. И кажется, бороду свою слегка обкорнал.
В обед, правда, спать не дал, но это потому что всего «пару часов до его дома», а там уже можно как следует отдохнуть на более удобной плоскости.
Чем ближе мы подходили к дому лесника, тем глуше становился лес. Огромные деревья росли свободно, как колонны, теряющиеся в вышине, и казалось, мы в природном храме. Старая, темная кора каждого ствола была испещрена глубокими трещинами, благодаря чему казалась покрытой чешуей. Очень красиво.
Низкий кустарник то и дело перерастал в непролазные колючие заросли. Дорогой наслаждалась, похоже, одна Ачи, чья шерсть с ног до головы была усыпана прилипающими семенами и цепкой травой.
Она и заметила что-то не то. Побежала с лаем вбок и стала кружить под одним из деревьев. Лесник покосился на меня и вроде даже рот открыл, да закрыл обратно. Оно и понятно – указывать сыскарю, куда ему идти следует, а куда нет, себе дороже. Травке безумной, может, он и указ, а не мне точно.
Однако лесник подоспел быстрей меня и опустился на колени перед деревом, утопая в слое сухой хвои. Какой-то звук… и шевелится что-то. Да это же животное! Лиса? Местная лиса то есть, раза в три больше лис моего мира, и пасть у нее зубами утыкана так, что они как из подушечки для иголок в разные стороны торчат. И как лесник не боится к ней руки протягивать? Если цапнет, это как крючки под кожу вопьются, вырвать можно только с мясом.
– Тихо, глупая…
Черт, не могу прямо его голос слышать, когда он такой… Приходится крепко жмуриться и мысленно трясти головой.
– Что с ней?
– Не кричи, напугаешь.
Ладно, он прав, помощник мне нужен с руками, а не с обмотанными бинтами культями, поэтому молчу.
– Что случилось? Что с тобой произошло? – разговаривал лесник с лисой. – Где больно? Дай-ка я тебя осмотрю. Ничего, если поверну на бок? Я осторожно, обещаю. Вот так новость. Да ты же у нас будущая мать!
Да? Я сунула голову над его плечом. И правда, живот лисы раздут, хотя я бы внимания не обратила. Она при виде меня тут же жалобно заскулила, но даже голову не подняла, только черным глазом зыркала. Видать, и правда плохо ей.
– Видимо, ты голодная и хочешь пить, – сообщил зверюшке лесник. – Сейчас мы этому делу поможем.
Он напоил лису из плошки Ачи, а потом накормил собачьей едой. Ачи прыгала вокруг и обиженно лаяла: мол, чего мое разбазариваете?
– Видишь? – спросил лесник, когда после всего подошел ко мне. Лиса затихла, но на лапы так и не поднялась, закрыла глаза и будто бы заснула. – Судя по всему, из мертвого леса она пришла. Если животное там слишком долго пробудет – погибает. Как будто силу жизненную теряет. Поэтому туда опасно одной ходить, вовремя не выберешься – затянет.
– Я посмотрю колдовским зрением.
Лесник молча отошел, а я закрыла глаза и призвала Ветерок. Где ты летаешь? Опять развлекаешься? Помогай.
Сила примчалась, окутывая в кокон, так и лучащийся энергией. Видела ли она неподалеку хозяина? Узнала ли его?
Но не будем нарываться на неприятности и спрашивать. Посмотри-ка лучше, Ветерок, что не так с этой милой лисичкой?
Шелест, треск энергии – и сделала круг Ветерок вокруг поляны.
С лисичкой? С какой лисичкой?
Так. Если мысленно взглянуть в сторону лежащего в траве зверя, мы увидим… пустоту. Как? А если открыть глаза? Ветерок, правда, исчезла, потеряв связь, но… животное на месте, дышит, бока поднимаются. А сила ее не видит. Совсем. Как будто лиса не просто мертва, как будто ее нет.
– Что ты видишь?
Лесник не выдержал, подошел, сглатывая от волнения.
– Она словно отсутствует. Для духов, в смысле. Словно ее уже нет в этом мире и остатки ее сгнили.
Он взволнованно отвернулся, стал ходить туда-сюда. Лиса заскулила. Мертвое не может такие звуки издавать, некромантия скорее страшилка, чем правда, даже для этого колдовского мира.
– Ладно, пошли дальше, – решил лесник. – Возьми свой мешок, я лису понесу, будет мешать.
– Куда понесешь?
– Домой. Она в тяжести.
– И что?
– Я не могу ее бросить тут, она погибнет от голода. Бери мешок.
Звучит как приказ. И опять рассердился, будто речь не о животном, а о дите малом, которого я предлагаю бросить на погибель в лесу.
– Да ладно, ладно, чего ты разволновался? Тащи свою лису, если хочешь.
Ох, а мешок-то какой тяжелый! Что ж я столько барахла в него напихала?
Лиса, вероятно, тяжелей, чем кажется, потому что чем дальше, тем больше лесник сутулился. Но упрямо продолжал тащить животное.
Приближение дома тоже выдала Ачи. На секунду застыла, а потом так рьяно рванула вперед, что сразу стало понятно – дом близко. Через пару минут и мы вышли на полянку, где высились постройки: дом на два окна, сарай, огороженный загон и несколько крошечных домиков, похожих на будки с дверцами. Что это, интересно, такое? Собак, что ли, разводит? Или кроликов?
Лесник дошел до одной из них и распахнул дверцу. Осторожно положил лису на солому, которая была внутри.
Точно, жилье для животных. И вот в этот раз вышло, что о лисе позаботились раньше, чем обо мне.
Дом мне лесник, впрочем, открыл. Что могу сказать? Каморка небольшая, но на удивление чистая. Пахнет деревом и свежевыстиранным бельем. Пол чисто вымыт, даже выскоблен, колдовством и не пахнет. В который раз меня лесник поражает. Он теперь еще и чистюля. У меня, если бы не бытовое колдовство, дом грязью бы до ушей зарос.
Приготовив ужин, лесник ушел спать на улицу, что не могло не радовать. Казалось, ему тяжело было находиться в одном со мной помещении, да и мне проще в одиночестве. Чтобы ночью не случилось какого казуса, я снова обмотала ноги одеялом. Повезло – встать до утра я не пыталась, видно, сильно устала, а может, просто вняла гласу разума, что в обычной жизни не про меня.
И вот наступил день, когда предстояло выяснить, насколько серьезна проблема и существует ли она вообще. Пока нет никаких доказательств, кроме ужастиков, которые рассказывает каждый встречный, и лисы, которую колдовская сила не считает живой.
Ачи лесник оставил дома. Привязал, чтобы она случайно не забежала в гнилой лес. Пока мы уходили, собака лаяла так жалобно и пронзительно, что сердце разрывалось.
После той несчастной летяшки, которая погибла в АТМа, я никогда не заводила животных и старалась держаться от них подальше. А то привяжешься к такому – а он возьмет да погибнет по необъяснимой причине.
Однако сейчас и Ачи, и лиса вызывали во мне непривычно яркие эмоции. Я что-то устала от животных, от леса, от этого ощущения двойственности, которую испытывала при виде лесника. Это мой Волин? Нет. Это кто-то совсем другой? Тоже вряд ли.
Так кто же он?
Собаки, чтобы обозначить приближение к цели, нынче не было, но я и без нее поняла, что мы приближаемся… к чему-то крайне неприятному.
Вначале стало необычно тихо. Деревья потемнели, затянулись мрачным туманом. Пропали не только птицы, но и насекомые. Травы стало мало, там и сям проглядывала сухая серая земля. Разве что деревья по-прежнему тянулись к небу. А потом и прочая зелень стала темнеть, как будто спускались сумерки. Но еще обеда не было! Пришлось задирать голову, чтобы убедиться – небо голубое, чистое, значит, тень не от неба.
Лесник оглянулся.
– Почти пришли. Порча придвинулась ближе на несколько часов ходьбы.
Его еле слышный, взволнованный голос прозвучал очень громко. Какая тишина! Как там? Зловещая? Это как раз наш случай.
Лес потемнел очень быстро и буквально через пару минут стал таким, что в голову полезло – а лесник не врал. Ведуньи не врали. Он действительно мертвый, совсем мертвый, навсегда.
– Не заходи в него, – предупредил лесник.
Я подошла к траве, которая из темно-зеленой плавно перетекала в сухую жесткую щетину. Потрогала травинки пальцем – они смялись и скукожились, как спрессованная пыль. Нехотя осыпались на землю. А некоторые сползли, как капли гнили. Никогда я не видела такой мертвой земли. Обычно хоть пожар, хоть заморозки, хоть что – земля оживает и тут же наперебой лезут из нее ростки, по которым семенят деловитые жуки, а вокруг летают птицы.
Но такой пустоты, обездушенности… нет, не видела.
– Мне нужно посмотреть.
Я села на землю, игнорируя недовольную гримасу лесника, и закрыла глаза.
Ветерок, Ветерок, я тебя жду. Быстрее, где же ты?
Нетерпение даже колдовскую силу удивило, насколько она способна удивляться, – редко я так эмоциональна. Однако Ветерок сразу же бросилась выполнять просьбу, и…
Пустырь. Мое колдовское зрение заявляло, что леса нет, он истончается и впереди пустырь, на котором ничего не растет. Ровная пустая поверхность.
С таким мы прежде не сталкивались. На любой местности есть хотя бы след растений, или насекомых, или воды, или людей, которые тут бывали раньше. Как можно искать следы, если нет ничего, на чем они могли остаться? Откуда пришла болезнь? Куда направляется? Кто виноват? Ничего… Все равно что в стерильной комнате стоять и представлять, что тут было прежде.
Ветерок беспокойно заметалась и с облегчением улетела, стоило ее отпустить. Когда я открыла глаза, Волин так странно смотрел, тоскливо, будто видит нечто драгоценное, и это не поймать руками, не удержать насильно, не отобрать.
Скучает небось по своей мощи? Я думала, может, он хочет спросить, как его колдовская сила поживает, но он отвел глаза и не спросил.