Единственным, что заставляло Ангуса задуматься о возвращении на рабочее место, — и в последнее время он часто напоминал себе об этом, — была необходимость обеспечить себе уверенность в завтрашнем дне для того, чтобы жениться на Айоне. Он понимал, что это кажется очень старомодным, но у кого-то из них двоих должна быть надежная, постоянная работа, — а Айоне, такой талантливой, обязательно нужно продолжать заниматься живописью.
Но, что еще важнее, кто же сможет нормально вести дела, если он уйдет? Если оставить заведение на Джима, то парнишка станет руководствоваться тем, что ему нагадает на таро Тамара, — и все сотрудники, само собой, должны будут одеваться в соответствии со своим знаком зодиака. И это было бы смешно, если бы в результате неудачи не остались бы без работы Айона, Нед, Рик и Марк. Если «Гроздь» не будет приносить прибыль, то «Оверворлд» может закрыть ее в любой момент, а Ангусу было невыносимо даже подумать, что однажды он придет сюда и увидит, что всем, что он здесь сделал, управляет теперь новый менеджер, поставленный начальством из фирмы Джима, — и на нем будут такие же ботинки, как на всех этих агентах по недвижимости. Это все равно, что быть вынужденным отдать в приемную семью собственного ребенка.
«Фостерс» — полпинты.
«Гиннесс» — полпинты.
У меня так мало времени, чтобы решить, что же все-таки делать, — думал он, и в груди у него все трепетало.
Он так устал постоянно принимать решения, а сейчас был не тот случай, когда можно обратиться за советом к Айоне. Ну да, он мог спросить совета, но было бы не по-мужски просить ее принять за себя решение, зная, что от этого зависят их отношения. Если бы все не делалось ради Айоны… — думал он и улыбнулся от одной мысли о ней. Но улыбка на его губах исчезла так же быстро, как появилась. Ангус знал, что она переживает из-за паба, хотя он изо всех сил старался не перекладывать свои заботы на ее плечи, — ей и так было о чем волноваться, — и из-за Мэри, и из-за всего остального, что творилось вокруг. Это было бы нечестно — заставить ее решать его собственные проблемы.
— Поторопись, красавица, — услышал он; это Габриэл обращался к Тамаре, которая расставляла у себя на руке тарелочки с готовыми «каталинас», посыпанными пудрой и украшенными сахарными кружевами. Она ответила ему воздушным поцелуем и почти спиной направилась к седьмому столику, будто не находила сил отвернуться или даже оторвать от Габриэла влюбленный взгляд.
Ангус призадумался, не крикнуть ли ему что-нибудь из-за стойки в ее адрес, но с болью в сердце понял, что от этого его просто примут за старика, который завидует их счастью, кроме того, в течение остатка вечера Тамара будет после этого работать не более эффективно, чем каменная статуя.
Не удивительно, что при мысли о Габриэле у него подскакивало давление. Входная дверь хлопнула, и влетела Мэри; она тут же опустила на стойку сумку, с которой пришла из школы. Ноготки у нее были ярко-красные, — казалось, что она или только что сделала маникюр, или разорвала ногтями какую-нибудь маленькую зверюшку.
— Я скоро буду, — сказала она, тяжело дыша. — Я только приму душ и немного наведу порядок, да…
Ангус с удивлением посмотрел на нее.
— Да что ты, Мэри, до шести тридцати тебе выходить на работу совсем не обязательно. А сейчас еще и пяти нет.
— Да, конечно. — Она откинула со лба темные локоны. — Но ты знаешь, я просто подумала… — Она окинула бар торопливым взглядом. — Я просто думала, что приду пораньше… — Она снова посмотрела на Ангуса. — Ну что ж, ладно. Душ, волосы, и через минуту спущусь, ладно?
— Ладно, — сказал Ангус, — но не паникуй ты так, сейчас ведь не…
Он услышал, как Мэри бежит наверх, шагая через две ступеньки.
Странно.
Он снова посмотрел на часы, — вдруг настенные отстают, но его догадка не оправдалась — они шли нормально. Айона говорила, что будет к пяти тридцати. Он надеялся, что она придет пораньше, чтобы они смогли побыть вместе, пока в пабе еще тихо.
«О Господи, — мысленно воскликнул Ангус, — если Тамара и Габриэл, как всем известно, ведут вполне активную личную жизнь прямо в пабе, то почему не можем мы?»
Как обычно, он подумал о погребе; насколько надежно стоят пивные бочки? Айона очень гибкая, недаром она ходила с Тамарой на тренировки по йоге. И ведь когда-то, когда между ними все еще начиналось, они перепробовали все позиции — от «электрического кузнечика» до «отдыхающей улитки», какие только нашлись в приложении к журналу «Нью Вумен», который читала Айона, а потом они придумали и свои собственные варианты. Например, особенно замечательной была поза «овцы породы Хердвик», пусть и уставали задние мышцы бедра. «Когда все это начиналось»! А когда это было, пять, шесть лет назад?
Ангус окинул взглядом бар и оценил ситуацию. Большинство посетителей пили кофе; наплыв начнется после закрытия офисов. У него есть время немного поговорить по телефону. Он улыбнулся, вспоминая, как когда-то Айона звонила ему в офис, едва выпадала свободная минута. А если разговор примет пикантное направление, то он сможет продолжить беседу, перейдя в кабинет, поскольку Джим тоже не появился в то время, когда обещал…
Их домашний номер был записан в трубке. Слушая гудки, Ангус думал, взяла ли она с собой в сарай переносную трубку. Когда Айона просила отпустить ее с дневной смены, ему показалось, что она очень нервничает, и вполне возможно, сейчас не захочет, чтобы ее отвлекали.
Телефон все звонил и звонил, и трубку никто не брал.
Ангус нахмурился. Возможно, она уже едет сюда. Ну ладно. Он повесил трубку и осмотрел бар, отыскивая глазами новых посетителей. За столик номер 21, у окна, сели три человека; они все не могли решить, кого отправить к стойке. Возможно, журналисты, — на всех были модные очки. Но Тамара так упорно разъясняла ему, что в необычных очках ходят и архитекторы, и телевизионщики. Ну, он не станет настаивать, — все равно не может угадать, кто это.
Продолжая поглядывать на них, он оценил ситуацию с кадрами на текущий момент. Айоны нет, Джима нет, Тамара настроила восприятие исключительно на одну волну, Габриэл готовил так, как будто находился на огромной сцене «Мэдисон Сквер Гарден». Но есть и хорошие моменты, — Мэри, хоть и в странном расположении духа, пришла очень рано, в шесть тридцать будет Лайам, который оказался весьма компетентен, а горячие блюда сегодня готовит Нед.
Лучше или хуже сегодня уже не будет. Сегодня вечером, — вдруг подумал Ангус. Что бы ни случилось, сегодня вечером я приму решение.
В квартире наверху, завернув волосы в полотенце, стояла Мэри; она разглядывала всю свою обувь, которая была расставлена на коробках возле окна, — краска на шкафу еще не подсохла. Любой наряд надо подбирать, начиная с обуви. Перед тем как она приступит к обязанностям соблазнительницы, ей надо было еще отработать смену за стойкой, и не стоит превращаться в Джину Лоллобриджиду, — пусть это и произвело бы должное впечатление на подростка, родившегося уже после смерти Элвиса, — если к концу вечера каблучки-иголочки, совершенно необходимые для этого образа, придут в негодность. А еще хуже, если она так натрет ноги, что Лайаму придется нести ее наверх на руках.
Не давай ему поднимать тебя.
Он не должен видеть твои бедра.
Сделай так, чтобы, снимая с тебя лифчик, он не увидел складок жира.
Не разрешай…
Мэри постаралась задвинуть эти мысли в голове куда подальше и включила магнитолу. Она превратилась в сплошной комок нервов, — причем в таком состоянии пребывала с самого вечера среды, если не дольше. Даже выбрать музыку в этом взвинченном состоянии, к которому примешивалось и чувство вины, было непросто (нельзя ставить ничего, что напоминало бы о Крисе, ничего, что заставило бы почувствовать себя уже немолодой, ничего из того, что было записано вроде бы и недавно, но до рождения Лайама, и т. п., и т. п.); в итоге она поставила «Битлз». Группа, которая распалась до того, как и он, и она появились на свет.
От громкой музыки пульс начал успокаиваться; опытным глазом Мэри отвергала одну пару обуви за другой. Она сразу исключила кроссовки и обувь, которая напоминала ортопедические ботинки, и из того, в чем она могла работать, оставалась только пара ботинок, купленных в «Маркс энд Спенсер», — она так часто носила их, что у них не было даже коробки.
Так что придется отказаться от нарядных блузок в цветочек.
Хорошо. Ладно, не так-то у нее их и много. Да и Лайам, наверное, насмотрелся на них в колледже.
В колледже. Внутри у Мэри что-то дрогнуло, и ее кожа тут же порозовела.
Итак. Белье. Мэри выдвинула ящик и прикусила губу. Тут так просто допустить оплошность, а ей не приходилось даже задумываться об этом… ох, уже почти шесть лет. Крис предпочитал «практичное» белье, поскольку его можно стирать вместе со всеми остальными вещами. (Ну, это чисто теоретические рассуждения.)
«Прекрати!» — возмущенно сказала она себе, глядя на сваленные в кучу трусики грязновато-белого цвета. «Я просто в ужасе!» Как она только может так хладнокровно осуждать отношение Криса к белью, когда сама собирается, словно ненасытная развратница, соблазнить молодого человека? Еще и над пабом?
Когда она думала об этом, ей начинало казаться, что все слишком напоминает сюжет для «Обитателей Ист-Энда».
Но потом она вспомнила — нет, всей кожей ощутила то потрясение, которое охватило ее, когда рука Лайама коснулась ее подбородка и нащупала нежную впадинку за ухом, — ее будто ударило током. А как нежно он прижимал ее к себе…
«Ну кого я пытаюсь обмануть, — подумала Мэри; сердце ее бешено колотилось. — Я никого не пытаюсь соблазнить. Я за всю свою жизнь не испытывала ничего подобного». Она достала лиловый лифчик и такие же трусики и с силой задвинула ящик. С тех пор как она купила этот комплект, чтобы отметить пятую годовщину со дня их свадьбы, она их так ни разу и не надела. В пакете все еще лежал чек из «Маркс энд Спенсер».