«А если бы мне давали один фунт за каждую избитую фразу, которую я слышу от инструктора, то хватило бы на то, чтобы нанять личного шофера, на полный рабочий день», — желчно подумала Айона. Но она все же продолжила, стараясь говорить как можно более приятным голосом.
— Моя подруга Тамара… — Тут она остановилась и поправила себя. — Мои друзья искренне полагают, что мне следует пройти курс специальной терапии перед тем, как учиться водить, но, как вы знаете, мой парень вбил себе в голову, что я должна научиться водить, и возможности выбора у меня практически нет… — Голос ее замер, и фраза так и повисла в тишине.
Рон просто все так же ободряюще улыбался. С учетом того, насколько не смешной была эта ситуация, он производил на нее впечатление человека слегка помешанного.
Айона вздохнула и бросила взгляд на часы, а в животе у нее что-то бурлило, как это бывает при пищевом отравлении. На то, чтобы отвезти ее в этот удаленный район Лондона (настолько удаленный, что она здесь раньше никогда и не бывала, общественный транспорт оставался очень далеко, а на многих машинах, казалось, было установлено что-то типа глобальной системы определения координат), ушло только шесть минут от урока.
Милейший Рон улыбнулся еще шире, глаза его теперь просто переполняла симпатия, и пролистал ее новенькую зачетную книжку. Все графы, начиная с «Для чего предназначены эти кнопки?» и до «Умелое вождение с включенным радиоприемником», были воодушевляюще пусты.
«Десять пунктов обвинения, — подумала Айона. — Десять уровней, через которые предстоит тупо продираться. Сколько же для этого понадобится времени?»
— Так вот, Айона, как я говорю всем своим ученикам, которые так волнуются, я и не рассчитываю, что ты уже все знаешь. Зачем бы ты здесь сидела, если бы и так умела водить? Ха-ха! Ну а теперь я умолкаю, а ты мне покажешь все, что умеешь, чтобы мы могли понять, с чего начать.
Ангус слишком многое поведал Рону. Айона жалела, что сказала Ангусу, сколько инструкторов у нее уже было, — точно так же, как она жалела каждый раз, когда сама предоставляла ему оружие для словесной атаки. У него была ужасная привычка запоминать все, что она говорила, а потом использовать это против нее, — так загораются глаза у уличного грабителя, когда ты бесцельно крутишь на пальцах руки ключи от автомобиля, как будто стараясь отполировать костяшки. Беда была в том, что количество инструкторов, не справившихся со своей задачей, она в том разговоре преувеличила, чтобы убедить Ангуса в том, что она а) приложила большие усилия, чтобы научиться водить и б) была необучаема. Однако Ангус и Рон увидели в этом достойный вызов для педагогических способностей Рона.
Айона подумала, не изобразить ли ей, пока не поздно, полное невежество в данном вопросе.
Она почувствовала накатывающую из живота тошноту еще тогда, когда поменялась местами с Роном, и не думала, что это чувство вызвано исключительно тем, что тот забыл на водительском месте липкую на ощупь подушечку. Сейчас она уже серьезно задумывалась, не вырвет ли ее; как бы отчаянно ни пыталась она определить, откуда взялся этот животный ужас, это ей так и не удавалось. Айона чувствовала себя беспомощной четырехлетней малышкой, и ей хотелось просто выйти из машины, отдать свое временное водительское разрешение и поехать домой на автобусе.
— Айона? Мы с тобой будем заводить мотор?
— Мне этого очень не хочется делать, — сказала Айона, и голос ее предательски дрожал.
Да пусть мне придется ездить на общественном транспорте! И пусть мне придется ждать поезда в метро на Северной линии! Да я не против заплатить и за такси, когда поеду на южный берег! Или буду ездить на мини-кэбах!
— У нас включена передача? — спросил Рон, размахивая правой рукой.
Айона повернулась, чтобы посмотреть на него, но не отрывала рук от руля. То ли он собирался отсчитывать по пальцам все действия, которые необходимо произвести перед тем, как тронуться с места, то ли решил провести весь урок, изъясняясь на языке глухонемых.
Она сглотнула и покачала рычаг переключения передач туда-сюда.
— Нет.
— А что могло бы произойти, если бы, когда мы завели мотор, была включена передача?
— Сработает сцепление, и машина, если она не стоит на ручном тормозе, дернется вперед, как только включится зажигание.
— Очень хорошо! — воскликнул Рон. Айона заметила, что на его добром лице было написано облегчение и благодарность. Казалось, что его так и тянет наградить ее шоколадкой. — Я вижу, что это мы уже проходили!
— О да, — невесело сказала Айона. — Проходили.
Айона была твердо убеждена, что инструкторы по вождению — совершенно не глупые люди, если не считать того, что они решили зарабатывать себе на жизнь, позволяя возить себя по Лондону на машине тем, кто, по собственному признанию, водить не умел. И это объяснялось то ли христианским человеколюбием в сочетании с отважной верой в загробную жизнь, то ли обыкновенной самонадеянностью.
Глупые люди не могли бы, для начала, брать по двадцать фунтов за час занятий.
Рон, как она быстро обнаружила, был не только образцовым учителем — чем-то вроде послушного пони для начинающих всадников, — но исповедовал особую философию, «учение инструктора по вождению». Для Рона жизнь представляла собой бесконечный ряд вопросов, и он знал на них ответы, но тем не менее считал необходимым спросить у Айоны. Он объяснил, хотя она и не спрашивала, что намеренно непрерывно с ней болтает, потому что это поможет ей подготовиться к поездкам по городу в компании подруг, — то есть вовсе не для того, чтобы внушить ей мысль сделать аварийную остановку и проверить надувную подушку безопасности со стороны пассажира. Потому что он сам, при необходимости, заменит подушку безопасности. Когда она будет водить получше, пообещал Рон, он разрешит ей включить «Столичное радио».
Айона не стала говорить ему, что на таком расстоянии от центра города эта станция, скорее всего, ловиться не будет.
— Что может оказаться вот там, за углом? — говорил он, обрывая на полуслове очередную забавную историю про то, как водил своего пса на общий курс послушания. («Бедняга Колин! Откуда ему было знать, что это вовсе не его пищащая игрушка! Он никогда еще не видел такой маленькой собачки! Хорошо, что у меня с собой были пассатижи!»)
«Откуда же мне знать, что там за углом», — думала Айона, пытаясь избавиться от мучительно нарушенного восприятия: ей все казалось, что она не ведет машину, а упражняется на игровом тренажере. Машина никак не хотела стать настоящей. Может быть, Рон что-то подсыпал в кондиционер воздуха, но ей было ни на чем не сосредоточиться.
— Айона? Как ты думаешь, что может оказаться за углом?
В голову ей тут же пришло сразу три варианта раздраженного ответа на этот вопрос, а именно: «Уэльс?», «Как далеко мы уже уехали?» и «Я что, экстрасенс?».
Но, не обладая наглостью и уверенностью Мэри, она решила включиться в игру и сказала:
— Э, ну, старушка может переходить дорогу в самом неподходящем месте.
— Вот именно! — Рон снова подтянул рукава. — Или слон! Или мой Колин сорвется с поводка и прибежит сказать тебе: «Привет, Айона, хорошо ли работают эти тормоза с вакуумным усилителем?» Ха-ха! Там может оказаться все что угодно! Ну так что же нам делать?
— Мы сбросим скорость.
Наступила пауза.
— Конечно. Айона, мы сейчас в Кэтфорде, а не на автодроме, правда? Поэтому мы снижаем скорость, так? Тебе помочь? Великолепно. Ну а что мы делаем, когда видим припаркованные машины?
В изложении Рона мир представлял собой набор катастроф, которых еле-еле удается избежать.
К счастью, за час Айоне их повстречалось не так уж много.
Глава 20
Джим осторожно пробирался в двери «Оверворлд», неся поднос с чашечками утреннего кофе, и придержал ногой дверь, выпуская курьера, — а тот так торопился добраться до своего мотоцикла раньше, чем инспектор службы дорожного движения, что нечаянно отпустил стеклянную дверь, и она изо всех сил ударила Джима по ноге.
— Проклятье! — завопил Джим, резко остановившись. Из-за этого поднос дернулся, ручеек горячего молока выплеснулся из одной из чашечек прямо на его голую руку, и от боли он выпустил один край подноса.
— Ох!
Сияющая улыбка, украшавшая лицо Ребекки все то время, пока Джим придерживал дверь, превратилась в недовольную гримасу. У нее была заготовлена слегка игривая, остроумная присказка, но сейчас она сочла нужным обойтись без этого, видя, как Джим стоит, прилепившись губами к руке, как будто вампир, напавший на самого себя, а по внутренней стороне брючины у него растекается грязное пятно от молока. Джим работал в «Оверворлд» уже три года, но все еще казался мальчишкой-стажером. Она прикусила накрашенную вишневой помадой губку. Саймон зашвырнул бы поднос с кофе метра на два в высоту, рискуя ошпарить массу народа, но ни за что не залил бы собственные брюки. Кайл кинул бы поднос прямо в нее и подал бы в суд на курьера еще до того, как поднос коснется пола. Джим не умеет действовать в напряженной обстановке, вот в чем его проблема.
— Я попрошу принести ведро, — невесело сказала она и позвонила в технический отдел.
Джим оторвал губы от обожженной руки.
— Нет, все в порядке, я… Спасибо, — сказал он, нерешительно попытался спасти более удачно стоявшие на подносе эспрессо, а потом стал разгонять молочную грязь по мраморному полу безнадежно неприспособленной для этого салфеткой. Они не только не впитывали, но и заново заливали кофе на только что протертые участки пола. Джим был слегка изумлен — не впитывающими возможностями салфеток, конечно, а чистотой помещения, поскольку, как он заметил, намокшие от кофе салфетки так и оставались коричневатого цвета; когда ему в последний раз случалось вытирать молоко с пола на кухне, где пол казался совершенно белым, белая салфетка почернела.
— Тебя в последнее время совсем не видно, — заметила Ребекка, выглядывая из-за своего белого стола в надежде, что ее мокко с обезжиренным молоком мог не пострадать.