нула между ними, поделив жизнь на до и после встречи? Не вспоминается. Возможно, позабыта за давностью лет? Если бы так, а возгоралась ли она? Может, только привиделось или придумалось холодными ночами, когда северо-западный ветер срывает крышу. Почему так не даёт покоя свербящее сердце?
Мила встала с кровати и принялась одеваться, стрелки часов дремали уже около десяти. Скутер замолк, и вскоре деликатный стук в калитку донёсся в дом.
— Здравствуйте. К вам можно?
— Заходите. Я скоро буду, — Мила крикнула гостю в окно и пошла умываться.
— Мам, кто там? — заспанная девочка прошлёпала босыми ногами по прохладному полу и встала сзади.
— Журналист.
— Он уже здесь?
— А ты думала, хорошо хоть вечером не приезжал выяснять отношения.
— Пойду одеваться.
Мила вышла в халате и в домашних тапочках во двор, где на лавочке сидел Женя. Услышав скрип двери, он поднял голову и радостно крикнул:
— Я тут видел ёжика! Он, правда, уже убежал.
— Здравствуйте, Женя.
Вглядевшись в лицо парня, Мила ахнула: под обоими глазами журналиста синели настоящие «фонари», на скуле оказалась приличная набухшая ссадина, а левое ухо подозрительно утолщилось да ещё отсвечивало синюшным цветом.
— Что он с вами сделал! — всплеснув руками, выпалила Мила.
— Да, вот так получилось. Хорошо, жив остался, спасибо из соседнего спортзала прибежали ребята и оттащили Дмитрия. А то и не знаю, чем бы всё это закончилось. Он здоровый, как медведь. Но я, между прочим, сопротивлялся!
— Извините, но то, что произошло вчера, для меня полная неожиданность. Я и подумать не могла, что он именно вас ко мне приревнует.
— Ну да ладно. Я приехал пораньше, беспокоясь о вашем и Алёнином самочувствии. Подумал, что он и к вам мог приехать на разборки.
— Да, заезжал вечером, но обошлось без насилия. Позавтракаете с нами?
— Если только чая. А как Алёнка?
— Жива-здорова, умывается. Я пойду на кухню, а как вволю надышитесь лесным благоуханием, милости просим.
Мила на кухне поставила чайник на плиту и налепила сырников на завтрак. Хлопнула входная дверь. Девчонка вяло натянула старую футболку и шорты и отправилась к гостю. Женя сидел за столом и смотрел в окно, иногда улыбаясь, словно вспоминая что-то хорошее.
— Женёк, привет!
— Привет!
— Ну, он тебя отделал! Вот козлище!
— Видишь, твои обещания не подтвердились, если мягко сказать. Видно, кто-то всё-таки пустил слухи по посёлку.
— Да, та училка, стопудово! Она мне сразу не приглянулась, вроде уткнулась в глянцевый журнальчик, а сама, получается, всё слушала и кому-то настучала в нашей деревне.
— Похоже.
— Жень, прости меня, дуру.
— Придётся, ты же мне помогла.
— А вы о чём шепчетесь, — входя спросила Мила. — Нашли убийц?
— Мам, подожди с убийцами! Поставь на стол чайник и сырники. Хочешь, помогу?
— Помоги.
Алёнка взяла из рук матери глубокую тарелку с румяными сырниками. Поставив, отошла к окну.
— Я вчера тебе не всё рассказала, — начала девочка. — Я тоже приложила руки к этой истории с ревностью и мордобоем.
— Что?
— Ну, когда я упрашивала следователя принять молодого журналиста, то обмолвилась, мол, это мой будущий отчим, ухаживает за тобой. А училка, что торчала на допросе, услышала и, небось, распустила слух в нашей деревне. А этот одноклеточный сошёл сума. Хотя какой у него…
Мила не дала договорить дочери и, схватив кухонное полотенце, стала хлобыстать дочку. Девчонка, как была босая, бросилась на улицу, а та за нею с криком:
— Бессовестная! Хочешь всех нас перессорить?
— Прости, мама, я больше не буду! — кричала в оправдание девочка, а спасаться пришлось в крапиве, за домом.
Мила отдышалась и вернулась на терраску, где Женя с побелевшим лицом дожидался развязки семейной драмы, неожиданно произошедшей на его глазах.
— Извините, Евгений. Алёна в последнее время берет на себя слишком много.
— Вы меня тоже извините…
— Перестаньте. Вы замечательный молодой человек, который нам помогает. Я, кстати, тоже про вас говорила следователю.
— Спасибо, мне хочется сделать интервью и поскорее окончить свою летнюю практику.
Мила посмотрела куда-то вперёд, заулыбалась:
— Я тоже мечтала учиться в Москве.
— А я в Петербурге.
— А мне Питер не по душе: холодный, серый, как водяной, в заморозок вынырнувший из болота в облаке пара ранним солнечным утром. Москва, она своя, как подруга, нет, как дальняя пожилая родственница. Хотя в ней тоже правды днём с огнём не сыщешь. Ну да ладно, куда меня занесло.
— Я не повёз свои документы в Петербург, а поступил в Московский университет. И к дому поближе.
— Ну вот и хорошо. Время расставило всё на свои места.
— Спасибо за добрые слова. Но мне пора ехать, мы с отцом договорились отремонтировать мебель в редакции.
— Может и мне отправиться с вами, я могла бы убраться в кабинете?
— Спасибо, я отвёз туда с утра мать и сестру, они уже наводят порядок.
— Какая у вас дружная семья. Я тоже всю жизнь хотела брата или сестру. Но у мамы с папой не получилось… ой, зачем я вам всё это рассказываю?
— Мне интересно о вас всё, — Женя осёкся и прибавил — Я пошёл, пока.
— Счастливо, необычный молодой человек.
— Я позвоню, если что-то новое узнаю от следователя. И, пожалуйста, будьте осторожнее с Дмитрием.
— Да, конечно. Только ещё хотела спросить, но никак не решалась, вы написали заявление в милицию?
— Милиции давно нет, а в полицию я не обращался. Ну, по своим соображениям.
Он помолчал и добавил, потупив глаза:
— Я всё понимаю. Не надо ничего мне говорить.
Журналист поднялся и вышел с террасы. Из зарослей донеслось:
— Женька, прости меня дуру, я больше не буду!
Парень улыбнулся, махнул рукой и с лёгким сердцем прикрыл калитку. Следовало поторапливаться, отец уже дожидался в редакции.
Мила вышла за дверь, и с порога крикнула дочери:
— Выходи, горе моё луковое!
— А лупить будешь? — тонким голосом спросила дочь.
— А кто тебя лупил-то? Хотя за твои дела стоило, иди завтракать, а потом помоешь посуду.
— Иду.
Алёнка нерешительно зашла в дом и, сев за стол, взяла с блюда остывший сырник.
— Возьми сметану.
Людмила, подобно маятнику, нервно ходила по террасе из конца в конец. Наконец остановилась около дочери и, облокотившись на спинку стула, громко сказала:
— Завязывай со своими расследованиями! Видишь, к чему приводят твои детские игры во взрослую жизнь! Мало того, что ты меня терроризируешь, теперь принялась за окружающих. Ещё не хватало нам крови! Довольно!
— Я всё поняла, мама.
— Ешь и будем заниматься уборкой, а то гостей принимаем, да редко убираем! Положи-ка мне пару сырников, под ложечкой сосёт! Проспали всё утро, время почти одиннадцать часов.
Из-за неприкрытой двери с улицы ворвался тёплый ветерок, маня в дальние странствия.
— Может, махнём на озеро, искупаемся, позагораем?
— Пошли, только вначале быстро уберёмся и пойдём. А завтра отправимся в посёлок, сходим на утреннюю службу к отцу Андрею.
На следующий день лесные затворницы опоздали к началу заутрени. Храм оказался полон. Читали пророчества из Нового Завета. Кто-то стоял коленопреклонённо, а несколько человек неистово делали земные поклоны. Людмила подала записку о поминовении родителей. Они стояли слева, напротив притвора и купели, осеняя себя крестным знамением.
Дьяк гудел читая молитвы.
— Аминь, — кланяясь, отвечали прихожане, на каждую следующую молитву, доносившуюся с амвона.
Благословенные песнопения и молитвы даровали умиротворение, убирая накопившуюся душевную усталость. Припоминалось детство, безоблачные деньки и картинки из детской Библии. Огромный и добрый мир ждал за воротами храма, грезилось, навек ушедшие родные где-то рядом, поблизости.
Священник дошёл до имён из записок, а клир на хорах запел, унося прихожан с собою в водоворот небесной музыки:
— Господи, помилуй.
К концу службы дети, устав находиться около родителей, стали ходить по храму, обходя верующих, словно деревья в лесу. Когда погасили свет, они стали бегать друг за другом, улыбаясь друг другу и взрослым. Вот вновь вспыхнула большая люстра и храм залился благодатным светом, в глазах малышни вспыхнули огонёчки радости. Рядом молодая женщина в узкой юбке и с ребёнком на руках долго прикладывалась к иконе Богоматери, что-то безмолвно шепча, то ли ища защиту, то ли спасение для маленького.
После службы прихожане стали расходиться. Иерей приметил гостей из леса и широко улыбаясь, подошёл к ним:
— Приветствую вас. Давненько вас не видел. Вы в добром здравии, у вас всё хорошо?
— Да, отец Андрей, слава Богу. Благословите нас с Алёной.
После благословения священник предложил:
— Пойдёмте в воскресную школу, попьём чая с прихожанами и заодно пообщаемся.
— Спасибо за приглашение.
Они вышли во двор, и Алёнке захотелось, как на Пасху, бегом подняться по каменным ступеням на колокольню и, обжигая ладони верёвками, звонить во все колокола. Но праздника в тот день не водилось. К счастью, вокруг оказалось много знакомых по воскресной школе и посёлку.
Отец Андрей, несмотря на возраст, был по-юношески розовощёк, с длинной светло-русой бородой. С высоты своего немалого роста он улыбался и внимательно слушал истории прихожан, иногда что-то отвечая или благословляя. Матушка суетилась по хозяйству, и от неё ни на шаг не отходила стайка малышни.
Выкроив свободную минутку, Алёнка приблизилась к священнику.
— Отец Андрей, можно я вас кое-что спрошу? Мама сказала, что вы знаете ответ на этот вопрос.
— Я не узнаю Алёну, раньше ты спрашивала у меня всё, что желала. Наверно взрослеешь?
— Да, мне уже пятнадцатый год. Но я хотела просить вас о весьма важном для меня деле.
— Может, тогда пройдём в кабинет, чтобы тут случаем, не помешали нашему разговору?