— Смотри дальше! — подбадривал дядя Дима.
В следующем пакете была коробка с телефоном!
— Мама, смотри у меня смартфон! Я теперь сама смогу снимать клипы, читать книги, смотреть почту, — она распаковала подарок и включила гаджет. — Да, он пашет как настоящий планшет, я буду его загружать на полную катушку.
Мила улыбнулась от слов дочери и подняла счастливые глаза на Диму:
— Наверно очень дорогие подарки?
— Ну да, недёшево, но запомни — мне для вас ничего не жалко.
— Спасибо, Димуля.
— Во, ты меня первый раз в жизни так назвала.
— Мама, я пойду на улицу, опробую телефон!
Алёнка выбежала во двор и принялась фотографировать элегантные пурпурно-розовые лилии, и вскоре добралась до скромных жёлтых цветков чистотела. А тут, как раз вовремя, попался Колючий колобок, его влажный носик и последовавшее бегство в лопухи навсегда запечатлелось в интернет-анналах современного человечества.
— Ура! У меня есть сматрфон! А ты, колючий недотрога, сегодня же окажешься на ютюбе! Посмотрим, сколько лайков ты соберёшь!
После они втроём пили чай с тортом, потом, едва уместившись втроём на сиденье мотоцикла, отправились купаться на лесное озеро. Ближе к вечеру, когда Дмитрий привёз их обратно в сторожку, Мила незаметно для дочери шепнула ему на ухо:
— Позволь мне подумать хотя бы месяц, сейчас я просто не готова вот так сразу принять какое-нибудь решение, хорошо?
— Ещё спрашиваешь, я подожду. Столько лет ждал, а месяц для меня — раз плюнуть.
Этим вечером гость уезжал поздно, над головами, рассекая воздух, уже носились неуловимые летучие мыши. И когда наконец-то за Димой сомкнулись берёзовые ветки, впервые за день на дом опустилось безмолвие. Солнце зашло за лес, но его лучи ещё долго пробивали тёмный полог. В конце огорода, в зарослях пахучей черёмухи засвистел страдающий бессонницей соловей. Птицы не умолкали, их не пугала куцая июньская ночь. Они торопились жить и берегли каждое мгновение, подаренное судьбой, для выращивания птенцов и поиска пищи.
Мама с дочкой сразу в дом не пошли, слишком много эмоций за день начерпала их семейная лодка. Они молча сидели во дворе, изредка отмахиваясь от комаров берёзовыми ветками. Под стрекотанье кузнечиков, редкие крики сыча слышалось, как ветер крутит верхушки деревьев и листва хлещет по бокам лесных красавиц, но около земли было необычайно тихо. Хотя лёгкий ветерок не помешал бы, глядишь, и отогнал назойливых комаров.
— Мама, ты уже согласилась с предложением дяди Димы? — всё же решилась спросить Алёна.
Словно, вернувшись из далёка, Мила ответила:
— Пока нет, взяла месяц на раздумье.
— Хорошо.
— Что хорошо?
— Не знаю.
— Ты дура?
— Не знаю.
— Издеваешься?
— Я и правда не знаю, и в ушах сегодня не звенело. Вроде он добрый и сильный, всегда нам помогает, как только ты его попросишь, он тут как тут, а ещё он верный. Подарил мне сматрфон и кучу подарков! А я скоро совсем вырасту и уеду учиться на юрфак. Жаль, конечно, поблизости нет моего папашки, хоты бы для видимости выбора.
— Вот дался тебе этот отец, его нет уже пятнадцать лет, тебе со мной плохо? Чего-то не хватает?
— Все хорошо. Слышишь, волк воет? Ему одиноко?
— Наверно, грустно, как и мне, вот и зовёт своих. Знаешь, если бы твой отец хотел, то нашёл бы нас. Я в отличие от него — место жительства не меняла. Приехал бы хоть разочек и посмотрел на свою кровиночку. Да ты вылитая он: глаза, нос и лоб, такая же упёртая. Никакую экспертизу проводить не надо, чтобы понять, чья ты дочь.
— А почему ты мне никогда не показывала его фотки?
— У меня их нет, я их все сожгла.
— Когда?
— Когда ты у меня родилась, а он мне уже давно перестал писать и звонить! Ну, попали мне под горячую руку снимки, я их собрала все в охапку и спалила в саду, под яблонями, где мы с ним так любили мечтать о нашем общем будущем.
— Какая ты оказывается решительная, на тебя совсем не похоже.
— Ты свою маму ещё плохо знаешь. Вот когда Дима привезёт свои фотографии, тогда и полюбуешься на своего папочку. Мы ведь все вместе учились в одном классе, и он с ним ещё и служил в армии. Потом, правда, их раскидали по разным частям, ну так Дима мне рассказывал, а кто знает, как было на самом деле? Но зачем тебе о нём думать, ворошить прошлое? Тебе плохо со мной?
— Конечно, нет. Просто любопытно, наверно, зов крови.
— Не говори глупостей, просто мне досадить хочешь. Тыкаешь постоянно мне в глаза своим отцом, мол, я последняя неудачница, злосчастная мать-одиночка.
Снова закричала сова, и следом принялся солировать неведомый волк, завыв в глубине леса, где-то в стороне Гнилого болота. Лена захныкала и как маленькая девочка уткнулась в плечо матери, пряча лицо. Совсем стемнело. Мила обняла дочь и, не мигая, смотрела на чёрный лес, у неё самой глаза оказались на мокром месте. Вскоре среди деревьев мелькнула жёлтая затасканная луна и спряталась за верхушки дубов, не мешая плакать людям. Лес притих и перестал стращать жителей домика, охватив плотным кольцом лесную сторожку и полянку с огородом и садом, не пропуская вовнутрь ничего.
Ночь распростёрлась над здешними лесами и болотами. Людмила и Алёна продрогли и, намёрзнувшись, воротились в дом, и скоро на плите частушками запел чайник.
— Может, попьём чай с тортом, там ещё осталось несколько кусочков?
— Давай, только я пойду надену толстовку.
Мила достала чашки и блюдца, в блеклом свете лампочки они казались загадочными, даже волшебными. Девочка вернулась на терраску с улыбкой, не выпуская из рук новенький смартфон. Потянуло из углов и подпола сыростью, старым домом и чайным духом.
— Алёна, а я выполнила твоё задание. Дима говорит, что не помнит, где он находился в тот чёрный день. Тебе не кажется, как-то очень странно? Все помнят, а он нет.
— Надо же. А может, и действительно запамятовал? Мне не хочется с телефоном расставаться, у него камера классная и память большая!
— Тебя перестало интересовать убийство бабушки и дедушки?
Алена стёрла улыбку и опустила глаза:
— Нет, не дождутся, просто сегодня у народного следователя Белкиной — выходной. И дай мне, пожалуйста, то самое колечко посмотреть!
— На, гляди, лесной прокурор! — Мила стянула с безымянного пальца подаренное украшение. — Какое счастье, что ты ещё совсем ребёнок!
В течение следующих пятнадцати минут Алёнка и так и сяк крутила и рассматривала кольцо, разве только не додумалась попробовать его на зуб.
— Смотри не потеряй, а я пошла спать. Помой посуду.
— На его, забери, я тоже пойду, только немного почитаю.
Вскоре на лесной опушке погас свет, и тонкие электрические лучи поглотили ненасытные черные тени, словно мгновенно ярко-жёлтые хризантемы угасли от октябрьских заморозков. Ночь овладела землёй до утренней звезды, натянув с головой самотканое одеяло на старую ель, дубы, две липы, три тополя за огородом и весь этот немалый лес, уцелевший каким-то чудом на границе со столичной областью. Недолги ещё ночи в начале июля.
Воскресенье выдалось радостным. Наконец-то расцвели усадебные липы, и утром в дом беспардонно проник сладковатый медовый аромат, а их густые кроны раскрасились зажжёнными бледно-жёлтыми огоньками. Лето свершило ещё один неумолимый шажок, всё шло своим чередом.
Вскоре приехал Женя и поведал, что поселковая полиция наконец-то отстала от него с предложениями написать заявление, дать подробное объяснение, представить справку из травмопункта. Но самое основное — ему с огромным трудом всё же удалось взять интервью у следователей. Но горячих новостей, к сожалению, не оказалось. Журналист поведал, как в ходе беседы Михаил Владимирович доставал из рукава не козыри, и даже краплёные тузы, а стандартные следственные версии, словно перелистывал учебник по криминалистике, но клятвенно пообещал к осени подкинуть новые версии. Но, несмотря на это, Женя оказался доволен встречей, ему для окончания летней журналистской практики два больших интервью оказалось вполне достаточны, да ещё причитался какой-никакой гонорар в газете.
— Но у нас появилась ещё одна зацепочка, — многозначительно сказала Алёна и посмотрела на маму.
— Да говори, чего уж там стесняться, — разрешила Мила.
— Не томите.
— Ваш неприятель, что устроил погром в редакции, не помнит, что он делал в день убийства. Видите ли, весь посёлок помнит, а он нет. Странно?
— Да, просто какая-то ерунда, у его, так сказать, обожаемой девушки погибли родители, а он не помнит, где находился в это время. Очень ненормально, кажется, его объяснения шиты белыми нитками.
— Вот и я о том же. Ты сможешь попробовать осторожненько узнать в автомастерских, чем он занимался в тот день.
— Попробую выведать, у меня там батя раньше вкалывал и ещё сосед. Я переговорю, прямо сегодня. А может, у него была другая девушка? И теперь он стесняется признаться, что проводил с ней своё личное время.
— Женя, завязывай со своими версиями. Как насчёт чашечки чая с липовым цветом?
— С удовольствием, сегодня вроде не жарко! А Людмила Александровна, будет с нами чаёвничать? — спросил Женя, не сводя влажных глаз с Милы.
— Ну, если только гость настаивает.
— Для меня поговорить с вами — радость.
Алёна уронила чайную ложку на пол и, когда звон утих, полезла под стол, задев локтем ногу журналиста.
В следующий раз журналист приехал в понедельник утром, когда Алёнка ещё витала во снах, а Мила уже уехала на работу. Парню пришлось стучать и ждать, когда заспанный подросток, завёрнутый в клетчатый плед с красной вышитой надписью «От Главы района» соизволил открыть дверь.
— Салют, соня!
— Физкульт-привет жаворонку от совы. Пожалуйста, поставь чай, а я пока хотя бы умоюсь. У тебя есть что-то новенькое?
— Да, есть.
— А чё тогда молчишь, рассказывай.
— Пока не умоешься, ни слова, ни намёка.
— Большой и вредный. Ладно, я быстро.
Вскоре чайник зашумел. А посвежевшая девочка через считанные минуты вернулась на терраску, глаза её блестели, а нечёсаные волосы были упрятаны под косынку.