Михаил Владимирович не стал задерживать и сажать в камеру Дмитрия, доказательств его причастности к убийству — кот наплакал, но на всякий случай — отобрал расписку о неразглашении тайны следствия. На том и расстались. Весь посёлок прилип к окнам, выглядывая на улицу в надежде узнать, что происходит.
Слесарь оставил мотоцикл на работе и из опорного пункта пошёл домой пешком, сесть за руль в такой день он просто не мог. Всё, к чему он шёл столько лет и практически посвятил всю жизнь, рухнуло со звоном поминальной посуды, как сосульки в солнечный март.
Тем временем комитетский микроавтобус наконец-то оставил в покое пыльные улицы посёлка и направился в сторону города. Заметив отъезд, многие жители вздохнули с облегчением, а кто не без греха? Но, проехав с десяток километров, машина свернула в лес и на лесной дороге посадила попутчицу — Милу, спешащую с автобуса.
— Здравствуйте, дорогая Людмила Александровна! Садитесь, — позвал следователь. — Ведь мы торопимся к вам, пообщаться, уж если выбрались в такую даль, то надо отработать всё по полной.
— Здравствуйте! Замечательно, что меня подкинете, а то я и так сегодня набегалась.
— Ну, мы тоже, не отдыхали, вот у вашего благоверного изъяли ружьецо, да поболтали с ним по-дружески.
— Ну и какой результат вашей болтовни? Об этом можно говорить или нет?
Мила посмотрела на оперативника, который молча улыбался и кивал на следователя.
— Не только можно, но и нужно.
Но переговорить не удалось, машина выскочила из леса на поляну и вырулила к сторожке. Алёнка настежь распахнула дверь.
— Здрасьте! Я думала, с ума сойду, пока вас дождусь!
— Привет, малышка! А вам, Людмила Александровна, хочу сказать, что невозможно простому мужчине устоять перед вашими очами.
— О чем вы, Михаил Владимирович? Я до сих пор не замужем, в отличие от вас.
— Да, такое со мной приключилось однажды в сентябре.
Следователь вылез из машины и, закурив, пошёл к лавочке у дома. Опер с водителем остались около машины и травили друг другу анекдоты.
Присаживаясь, Михаил Владимирович смахнул паутину и, поворачиваясь к идущим следом Миле и Алёне, принялся рассказывать:
— Шучу-шучу я, и как всегда неудачно. Ну да ладно, теперь о серьёзном, поплыл ваш ненаглядный дядя Дима. Всё рассказал, например, про то, как бухал четыре дня и ночи, когда убили ваших близких, и прятался герой-любовник на даче у родителей. Там мы при понятых, в общем, как положено, извлекли из земли ружье и так далее и тому подобное. Конечно, я завтра назначу экспертизу, сравним те гильзы, с места происшествия, и эти, но шансов, я думаю, ноль. Так что Дима ваш, скорее всего, не причастен к убийству!
— Никакой он не мой, — поправила следователя Мила, — я ему ещё не жена.
Он умолк, нагнулся и смахнул пальцами пепел с замшевого ботинка. Распрямил спину и посмотрел на Милу, обе лесные жительницы молчали и не сводили с него глаз, Алёнка, правда, еле сдерживала улыбку.
— А чаем поят в этом доме или надо превратиться в Белоснежку, и ждать, когда семеро гномов приютят беженку? Или здесь уже есть своя Белоснежка, а?
Мила стряхнула с себя оцепенение:
— Да какая я Белоснежка, да и гномов в наших лесах не сыщешь, поставлю чайник сама.
Она ушла, покачивая бёдрами. Михаил Владимирович поднялся и, махнув рукой, крикнул водителю:
— Игорь Николаевич, отвези за ради бога Саню в город, а потом вернись за мной, я здесь чай попью и допрошу людей! Хорошо?
— Да без вопросов, Михаил Владимирович, всё будет в лучшем виде, — ответил водитель, открывая дверцу машины.
— Получается, наш дядя Дима совсем не виновен? — спросила девочка.
— Чист, как стёклышко!
— Ну и хорошо, одной версией стало меньше, будем работать с другими, так, Михаил Владимирович?
— Будем работать, — механически повторил следователь, кивая в такт словам. — Ты для чего хочешь стать следователем?
— А это здесь при чём?
— А притом, отвечай! Я хочу знать. Видишь, время восьмой час, домой я попаду часов в одиннадцать, тебе это зачем? Ты девочка, у тебя должна быть любовь, муж, семья, дети, внуки.
Алёнка опешила и села рядом. Сорвав стебелёк мятлика, резко собрав метёлку, спросила:
— Петушок или курица?
— Петушок!
— Правильно! Вот и я хочу, чтобы любое зло наказывалось, особенно если обижают бедных и слабых, а их часто некому защитить, как нас с мамой. Богатый наймёт себе дюжину адвокатов, армию юристов, потом бандитов, отыщет продажных полицейских или даже следователей, кого ещё?
— Ну, уж давай по полной: прокуроров, судей. Потом, ещё забыли — политиков!
— Вот-вот, а я хочу защищать беззащитных. Потому и буду следователем, чтобы все сказали: Белкина нас защитит, она ученица Колумбова и знает, что делать.
— Ну ты закрутила. Согласен с тобой и за слова такие уважаю. Ты мне сразу понравилась, знаешь, что хочешь и, главное, стремишься к чему-то.
— А что бывает по-другому?
— Не притворяйся. Да, конечно, у тебя в классе все, как ты, особенно детишки из обеспеченных семей?
— Ну у нас в классе богатых нет, но есть такие ребята, которым, правда, всё по фигу, лишь бы в компьютере посидеть или на каком-нибудь гаджете побродить с базукой.
— Вот так бывает, иногда бьёшься-бьёшься, а получается пшик! А ты ночей не спишь, в отпуск не ходишь, хочешь, чтобы всё было в ажуре. А на выходе получается, тебя ожидают чудовища, готовые с потрохами продаваться за гамбургер или блестящую блузку, лишь бы тепло и сытно, а ещё никто не беспокоил по пустякам со всякой совестью.
— Вы о чем, Михаил Владимирович? Я тоже иногда замечаю в людях что-то от зверя — шерсть или клык.
— Да, так бывает, а знаешь, Алёна, скажу тебе: не так страшен человек, который кого-то подкупает, страшен, тот, кто соглашается продаться. Особенно, когда очень близкие предают тебя. Вот тогда и появляется у людей что-то от неземной бестии, хвост или, например, рога.
— Я тоже стану таким зверем, когда вырасту? У меня появится тёмная шерсть?
— Ну, да, если ты, того, отдашь свою душу за деньги или шмотки, перестанешь бороться со злом, примешься думать только о себе и своём благополучии.
— Спасибо, дядя Миша. Я разгадала, куда ведёт дорога и та лестница.
— Молодец, размышляй о нашей жизни, ты стоишь на верном пути, — следователь отдышался и продолжил говорить совсем, как прежде. — Учись хорошо, будь человеком, и из тебя вырастет классный следак. А вот что ещё, пока нет твоей мамы, скажу тебе: есть другая новость, которую я получил буквально вчера вечером.
Он загадочно улыбнулся и хитро посмотрел на молчавшую девочку.
— По твоей просьбе установлен скрывающийся от любимых женщин целых четырнадцать лет неуловимый папа Алёны Белкиной.
Следователь замолчал и вокруг них повисла тишина. Алёна услышала, как скрипит на ветру старая ель, и кузнечики в траве не умолкали ни на секунду. Тут ещё где-то рядом, на террасе, зашумел чайник.
— Маме будем говорить или нет?
— Давайте, может, она обрадуется и скажет нам спасибо? А дядю Диму, думаю, она больше даже на порог не пустит.
— Только есть маленькое «но».
— Какое «но»? Вы узнали, что он каннибал или как там, а вот, вспомнила — педофил?
— Ну об этом рано говорить, мы его ещё не допрашивали, и сведения не запрашивали. Дело в том, что три года назад он был в отпуске и приезжал в ваш посёлок. Да что в этом плохого, спросите вы, я отвечу: как раз в те роковые дни, когда всё случилось. И после каждое лето приезжал. Только в этом году пока ещё не отметился.
— О Боже, вы хотите сказать… нет, не может быть.
— А почему нет, ты сама говорила об этой версии, но я не был осведомлён о личной жизни Людмилы Александровны Белкиной. А тут человек с Севера, возможно, с отмороженной головой, сидит в полярную ночь, у него депрессия, и он размышляет, кто ему испортил личную жизнь, а? Да не пугайся, с Димой разобрались и с ним разберёмся, может, он совсем и ни при чём, а просто так совпало, в жизни всякое бывало, и не такое распутывали.
— Но если он приезжал в посёлок и не раз, то почему не пришёл ко мне, то есть к нам с мамой?
— Это ты сама спросишь у него, когда представится случай. Его родители ждут сыночка со дня на день в отпуск, ну и мы с ним непременно встретимся. Обещаю.
Алёна молчала, следователь не мигая смотрел на солнце, уходящее за горизонт, его золотые лучи пробивались сквозь листву, разливая на вечернюю землю остатки света и тепла.
— Сколько лет заката не замечал, даже не помню. Забыл, что есть такая красота, и ещё самая простая жизнь: деревья, трава, солнце, а ночью настоящие звезды, — кому-то рассказывал Михаил Владимирович, возможно, сам себе, или просто пытался оправдаться перед кем-то за свою нынешнюю жизнь.
— Только маме не говорите о том, что его подозреваете, хорошо, Михаил Владимирович.
— Да, товарищ младший следователь Белкина, клянусь. Замечательная у вас лавочка, уходить не хочется.
— Дедушка сделал.
— Добрые, видать, руки были у Белкина.
— Прошу к столу, уже и курица готова! Мойте руки и ужинать! Михаил Владимирович, никаких отговорок!
Они вошли в дом. Мама накрыла стол, в центре сиротливо смотрелся в хрустальной вазе букетик полевых цветов.
— Накрой заварной чайник, — попросила мама.
Алёна встала и накрыла полотенцем белый запотевший чайник.
— Приятного аппетита!
— Жаркое удалось, Людмила Александровна! Хотя, когда весь день на пустом чае, проглотишь и камень, — похвалил хозяйку следователь.
— Вы меня захвалите, все, что успела собрать на скорую руку. Хорошо, хоть курица была разморожена.
— Мамочка, ты превзошла себя.
Мила улыбнулась:
— Спасибо! Может, ещё кусочек? Мужчина должен есть много, как и подросток.
— Вы так думаете?
— Да, так было испокон веков.
— Тогда, пожалуй, добавьте, — согласился Михаил Владимирович. — Грешен, люблю поесть. Разве по мне не видно?
Вилки стучали по тарелкам в полной тишине.