Во всевозможных версиях убийства родных Алёнка чувствовала себя как рыба в воде. Как-то, ещё в первый год после гибели бабушки и дедушки, накануне майских праздников, она взяла в библиотеке уголовный кодекс, и все выходные, спрятавшись от мамы в лесу, скрупулёзно вычитывала главу за главой, статью за статьёй, мало понимая в хитросплетении юридических терминов и понятий. Добравшись до 105-й статьи, она почувствовала облегчение, словно напала на клад, но, прочитав до конца, даже с комментариями, набранными мелким шрифтом, разрыдалась, ведь там ничего не написано о преступлении, касающемся её близких. Нравились только сухие строчки санкций «… от восьми до пятнадцати лет лишения свободы». Но прошедшие годы не потрачены впустую, перекопав горы литературы, она разобралась в отличиях убийства от убийства по неосторожности или кражи от угона.
На сегодня удалось отбросить версию, связанную с дядей Димой Прозоровым, заодно, правда, расстроить его брак с мамой и вплотную подойти к новой, ещё более трудной задаче, имя которой: олигарх. Она помнила его по праздничному открытию начала строительства комбината. Сухой, небольшого роста, в блестящем костюме, наверно, очень дорогом, блестящем на солнце, как одежда инопланетянина, с крупными часами из жёлтого металла на запястье. Среди цветов и флагов он и сам выглядел декоративным убранством, не принадлежащим к миру обыкновенных людей. В ожидании приезда губернатора он вышагивал в лакированных ботинках по импровизированному подиуму из свежеструганных досок, иногда слегка приплясывая, то ли от осеннего ветерка, то ли просто от хорошего настроения и уверенности в своей удаче.
Первая идея Алёнки, как попасть на приём, провалилась, и девочка не винила Женю, в душе она обвиняла олигарха в чёрствости и зазнайстве. А как растолковать ему, успешному и богатому, что они тоже хотят жить, пусть скромно и тихо, но дышать этим смолистым лесным воздухом, обнимать бабушку и дедушку. Нельзя существовать на Земле с чувством допустимости безнаказанного убийства… ни-зя!
Мила, вернувшись домой, занялась приготовлением ужина. Алёна начистила картошки, оставалось только поставить кастрюлю на плиту и порезать салатик. Девочка что-то ответила на её вопросы и убежала на улицу, это обычный дежурный разговор. С ёжиком, что ли, она возится? Настоящая Маугли. Какое уже лето одна-одинёшенька в глухом лесу.
Нарезая помельче укроп, петрушку, Мила думала о Диме, о том, что надо бы возвратить кольцо, хотя в глубине души по-человечески жалела парня: столько лет ухаживал за ней и в конце концов оказался ни с чем, а ведь она уже уговаривала себя составить ему партию. Конечно, теперь всё рухнуло и разбилось, как тот сказочный великан, свалившийся на землю с горохового стебля, она никогда в жизни не выйдет замуж за запойного мужчину! Об этом не могло быть и речи. В случае чего за неё ведь некому заступиться, и кому тогда жаловаться или плакать в жилетку?
Алена вернулась на террасу, плюхнулась на стул.
— Иди мой руки, скоро будем ужинать, и достань ветчины, я порежу.
Девочка молча направилась к умывальнику.
— Почему ты молчишь, что-то случилось?
Алёна ответила не сразу, и Мила даже рассердилась на упрямство дочери.
— Утром приезжал Женя. Он не смог устроить нам встречу с олигархом.
— А ты всё ещё надеялась, наивная, и так ведь ясно как белый день, кто мы и кто он.
— Мама, но нам надо проверить эту версию до конца, а для этого мне надо его послушать, чтобы понять, врёт он или нет.
— И что мы сделаем? Я даже ничего придумать не могу.
Девочка молча принялась ходить туда-сюда за спиной матери.
— Не раздражай меня, садись за стол.
— Я, кажется, придумала.
— Надеюсь, ты не хочешь захватить его в заложники или напасть на его офис?
— Вообще это идея, и что я раньше не додумалась? Да смеюсь я, смеюсь, не переживай. В общем, я хочу объявить ему бойкот.
— Что? Какой бойкот? То есть ты не будешь с ним разговаривать, или покупать их продукцию… Смешно, ха-ха хи-хи.
— Извини, я что-то не так назвала, не бойкот, а, как его там, ну… пикет.
— Пикет? И что ты напишешь на плакате?
— Ну, я ещё точно не придумала, но что-то типа того: «Мои дедушка и бабушка выступали против строительства комбината — их зверски убили! Может, виновен комбинат!?» Как тебе…
Мила взяла паузу, ей вдруг захотелось, накричать на дочь, запретить даже думать об этом, и она уже набрала в лёгкие побольше воздуха… Но, сама не зная почему, она не стала этого делать, только одна мысль не давала ей покоя, стуча набатом в висках — неужели в этом мире для неё и её девочки совсем нет места? Отчего они должны прятаться в этом лесу от людей, опасаясь каждого грибника или прохожего. Почему какой-то олигарх вырубил берёзовую рощу под свой комбинат, отказавшись от земли в нескольких километрах от посёлка! Только ради того, чтобы сэкономить деньги на доставке рабочих, лишив безответных жителей любимого места отдыха и прогулок! Возможно, руководство стройки приложило руку к гибели её ни в чём не повинных родителей!
Алёна испугалась маминого молчания. Оно предвещало только одно — отказ. В эти минуты она просто подбирает аргументы, чтобы объяснить любимой доченьке, как сильно она за неё переживает, и, мол, не надо так делать, ой не надо. Но Мила, глядя в глаза дочери, сказала:
— Ладно, завтра я привезу гуашь и бумагу, а ты подумай над текстом, может, не надо так жёстко?
— Мамуля, ты гений! Я тебя люблю!
— Не болтай лишнего. Ты должна понять, что это не простой поступок. Мы можем стать врагами всему посёлку, вон как народ радуется вновь появившейся работе, за столько-то лет намотались: кто в город, кто в Москву, а тут теперь под боком свой огромный комбинат! Я же тоже хотела там найти работу, и Светка обещала посодействовать, да, видно, не судьба.
— Мама, давай ужинать! А бумагу завтра привезёт Женька.
— Какой он тебе Женька, называй его хоть Евгений, что ли.
— Ладно, зато олигарх позвал Евгения на работу в его пресс-службу. Он даже нацепил галстук для солидности.
— Да, он далеко пойдёт, молодец парень — знает, чего хочет.
— Это плохо мама, когда человек вот так старается, много работает?
— Кто тебе сказал? Плохо, когда человек идёт по головам, не обращая внимания на людей, перешагнул и забыл, вцепился за новых бедолаг, и так всё выше и выше. А те нижние, с кем пуд соли съел, стали ему не интересны, ведь они уже никак не помогут с дальнейшей карьерой!
— А Женька, ой, извини, Евгений такой?
— Нет, он нам помогает. Мы ему помогли, и он нас не забыл. Взял бы интервью и бегом в кассу за премией, а он стал задавать ненужные вопросы олигарху. А где у нашего журналиста отец работает? Правильно, на стройке и, заметь, если он вылетит оттуда, учёба у парня в Москве накроется медным тазом. Мне кажется, он отличный парень, правда я его хорошо не знаю. А ты что, влюбилась?
Алёнка покраснела до кончиков ушей и вскочила, с грохотом отодвинув стул.
— Мама, ты сошла с ума?
— А что такого, ты взрослеешь, вон какая вымахала, так и меня догонишь и скоро перегонишь!
— Я об этом даже не думала.
— А покраснела почему?
Алёнка, хмыкнула и вернулась на место.
— Между прочим, он ездит не ко мне.
— А к кому, к нашей ёлке?
— Да к тебе, ты, что, не замечаешь?
— Нет, даже не думала.
— А ты подумай, хорошенько подумай.
— Об этом не может быть и речи, он ещё ребёнок. Я никогда не опущусь до такого, лучше весь век одной тебя растить. Чем вот так, стать посмешищем в посёлке!
— Да ему уже двадцать! Он учится и работает. А через два года закончит университет. А потом, тётя Лиля и тётя Люба так не думают.
— Лена, замолчи немедленно! Я больше не хочу об этом говорить и пообещай мне, что ты более не произнесёшь на эту тему ни слова. Обещаешь?
— Торжественно клянусь.
Они молча поели и разошлись кто куда. Ленка уткнулась в книгу, а Мила вышла в огород.
Женя появился на следующий день, вечером застрекотал скутер, и молодой журналист постучался в калитку.
— Заходите, Евгений, открыто.
— Добрый вечер, Людмила Александровна!
— Здравствуйте, как дела.
— Нормально, вам, наверно, Алёнка рассказала о моей встрече с олигархом.
— Да, ещё вчера.
— А, кстати, где она?
— Да тут, в лесу рядом с домом землянику собирает. Присаживайтесь, я хоть с вами посижу, а то устала клубнику раздёргивать.
— А она не заблудится? — поинтересовался парень, присаживаясь рядом с хозяйкой.
— Она выросла здесь и знает каждую кочку и сосну. Самостоятельная жизнь в лесу делает ребёнка взрослым очень быстро. Меня-то родители не оставляли ни на час, потому я долго взрослела, иногда кажется, что детство так и не закончилось. А что вы хотели?
— Я привёз бумагу для плаката, она там, в тубусе, на скутере. Ну, для пикетирования. Вы разрешили или нет?
— Да, разрешу. Но думаю, вам не надо там светиться, учитывая, что ваш отец работает на стройке. Работу терять нельзя.
— Хорошо, что вы понимаете. Но я думал всю ночь и как сказать… готов.
— Что готовы, участвовать?
— Ну да, помогать вам. Я и отцу сказал о своём решении.
— А он что?
— Согласился. Я сам не ожидал, подумал, мол, сейчас начнёт отговаривать или даже ругаться, ведь для него эта работа очень важна: во-первых, по профессии, во-вторых, зарплата хорошая, и главное, рядом с домом. А он мне заявляет, давай, мол, сынок, сдаваться перед трудностями нельзя, а он, если чего, снова будет ездить работать в Москву.
— Добрый у вас отец, Евгений. Пожалуйста, берегите его, а я ведь своего не уберегла, — Мила помолчала и продолжила — Я думаю, мы сами справимся, тебе не надо рисковать, и тем более никакие жертвы не нужны. Хватит жертв со стороны моей семьи. Я уже попросила одноклассника, он будет возить Алёнку к комбинату и там присматривать за ней.
— Хорошо, — бодро согласился Женя. — Я ещё обзвоню своих однокурсников, они сейчас на практике кто где: один в «Московском комсомольце», Игорь Авсеев вообще в «Российской газете», у него там отец работает, вот и пристроили на лето, кто-то из девчонок на телевидении… в общем, шум поднимем на всю страну.