— Ребятам позвонил, скинул фотки и информацию, всё выставил в социальных сетях. Даже зашёл на сайт губернатора и туда нажаловался.
— Молодец, а меня тут по головке не гладили. Выходил охранник. Наезжал.
Алена все рассказала, и тот, поразмыслив, сфотографировал на всякий случай машины частного охранного предприятия «Алый зубр».
— Я остаюсь.
— Тогда давай попьём чая и съедим по бутерброду.
Не успели ребята перекусить, как подъехала полицейская машина. Остановилась напротив. Из неё вышел участковый Макеев.
— О молодежь, привет! Белкина, что опять случилось? Женёк, это ты к девочке пристаёшь? Ты вроде не из этих?
— Да это не он, это охранник с комбината, — пояснила Алёна.
— Я не такой! — вставил своё слово покрасневший журналист.
— Да, я знаю. Чем угрожал, поясни.
— Говорил, что будет «хуже», если я не уйду и ещё спрашивал, не много ли я на себя беру, смотрел так, будто хотел вот-вот ударить.
— Да, заёрзали московские барбосы! Ладно, пойду разберусь. Не дрейфь, молодёжь, органы с вами!
Поправив спадающий ремень с кобурой, он вразвалочку направился в контору комбината. Машина, включив сирену и мигалки, подъехала следом за ним, перекрыв вход в здание.
Он вышел минут через двадцать и подошёл к ребятам.
— Всё, я переговорил с главным инженером, чтобы не наезжали, если чего, звони прямо мне, на, держи визитку. Но и вы не собирайте здесь толпу, у вас пикет, а не митинг.
— Спасибо, Олег Севастьянович.
Участковый уже шёл к машине, но вдруг повернулся и спросил:
— Сколько стоять будешь?
— Не знаю, но пока не добьюсь встречи с олигархом. Нам нужна помощь депутатов Государственной думы в расследовании убийств.
— Во куда замахнулись! Хотя всё правильно, ладно, поеду бумаги приводить в порядок по вашему делу. Женя, оставайся здесь за старшего.
— Конечно, командир.
Макеев ушёл. У Алёнки зазвонил телефон.
— У тебя всё нормально, почему не звонишь?
— Мам, да всё нормально.
— Из конторы кто-нибудь приходил?
— Да, я сказала наши требования. Женька здесь, приезжал участковый. В общем, всё хорошо, вечером расскажу.
— Поешьте там, давай до вечера.
— Мамуля, — Алёнка пояснила Жене.
— Да, понятно.
Вскоре позвонил следователь:
— Алёна, детка, привет!
— Ой, здравствуйте, Михаил Владимирович!
— Расскажи, что творишь-то, а то мне уже из приёмной губернатора звонят — ребёнок стоит в пикете из-за убийства дедушки и бабушки.
— Хочу встретиться с олигархом.
— Зачем?
— Поговорить, причастен он или нет. Я же вам говорила про эту мою версию.
— Каждый день отзванивайся мне. А я сейчас вызову его на допрос, на пятницу. В общем, прессуем его вместе, да?
— Замётано. Вечером отзвонюсь.
— Женя, смотри, следователь со мной, он его тоже вызовет на допрос. Отлично, предчувствую, что мы на правильном пути.
— Неплохо, давай-ка я схожу в магазин за газировкой.
— Чеши, мне торопиться некуда.
Ближе к вечеру Алёна отпустила дядю Эдика и поехала с Женькой в родной лес. Так прошёл первый день пикета, первого не только в жизни девочки, но и за всю историю существования посёлка. В тот вечер все разговоры за столом, на лавочках или около телевизора были о Белкиных. Начинали с осуждения акции: «Чё придумали-то, сумасшедшие! Саня-то тоже всё боролся, пока самого в лесу не нашли с дыркой в боку!», до восхищения смелостью двух женщин: «Молодцы! Так и надо всего добиваться, а не ждать у моря погоды!»
Второй день подряд вставать рано гораздо легче, чем в первое утро, тем более Алёнка умудрилась лечь спать пораньше. Умывшись, она собрала рюкзачок и вскоре они с мамой уже спешили по привычной дороге в сторону остановки. За спиной осталась старая ель, добрый и привычный лес, а впереди их поджидали незнакомые люди со своими вопросами и претензиями.
Автобус привёз девочку в посёлок, только в этот раз Алёнке показалось, что на неё косилось несколько пассажиров. Ощущение оказалось не очень, что у них в голове? Вот тот дядя в джинсовой рубашке и с наколкой в виде орла на левой руке? А, может, он опасается, что лишится работы из-за паршивой девчонки, поэтому возьмёт и выкинет её из автобуса прямо на полном ходу? Да нет, такого не может быть. Люди не позволят! Фу-у, «звёздам» с экрана не позавидуешь.
Дядя Эдик поджидал её на конечной остановке. Машина завелась и послушно тронулась привычной дорогой к комбинату. Всё было по-прежнему, только у конторы оказалось полно автомашин, но больших и черных, на которых олигарх носился по посёлку, не видно. «Будут! Вы у меня ещё поплачете!»— сама себе шепнула Алёнка, выходя из машины.
Лёгкий ветер гнал по площади первую тополиную листву, что пожелтела до прихода осени. Песок скрипел на губах, и, казалось, сама природа выметает девочку с открытого пространства площади. Но Алёна развернула плакат и стала наблюдать за окнами кабинетов. Поначалу была заметна какая-то суета, но вскоре всё стихло — занавески и жалюзи замерли, и обычный рабочий день накрыл с головой офис…
Прошел час, второй… Тишина. Иногда редкие прохожие останавливались, читали надпись на плакате, кивали головой, расспрашивали девочку. Кто-то возмущался бездеятельностью правоохранительных органов, а кто-то проходил мимо как ни в чём ни бывало. Порой напротив неё останавливались машины, и девочку щёлкали на телефоны и камеры. Кто-то показывал на неё пальцем или приветливо махал рукой.
Близился обед. Приехал Женя, и ребята попили чай из синего термоса с бутербродами.
— Скучно, Жень, — пожаловалась девочка.
— Подожди, шоу ещё не начиналось.
— Из матушки-столицы едут мои однокурсники. Вот Егор добирается на электричке, будет часа через два, а это, между прочим, послезавтра первая полоса в «Московском комсомольце»! Потом, едет с телевидения целая бригада, вечером или завтра покажут на всю страну, их везёт Аринка. Кстати, они уже в городе, заехали в наш следственный отдел. Теперь понимаешь?
— А мне что-то придётся им говорить?
— Конечно!
— А ты мне текст не сделал? Что я им скажу?
— Не надо никаких бумажек, всё своими словами, как на душу ляжет, хочешь, плачь. Люди обожают искренность и вдобавок боятся телекамер, поэтому будут тебя жалеть.
— Посмотри, я выгляжу ничего? А то я даже зеркальце не взяла с собой.
— Я тебя предупреждал, что могут приехать журналисты.
— Да мне как-то не верилось, что к девчонке взрослые примчатся из самой Москвы.
Убрав термос и перейдя в тенёк от липы, Женя приметил машину городской газеты.
— Смотри, вот едут из города. Я отойду, чтобы не мешать.
— Жень, я боюсь, одно дело ты, а совсем другое — чужие. Будь, пожалуйста, рядом.
— Я встану около рекламы. Не бойся, никто тебя не укусит!
Из подъехавшей автомашины с логотипом районной газеты на дверях и капоте вышла женщина в белом и, бесцеремонно поправив юбку, уверенным шагом направилась к девочке. Из ярко накрашенного рта пахло сигаретами и ещё чем-то неприятным, словно серой.
— Здравствуй, девочка. Я журналист, Элеонора Свиридова.
— Здравствуйте. Я ученица школы, Белкина Алёна.
— Значит, ты здесь бунтуешь против самого олигарха?
— Ну да.
— Я заметку так и озаглавлю: «Правнучка Стеньки Разина ищет правду!», не против?
— Да нет. Хотя я про Разина в школе проходила, и он мне, если сказать честно, не понравился, какой-то, как говорят наши пацаны, «беспредельщик». Утопил принцессу в Волге… да и не родня он мне.
— Оказывается, какая ты разговорчивая девочка, наверно, далеко пойдёшь, если вовремя не остановят, — сделала вывод журналист и, повернувшись к машине, крикнула — Давай скорее, наказание ты моё! А то ветер мне всю причёску растреплет, пока ты, скотина, похмеляешься! Не обращай внимания, девочка, это я фотографа вызываю.
Алёна молчала, с опаской поглядывая на тётю, машину и Женю.
— Ну, пока эта бестолочь выходит, чтобы не терять времени, скажи, что вывело замечательного ребёнка на площадь? Говори прямо в диктофон.
Девочка, вспомнив наставления Жени, принялась рассказывать своими словами историю убийства дедушки и бабушки. И поведав обо всём, спросила:
— Напечатаете всё как есть?
— Деточка, успокойтесь, не обещаю, у хозяина и олигарха между собой какие-то тёрки, поэтому не гарантирую, пропустит он материал или нет. Может, вообще задаром припёрлись в эту глушь, запретит писать о тебе, а жалко.
— А у вас на машине написано: «Газета без цензуры», получается, это враньё?
— Маленькая ты ещё! Ничего не понимаешь.
Корреспондент не стала объяснять, что именно девочка не смыслит в современной журналистике. В это время хлопнула дверь автомашины и из неё вылез худой парень в голубых джинсах и майке-алкоголичке, ему не хватало только хвоста. Сделав несколько шагов, он принялся фотографировать Алёну и журналиста.
— Эля, еппонский городовой, отойди. Мне нужна одна девочка! — заикаясь сказал парень. — Малышка, расправь-ка пла-кат, чтобы не отс-ве-чи-вал!
Ещё пару минут, и светила бесцензурной журналистики уехали, Алёна смогла отдохнуть от пристального внимания прессы. Я вился Женя.
— Ну как?
— Ужас! Главное неизвестно, что напишут. Вот тебе и свобода слова!
— Теперь ты понимаешь, что такое работать журналистом!
— Примерно! Но я не разрешу тебе так работать!
У Жени зазвонил телефон, и он стал в трубку объяснять, как проехать к площади.
— Едет съёмочная группа. Они вначале заскочили в район, сняли картинку и хотели взять интервью у главы, да он куда-то быстренько слинял. Видно, точно у него вась-вась с олигархом. Поэтому остаётся надежда только на центральные СМИ, им плевать на олигархов, их там, в Москве, столько, что всем не угодишь.
Вдали показался расписной микроавтобус.
— Едут, Лена, едут! Ура! У нас получилось. После репортажа по центральному каналу любой олигарх поднимет руки вверх.
— Женя, я боюсь.
— Не дрейфь, я с тобою.