— Людмила Александровна, у вас всё нормально? — спросил дежурный, когда Мила влетела в отдел и долго не могла прийти в себя.
— Всё хорошо, это один старый знакомый. Сегодня я не ждала его или ждала, не знаю. Пойду собираться, у меня ведь последний рабочий день. Так что останетесь без меня, не скучайте.
— Жалко, что вы нас покидаете. Вот вначале ушёл на пенсию Александр Сергеевич, а теперь вы.
— Пришла пора начинать новую жизнь. У меня будет нормальная профессия, достойная зарплата и карьерный рост.
— Да, жить как-то надо. Берегите себя и дочку.
— Спасибо, Алексей Алексеевич.
Игорь брёл по улицам в сторону гостиницы. Вначале мимо пятиэтажек и частных домов, потом свернул налево и вышел ко двору из грязно-розовых двухэтажек. С другой стороны на него смотрели сотни машин с огромной автостоянки. Вскоре он приметил, как на теплотрассе три затасканного вида мужика, укрывшись под ясенем, разливали в одноразовые стаканчики подозрительно беловатую жидкость из пластиковой бутылки. Вокруг них источался сочный запах сивухи.
Игорь остановился и не понятно почему вдруг спросил у выпивох:
— Привет, мужики, что пьёте?
— Те какое дело? — вопросом на вопрос ответил мужчина в синих трениках и в футболке с застиранной надписью «адидас». — Самогонку пьём, вот за свою денежку взяли в «пьяном дворе».
— Тя чё угостить, бедолага? — спросил другой, с красным лицом и шрамом на шее.
— Если можно, то прямо пять капель, а я отблагодарю, — Игорь достал пятисотрублёвую купюру и протянул «индейцу», так он окрестил про себя краснолицего.
— Вот это совсем другое дело, можно и поболе накапать, мы не жмоты. На, брат, держи живую воду.
Мужчина в белой футболке протянул ему пластиковый стаканчик, до половины наполненный загадочной жидкостью. Игорь взял, но не рассчитал и сильнее нажал на стенки стакана, под хруст самогонка поднялась до самых краёв. Он быстро отхлебнул таинственный напиток — что-то колючее и противное скатилось по горлу колобком прямо в желудок.
— Ну, на здоровье, — сказал тост Игорь и допил мутную жидкость. Мужики улыбнулись и смотрели на него как на инопланетянина.
— Может закусишь, братан? — спросил «индеец» и протянул полкусочка чёрного хлеба. — Ешь, не дрейфь, Славка из дома принёс, а не с помойки.
Игорь икнул и вроде пришёл в себя, но в пустом желудке что-то забулькало и загорелось, а чуть позже по шее и спине волной растеклась приятная теплота.
— Спасибо, мужики. Но я пойду.
— Ну, если чё, приходи, полечим, — на прощанье сказал ханыга в футболке.
— Давай, бродяга, — добавил «индеец».
С огнём в желудке капитан пересёк шумную улицу и пошёл дальше куда глаза глядят. Идя мимо стоматологической поликлиники, пожалел, что у него ничего не болит во рту, а то вырвать зуб без наркоза для него в эти минуты было как раз то, что надо. Через несколько минут он вышел на центральную улицу, посидел на лавочке около фонтана и даже съел мороженое, желая положить конец бушующему внутри него пожару. А после двинул дальше в парк, где в тени присел на лавочку и стал чего-то ждать, сам не зная чего. Хотелось, чтобы на аллее появилась улыбающаяся Мила и сообщила, присаживаясь рядом с ним, мол, прощает его за многолетнюю глупость и до сих пор любит только его одного. И они, взявшись за руки, вместе выйдут из-под зелёного купола деревьев, чтобы больше никогда не оставлять друг друга ни на минуту. Ему даже казалось, что он видит её, скользящую, как ангел, над чёрным асфальтом. Но по дорожкам, шаркая, гуляли пенсионеры, да дети спешили к площадке с динозаврами, ничего не ведая о романтичных мыслях капитана, да и кому какое дело до прохожего, на нас похожего. Вот если бы на лавочке сидел снеговик, ну, или инопланетянин, они бы остановились и поинтересовались, что он тут делает, а так, что интересного может произойти у обычного человека?
Странная жидкость не давала покоя желудку капитана, и его наконец-то вырвало. Мамы с колясками устремились в разные стороны. Стыд и боль от рези смешались в мутной голове Игоря, подобно пузырькам шампанского, и только продышавшись, он вроде немного пришёл в себя и боль отступила. Выздоровление принесло странную лёгкость в теле, и он поскорее вышел из парка в поисках стоянки такси. Она оказалась на удивление рядом.
— Здравствуйте, мне в Велегожск.
— Здрасьте, тысяча, не меньше, — предупредил таксист.
— Пойдёт, поехали.
Машина завелась и скользнула направо, мимо школы и парка, около гуляющих с колясками в тени деревьев молодых мам и детишек. Игорю захотелось вновь окунуться под сень зелёных крон и, может, также почувствовать себя отцом, ведя за руку свою кровинку, непостижимо осознавая, что впереди тебя ждут ещё внуки и правнуки. Предстоит много раз услышать их звонкий смех, отвечать на их вопросы, да просто покупать им мороженое и газировку. Как бы он хотел усадить малыша на хобот мамонта или на коленки древнего человека и снять это милую картину, хотя бы на телефон, а после на работе показывать знакомым. Вскоре такси вырулило на широкое шоссе, ведущее из города.
Мила держала путь в лесную сторожку позже, чем обычно. Она забрала последние вещи с работы и теперь тащила с автобуса тяжёлые сумки. Начиналась новая жизнь. Но кроме расставания с привычным миропорядком, из колеи её выбил неожиданный визит Игоря. Зачем он явился и что ему нужно? Почему не приходил раньше, а именно в это лето приехал в город? Целый рой вопросов кружился в её голове, ответов не находилось.
Алёнка читала на лавочке и, увидев мать, бросилась ей навстречу, схватив сумки.
— Как день?
— Забрала свои вещи, завтра выхожу в отдел кадров строящегося комбината.
— Ура! Ура! Начинается новая жизнь. А может, мы досрочно расстанемся со строителями и переедем в посёлок, я так соскучилась по людям.
— У нас с ними договор, обязаны подождать ещё три недели, потерпишь? Мне надо прикупить хоть пару деловых костюмов, туфли лодочкой, в чём я буду ходить на новую работу? А для этого нужны деньги, ещё раз спрашиваю, вытерпишь?
— Конечно, я уже и так, словно настоящая Маугли, привыкла к джунглям.
— Знаешь, сегодня ко мне приходил твой отец.
— Правда? И что?
— Ну, я высказала, что о нем думаю, и выгнала его.
— А он то хоть что-то сказал?
— Да, типа того, что его обманули, Дима Прозоров и Светка сказали, что я загуляла с городским.
— Но он просил у тебя прощения?
— Да, но как-то невнятно.
— Ну, а ты что?
— Мы не виделись с ним почти пятнадцать лет, а он не купил даже копеечного букета и вообще явился в какой-то дурацкой майке, с глупой надписью.
— А если бы оказался с шикарными розами, ты его простила бы?
— Нет. Но хоть соблюли бы рамки приличия, всё-таки он задержался на целых пятнадцать лет.
— Да, согласна.
— Ну, а про меня что-то говорил, спрашивал?
— Нет, говорили совсем мало. Я разволновалась и спустила на него полкана, и после выгнала. Наверно, не успел спросить, не знаю. Пойдём лучше ужинать, и так сегодня на меня свалилась целая гора проблем! Во-первых, увольнение со старой работы, во-вторых, твой ненаглядный папа с разборками.
— Мам, получается, что он обо мне совсем не думает, что ли?
— Да нет, просто мы выясняли свои отношения. Я столько лет ждала этого разговора, даже мысленно представляло его, проговаривала фразы, какие выскажу ему в лицо. А тут вышла в рабочем халате, волосы собраны в пучок, ну мымра мымрой. Увидела его, и куда что подевалось, не знаю. Всё разлетелось в стороны, как шелуха от семечек. Ладно, пусть теперь думает, как загладить свою вину.
— А может, опять на пятнадцать лет исчезнет и вернётся, когда мне будет под тридцать, — всхлипывая, сказала Алёна и с укоризной посмотрела на мать. — Может ладно, с букетом-то, пригласила бы его сюда, я хоть бы с ним поговорила, рассмотрела бы его хорошенько.
— Не хнычь. То вроде взрослая девушка, а то ведёшь себя хуже первоклассницы, получившей первую двойку. По-твоему, мне надо было упасть перед ним на колени: милый, я до сих пор люблю тебя и жду! Фик ему!
— А что, разве — нет?
— Может и так, но сейчас я ни-че-го не знаю. Слишком многое приключилось в последнее время. Мне надо подумать, может, это и не любовь вовсе, а жалость.
Мила умолкла, достала из кармана джинсовой юбки носовой платок и вытерла уголок глаза. Потом посмотрела на сумки, валяющиеся на траве, и на дочь.
— А что в жалости постыдного-то? Мы не можем любить всё, что вокруг нас, просто душа надорвётся, а вот возьми, например, нашу ёлку, сороку или зяблика, моего ёжика, кто они нам? Но мы-то их всё-таки жалеем, — опять начала разговор Алёнка.
— Когда твой голодный ёжик шляется по участку, мы сокрушаемся из-за того, что он бедненький ничего не ел, но мы ещё не любим его. А вот твой дед имя поменял с Алексея на Александра, чтобы стать, как Пушкин, Александром Сергеевичем. В семье бабушки бредили русской литературой, и дед не побоялся людских пересудов и, будучи взрослым человеком, стал Сашей. Над ним весь посёлок насмехался, но прошло десять лет и люди с головой назвали эту вроде бы глупость — «поступком». Вот это любовь, а этот твой биологический отец при первой трудности затворился в своей раковине, как рак-отшельник, сидит в ней столько лет — ничего не вижу, ничего не слышу. Удобно! Я стала на него наезжать, а он мне в ответ: я, мол, наверно, зашёл к тебе не вовремя и пойду. Надо же такое придумать, пятнадцать лет не было, а он — «не вовремя», конечно, задержался на полчасика.
Они замолчали. Алёна изредка продолжала всхлипывать, замечая как всё-таки здорово, что дом стоит в лесу, не надо прятаться от людей или стесняться любопытных взглядов. Где пришлось, поговорили и там же поплакали.
— Ступай в дом, поставь чайник на плиту. Я купила пиццу, а ещё привезла торт, мы с Александрой не доели. Слушай, иди поскорее и не плачь. А Светка и правда изрядная дрянь с хвостом…
В этот вечер они больше не разговаривали. Мила и Алёна просто поужинали сладеньким и разошлись по своим комнатам. Сумасшедший день августа подходил к концу. На следующее утро Миле надо было выходить на новую работу.