Игорь последние два дня мотался по городу и лесам вокруг посёлка. Ему оставалось сделать только одно важное дело, и этим утром он полностью подготовился доказывать свою любовь. Теперь никакое ФСБ не могло остановить настоящего офицера, ни в прямом, ни в переносном смысле.
С утра он примчался в оптовый магазин цветов на окраине города.
— Доброе утро, ваш заказ собран, — приветливо встретила его продавец, — идите оплачивайте в кассу. Постойте, я хочу спросить, вы, наверно, цветочный магазин открываете?
— Да нет.
— Тогда понятно, а то не пойму, вы накупили одних роз, а как же, думаю, другие цветы?
Игорь улыбнулся, продолжая укладывать розы в черные мешки.
Вскоре он вновь появился у отдела ФСБ. Отвязав первый мешок, он зашёл во двор и стал раскладывать розы на крыльце здания, подобно пёстрому ковру. Белая, красная, розовая, золотая, опять белая, жёлтая — колючие красавицы покорно ложились на плитку. Всего пару дюжин успел разложить Игорь, когда из-за двери отдела выскочил удивлённый дежурный, испуганно размахивая руками:
— Вы кто? Вы что творите? Почему розы?
— Здравствуйте, извините, но она любит розы, я их и привёз!
— Вы сошли с ума, кто она? Убирайте всё немедленно!
— Людмила, которая у вас работает, любит розы, вот я и хотел с утра приготовить сюрприз!
— Людмила Петровна? Так она в отпуске, и неё есть муж, они женаты уже лет тридцать.
— Нет, Людмила Александровна Белкина.
— Ах, Белкина! Вы сейчас отправитесь на пятнадцать суток за нарушение общественного порядка, это не ЗАГС и не жилой дом! Это всё-таки районный отдел ФСБ! А ваша любимая Людмила Александровна недавно рассчиталась, её здесь больше нет!
— Как уволилась? А куда она тогда устроилась на работу? Подскажите, пожалуйста, ради всего святого.
— Обещаете, что немедленно заберёте эти ваши розы?
— Даю слово офицера.
— Она работает в отделе кадров строящегося комбината в Лесном посёлке. Езжайте туда и там делайте, что хотите. Тем более вы офицер, как вам не стыдно — превратили отдел контрразведки в дом для свиданий. Что я, по-вашему, доложу начальнику? Что у нас тут за ночь случилась нечаянная любовь. Вон он уже едет, на чёрной «мазде»!
— Всё, убираю, простите меня, я не хотел никого подставлять.
Игорь и дежурный моментально собрали полтора десятка роз в мешок. Непрошеный гость даже успел покинуть территорию учреждения, когда машина начальника заехала во двор, спрятавшись в тень от яркого солнца.
— Здравствуйте, Константин Викторович, дежурство прошло без происшествий!
— Приветствую. А это кто, который с мешками? — спросил у дежурного начальник отдела.
— Да предлагал нам приобрести цветы, мелким оптом.
— Народ совсем сошёл с ума, уже цветы по офисам носят. Ну ладно, пойдём в отдел.
— Да, точно свихнулся, но главное, не на нашей территории.
А Игорь, привязав мешок к скутеру, направился в посёлок. Прохожие оглядывались на необычного мотоциклиста в блестящем сером костюме, белой рубашке с ярким галстуком и пятью полиэтиленовыми мешками, привязанными к железному коню. Со стороны могло показаться: сборщик мусора собрался делать предложение, но офицер упорно направлял руль в сторону Лесного посёлка, где когда-то он так бездарно потерял любовь, а как теперь оказалось, и дочь.
Миле выделили рабочее место в кабинете с белыми стенами и подоконником, уставленным комнатными цветами, рядом с опытным инспектором отдела кадров Валентиной Степановной. В черных сейфах, стоящих вдоль стены, лежали трудовые книжки и личные дела сотрудников. Бумажной работы оказалось много: каждодневные приказы, заявления, обязательные записи в кадровые документы. Отвлечься возможно только в обеденный перерыв и ещё около 11 и 16 часов разрешалось выпить чая или кофе на рабочем месте.
Около одиннадцати часов Валентина Степановна сняла очки и сказала:
— Милочка, я не пора ли нам побаловать себя кофейком? Слышу, как в соседнем кабинете, у Тони и Саши, звенят чашки.
— Пора, а то у меня с непривычки разболелись глаза. А пока, посмотрите, вот заявление Гринько, его подшивать в личное дело или нет?
— Отложите вы эту Гринько на десять минут! Пожара нет, поэтому я включаю чайник.
Мила под столом ногами нащупала туфли, одела их и тоже встала, чтобы пройтись по кабинету. Сидячая работа утомляла, и приходилось часто делать лёгкие разминки, чтобы прийти в себя. Хорошо, утренние и вечерние прогулки по лесу давали возможность держать себя в приличной физической форме.
Чайник вскипел и щёлкнул, Валентина Степановна заварила кофе, а Мила опустила в чашку пакетик и, ожидая когда чай заварится, подошла к окну. Отношения на новой работе складывались весьма своеобразные, все сотрудники конторы прекрасно помнили, как напротив их окон несколько дней маячила девчонка с угрожающим плакатом. О сколько по этому поводу случилось шума и эмоций! И что же теперь, думали обыватели, наверно, всё это и затевалось, чтобы пристроить на работу её — Люду Белкину, мать бедной девочки. Просто форменный шантаж! «Так поступать нельзя!»— шептались в кабинетах и вполголоса обсуждали в курилке наглую красавицу. Мила об этом не только догадывалась, но и знала точно. Особо всех наповал сразил чуть ли не новогодний праздник, устроенный в связи с её выходом на работу, который продолжался несколько дней! То цветы, то конфеты, то музыка в обед с поздравлениями по громкой связи. Её, как губернатора, водили по всем кабинетам, любезно знакомя с сотрудниками. Не зря такой почёт, ох, не зря!
За окном зарычал мотоцикл, но Мила не обращала внимания на то, что происходит на улице, она вся ещё находилась в своих нерадостных думах.
— Мила, вы только гляньте, как оригинально! Прямо как в песне у Аллы Пугачевой, помните, — и Валентина Степановна, довольно точно попадая в ноты, напела вполголоса — Миллион, миллион, миллион алых роз из окна, из окна видишь ты. Кто влюблён, кто влюблён, кто влюблён и всерьёз, свою жизнь для тебя превратит в цветы.
Мила подняла глаза и посмотрела за окно. Нарядный Игорь доставал розы из огромных чёрных мешков вперемежку то белые, то красные, то розовые и раскладывал напротив их окон. К нему подошёл охранник и начал что-то говорить. Жуков поправил бордовый галстук и стал возбуждённо что-то объяснять, показывая на здание. Охранник через пару минут махнул руками и вернулся с улыбкой обратно ко входу.
Видя, что соседка молчит, Валентина Степановна добавила:
— Пошлая песня, но ведь слушали в начале восьмидесятых, хотя слова написал хороший поэт Андрей Вознесенский. О смотрите, Мила, там уже из наших толпа собирается. Может и мы выйдем посмотрим, что там происходит?
— Выйдем посмотрим, — сказала Мила, не зная, что же ей следует предпринять, чтобы остановить накатывающееся на неё чувство стыда и неловкости.
В дверь постучали.
— Людмила Александровна, — позвал вошедший охранник, — выйдите и скажите, чтобы он собрал розы! Уже вся стоянка в цветах, даже машину поставить некуда. А вдруг начальство нагрянет? Меня к чёрту выгонят из конторы!
— Сейчас иду! Мне только этого не хватало.
Мила поставила чашку на стол и под недоумённые взгляды соседки вышла на улицу. Но при виде розового ковра она растерялась, все слова улетучились, подобно парашютикам одуванчика, парящим над поляной, благодаря свежему ветерку.
— Здравствуй, Мила! Это всё тебе! Прости меня, пожалуйста!
Слова Игоря вывели её из оцепенения. Она не знала, плакать или смеяться, ругаться или радоваться.
— Ну, что ты творишь? Я только недавно вышла на работу, а ты здесь устраиваешь такое! Что подумают обо мне люди!
— Да пусть. Лучше улыбнись! Я так старался!
— Господи, за что мне всё это? Ты бы вначале у меня спросил, мне это нужно или нет? Немедленно прекрати это балаган, мы не в цирке.
— Балаган? Цирк? А я клоун?
— Да нет же, ну перестань, пожалуйста.
Игорь опустил руки и сел прямо на дорожный бордюр. Улыбка сползла с его лица, и собравшаяся толпа стала расходиться, пришло время возвращаться в кабинеты. Шоу закончилось, едва начавшись, и люди потеряли к нему всякий интерес.
— Ну что, скажи, ну что тебя не устраивает, а? — спросил Игорь, ломая в руках алую розу. — Зашёл на работу просто поговорить — не приняла. Собирался придать романтики нашей встрече — опять не то. Что ты хочешь, скажи?
— Оставь меня просто в покое, вот что я хочу! У меня другая жизнь и свои проблемы. Я, конечно, рада, что ты наконец-то объявился, правда, через пятнадцать лет, но сегодня я не готова кинуться тебе на шею с криком: «Я прощаю тебя! Игорь, я счастлива, что ты разобрался, где правда, а где ложь». Нет, шиш тебе, слышишь? Это надо было сделать давно, сразу после армии, приехать и всё выяснить, да просто спросить, может, нужна какая помощь, а она мне и дочери была необходима. Но ты не такой, ты гордый, любишь только одного человека, я тебе сейчас назову его имя и фамилию, слушай — это Жуков Игорь. Вот теперь, если мы с Леной тебе и вправду необходимы, добивайся нормального к себе отношения.
— Мила, прости меня.
— Я простила тебя. Но это не значит, что мы с тобой на машине времени вернёмся в прошлое и заново переживём нашу жизнь. Нет, к сожалению, так не получится. Ты когда-то сам нас вычеркнул из своей жизни, а не я. Согласен со мной?
— Да.
— Ты был у своей дочери? Ты с ней хотя бы поговорил?
— Нет.
— Плохо, привыкай, у тебя есть дочь.
— Прощай.
— Прощай.
Мила окинула взглядом стоянку, всю заваленную красными, розовыми, белыми, жёлтыми розами, и несколько раз глубоко вздохнула. Она повернулась и скрылась в здании за блестящей дверью. На улице остались только Игорь, машины и цветы. Так он просидел ещё с полчаса, а после, собравшись с духом, уехал.
Мила, пройдя по гулкому коридору, юркнула в туалет и расплакалась. Привести себя в порядок удалось не сразу. Когда она наконец-то вернулась в кабинет, Валентина Степановна с кем-то разговаривала по телефону, увидев коллегу, сразу умолкла.