Забота о здоровье и безопасности – расширение сферы свободы, это очевидно. Рахит, гастрит и сколиоз свободы не добавят. Не говоря уже о более серьезных травмах и болезнях.
Очень жесткие рамки того, что родители готовы принять, например, требование послушания всегда и во всем – несвобода, потом всю жизнь придется либо уступать, либо «бороться за правду» (попустительство во всем – тоже несвобода, так как незабота, об этом было выше). Насильственное насаждение своих ценностей – несвобода, ребенку приходится либо глотать, не жуя, либо выплевывать, а распробовать-то он и не может.
Отказ от заботы, прерывание связи – тоже несвобода, ушедший родитель «привязывает» к себе, к своей судьбе. Не всегда это от нас зависит, но ребенок, которому не довелось пережить потерю родителя, конечно, в общем и целом свободнее.
Запрет любить и помнить «плохого» родителя – несвобода. Если запрета нет, ребенок может выбирать: быть похожим или нет. Если любить нельзя, ему приходится повторять образ жизни и судьбу – а как еще сохранить связь?
Травмы, насилие, унижение, привитые комплексы – это несвобода, и так понятно. Ребенок вынужден будет потратить кучу времени и сил на преодоление последствий – или жить с искажениями внутри.
Разнообразные модели и стратегии поведения самих родителей – это тоже свобода. Тогда, возвращаясь к разговору о жизни в обществе, у выросшего ребенка будут в распоряжении разные стратегии: лояльности (если повезет на времена) или сопротивления (если не повезет и если это будет для него ценностно важно). И на более мелком уровне: всякие знания-умения-навыки, чем больше возможностей, тем лучше, кто его знает, что пригодится и даст больше свободы.
Открытость в отношениях, разговоры, рефлексия чувств и поступков – больше свободы, умолчания, закрытые темы, «скелеты в шкафу» – меньше.
Не буду продолжать, ибо можно бесконечно.
Это я не к тому, чтобы кого-то убедить, или что я именно права, а другие нет. Просто у меня вот так сложилось внутри.
Конечно, возникает вопрос: как же так, ведь сплошь и рядом мы ограничиваем свободу ребенка, чтобы обеспечить ему свободу на будущее. Ну, в предельном варианте: не даем выпасть из окна, чтобы оставить в его распоряжении жизнь. Или не даем чипсов, чтобы в будущем он мог проводить время не на больничной койке в гастроэнтерологии, а более свободно, разнообразно и творчески. Да еще одна свобода часто противоречит другой: хорошее образование – свобода, но проверять уроки до старших классов – значит, не давать свободы самому за свои успехи отвечать. Пусть дитя грешит – оно, конечно, свобода, но вот если он догрешится до колонии, это будет уже совсем несвобода. И так все время.
Это очень интересный и непростой вопрос, связанный с тем, что, воспитывая детей, мы имеем дело со становящейся субъектностью. Кант и другие писали о субъектности, уже имеющей место. Адам Смит говорил, что либерализм – не для детей и дикарей, и при всей нетолерантности в этом есть здравое зерно. Воспитание под знаком «никакой свободы» уродует. Воспитание в условиях полной свободы невротизирует, да и просто опасно. Что в одном возрасте хорошо, то в другом плохо. И с разными детьми. И в разных ситуациях. Все время нужно искать баланс, сколько свободы нужно прямо сейчас и про что.
В общем, про это совсем ничего еще толком неизвестно и непонятно в мировой философской, педагогической и этической мысли. Тут думать и думать.
2 августа 2015 г.
Решение Верховного суда об отказе детям мигрантов без регистрации получать бесплатное школьное образование – безумие. Я не знаю, что за ним стоит, популизм или экономия бюджета, но это полное безумие.
Если кто-то думает, что в результате мигранты начнут сниматься семьями и возвращаться к себе в разруху и нищету, то этого не будет. Если кто-то думает, что в результате у них у всех откуда-то появятся деньги на съем или покупку нормального жилья с регистрацией, то этого не будет тоже.
Просто их дети не будут ходить в школу.
Что они будут делать вместо этого? Догадайтесь. Кто не догадался – пересмотрите американские фильмы 1960—80-х про подростковые банды в мигрантских кварталах. А что им еще делать, если на будущее тоже никаких вариантов, никакой легальной работы без аттестата не будет в принципе.
Что дальше – будем их в тюрьмы отправлять, на повышение квалификации?
Или еще раньше отбирать у родителей, пусть идут в детдома «экономить» бюджет? И ненавидеть это государство, и всех его «законных» жителей заодно, причем совершенно справедливо.
Не случайно все страны, столкнувшиеся с массовой миграцией, ограничивают все что угодно, но не возможность учиться детям. Сейчас во многих странах Европы вы можете прийти в государственную школу и откровенно сказать директору, что вы в стране пока непонятно на каких правах. Вашего ребенка немедленно зачислят, более того – полностью обеспечат формой, школьной и спортивной, учебниками, канцтоварами и горячим питанием в школе. И помогут освоить язык, дополнительно позаниматься – тоже бесплатно. Потому что это ребенок, и он должен учиться, какими бы ни были отношения его родителей с государством. Отношения могут измениться, а детство проходит, возможности упускаются, образ жизни формируется. И казна не разорится, выдав ему тетрадки и кеды, зато потом гораздо ниже шанс, что придется содержать его в тюрьме или лечить от СПИДа. Более того, при решении вопроса о виде на жительство это становится одним из важных критериев: ходят ли дети в школу, и насколько исправно. Что родителей, а значит, и детей мотивирует дополнительно.
Да, образование в массовых школах не то чтобы на уровне Итона. Разноязыкие дети, не всегда благополучные семьи, стресс от культурного шока. И насилие легко возникает, и стычки на национальной и конфессиональной почве, и наркодилеры ищут туда тропы. Это постоянная тема для обсуждения – как мотивировать детей в таких школах учиться, как наладить между ними отношения. На эту тему тоже есть всякие трогательные фильмы, там Вупи Голдберг или Жерар Депардье (еще не спившийся) пытаются найти подход к юным обормотам. В кино все мимими, в жизни сложнее, это серьезная проблема. Но она уж точно не серьезнее, чем массовая уличная подростковая преступность.
Если сейчас кто-то из родителей радуется, что наконец рядом с их чадами в классе не будут сидеть «эти черные», то, боюсь, у их детей уже есть гораздо бо́льшая проблема, чем низкий уровень преподавания в школе. Потому что родители, неспособные к построению причинно-следственных связей, это печальнее, чем плохо говорящий по-русски одноклассник. Ведь у них вряд ли будет возможность нанять своему ребенку личного водителя-охранника, чтобы до выпускного встречать-провожать из школы в районе, где его бывшие одноклассники, только уже обозленные и глотнувшие криминальной свободы, будут слоняться по улицам.
Я не хочу сейчас обсуждать проблему миграции, связанной с ней коррупции, несовершенство законов и т. д. Это все может решаться и налаживаться (или ухудшаться) годами. Но дети должны иметь возможность ходить в школу при любых обстоятельствах. Это то, на что мне лично не было бы жалко своих налогов. В отличие от войны с соседями.
Мы так боимся, что ребенка заберет у нас смерть, что забираем у него жизнь
1 июня 2016 г.
В День защиты детей принято отчитываться о достижениях и писать о том, что еще предстоит сделать ради них. Но мне хочется сегодня поговорить о том, о чем сложно и не очень хочется думать. О том, что у стремления защитить детей и позаботиться о них, об их безопасности, здоровье, нравственности, будущем, есть теневая сторона.
Как еще описать эффект от потрясшей многих российских родителей статьи в «Новой газете» о подростковых суицидах (https://novayagazeta.ru/society/73089.html)?
Необъяснимые смерти детей из благополучных семей, таинственные киты, уходящие в небо, культ «сетевой святой» Рины, кадры изрезанных рук, телефонные звонки перед смертью, жуть наводящая «Ева Рейх»… Что за черные властелины и гамельнские крысоловы, не имеющие ни лиц, ни имен, уводят за собой наших детей в «иную реальность», в «постижение истины», «в небо» – а на самом деле в бессмысленную и безвременную смерть?
Автор этого нашумевшего материала – Галина Мурсалиева – выступила в роли доктора Ватсона, который и сам был под впечатлением мрачных туманов и жутких легенд Девонширских болот, и читателей мастерски загнал в это состояние. У всех уже коленки тряслись в ожидании жуткой потусторонней твари, прячущейся за клубами тумана. А потом пришел скучный Лестрейд в образе молодых журналистов из Ленты. ру и все испортил. Они, а за ними и еще многие, в один день без всякой мистики и «многомесячного погружения» докопались до того, до чего, собственно, абсолютно всегда докапываются все, расследующие разного рода «клубы самоубийц». «За занавесом» неизменно оказываются либо мошенники, пилящие на горячей теме свою денежку, либо нарциссы-социопаты, компенсирующие свою жизненную неудачливость и непопулярность властью подобного рода. Некоторые из них уже задержаны, они и не прятались особо, охотно делились с журналистами восторгом, что всех «надули» (в оригинале, понятно, другое слово). Другие начали тут же выкручиваться и зачищать следы. Естественно, сами «воландеморты» всегда цепко держатся за жизнь и благополучие, и не считают все сущее, особенно славу и деньги, не стоящей внимания суетой. Потом и Еву Рейх нашли – «черной госпоже» 13 лет, город Омск, реакция: «ачетакова».
Было много споров о самой статье. Восхищались, ругали. Противопоставляли «профессионализм» Ленты «алармизму» «Новой». Мне не кажется, что тут есть однозначный ответ.
Статья в «Новой» – безусловно, что угодно, только не журналистское расследование. Это, увы, не единственный пример, когда у журналиста этого издания есть яркая позиция, мнение и впечатление, а значит, взвешенная работа с фактами уже не нужна.