ажные фото? Она сжала живот. Конечно. Как Кейт и сказала, он был так аккуратен с цифровыми снимками, со своим ноутом, со своим проклятым телефоном. Все эти замысловатые правила связи с ним. Цифровое не умирает.
Но если сжечь фото, оно уйдет навсегда.
Драгоценные минуты утекали. Ты должна шевелиться. Она знала это и все-таки продолжала переворачивать листы, глядя на красивые лица… потому что они, все без исключения, были красивы. Оливия приостановилась незадолго до последних страниц. Она как будто знала. Серены тут не было.
И даже сейчас, после всего, Оливия отметила это с чувством легкого, но острого удовлетворения. Серена, тебя тут нет, потому что ты ускользнула? Или потому, что ты не имела значения? И она перевернула страницу.
Нет, Серены не было. Но она была.
Ее сердце замерло. Это был один из снимков, сделанных Халстоном. Снимок, на котором Марк просил ее позировать одной. Фото Оливии было предпоследним. Она помнила, что он попросил Халстона сделать еще один отдельный снимок. Она попыталась перевернуть страницу, нечаянно пролистнула слишком далеко и вернулась назад.
Кейт.
Ее пронзил ужас. Она должна была убраться отсюда немедленно.
Прочь!
Нет! Не облажайся.
Оливия встала – колени подгибались – и посмотрела на часы. Все еще непослушными пальцами она вынула несколько фотографий. Конечно же, на оборотной стороне каждой идеальным почерком было выведено имя. Она постаралась успокоиться и сосредоточиться, чтобы хоть одно из них отложилось в памяти. Затем она заправила их обратно и побрела к шкафу, чувствуя, как сердце колотится в горле. Корешок смотрел на нее, или на дальнюю стенку, или?… Стой.
Их фото. Они были тут.
Будь ты проклят! Нет, не делай этого!
Это было глупо. Безумно. Слишком рискованно. Но она должна была.
Дрожащими пальцами Оливия как-то ухитрилась вытащить две фотографии из целлофановых карманов. Она помчалась в гостиную, затолкала их на дно своего рюкзака от «Прада» и, шатаясь, вернулась в спальню. Голова гудела, и имена уже путались. Проклятье, проклятье! Она могла бы отснять фото на телефон. Теперь слишком поздно. Проклятье!
Казалось, чтобы найти точную позу, в которой он оставил ее, понадобилась уйма времени. Где должна быть ее левая рука? Простыни? Оливия услышала, как открывается дверь. Услышала шаги. Услышала, как он подходит к ней.
Ты смотришь фильм, ты смотришь фильм, ты…
16 марта, средаКейт
Так повелось, что каждое утро по дороге в офис я говорила сама с собой. Мы обе с Оливией были немного растеряны. Я хочу сказать, она сделала это, достала альбом и все такое, но истина заключалась в том, что теперь все было намного страшнее. Оливия разваливалась на части. Я видела, как вина, позор и страх буйствовали у нее в голове. Она кошмарно себя чувствовала из-за того, что узнала лишь пару имен.
– Знаю, я должна была узнать больше. Я должна была выяснить все имена. Мне кажется, я вытащила по крайней мере три. Почему я не могла запомнить больше? – Она хлопнула себя по лбу. – Я вижу только альбом. Тебе стоило бы посмотреть на него… черная крокодиловая кожа. Это же само совершенство, правда? И я вижу блондинок, Кейт. Много блондинок. Я облажалась.
– Ты прекратишь уже? – Я повторяла это в трехсотый раз. – Ты прошла нагая в адскую пасть. Два имени лучше, чем ни одного! И ты вытащила нас – наши фото – оттуда. Голевая передача! – Я не стала говорить, что эта голевая передача заставляла меня вскакивать по ночам. Что, если этому извращенцу нравилось время от времени пускать слюни над своим альбомом? Тогда мы умрем, как пить дать. Я сумела держать все это при себе. – Так что мы круты. Я передам имена Джонни и тогда… – Дальнейшие детали были мне не ясны, за одним исключением – нельзя было привлекать полицию. За полицией потянутся СМИ. Больше никогда, ни за что. Я придумаю план, и хороший.
Рано или поздно.
Я, наверное, минут двадцать пялилась в открытую папку, когда мисс Гудлэйс в своих неизменных туфлях подошла к моему столу, то есть столу мисс Шупер. Это немного напугало меня, но опять же сейчас меня пугало все. Гудлэйс стояла там, будто рассматривала меня. А я сидела тут, рассматривая ее и вечные «Стюарт Вейцман» с каблуками в пять сантиметров, пока это не стало невыносимым.
– Мэм?
– Я не стану спрашивать, как ваши дела, Кейт, – сказала она мягко, но властно. Она ничего не могла с собой поделать – всегда говорила с позиции силы. – Я знаю, вы просто солжете мне.
Я начала было возражать, но она положила руку мне на плечо.
– Это нормально, я директор, мне все лгут. – Она пыталась не улыбнуться.
И в этот момент она кого-то напомнила мне, но когда я попыталась понять кого, мысль ускользнула.
– Как ни странно, окруженная ложью и лжецами, я особенно остерегаюсь правды. – Она помолчала. – А правда, Кейт, заключается в том, что вы самый одаренный ученик Вэйверли за все время существования школы. Я восхищаюсь тем, как прекрасно вы справляетесь с той ношей, которая свалилась на вас. И это лишь одна, о которой я знаю.
– Мэм?
Она проигнорировала меня.
– Я также знаю, что вы не посвятите меня в то, что свалилось на вас в последние несколько недель. – Она снова пресекла мои возражения. – Вас слишком часто предавали. Но вот вы здесь, Кейт О’Брайан, прошли весь путь до Вэйверли. Я тоже здесь и хочу, чтобы вы это знали.
Сестра Роуз! Вот оно. Что-то в ее тоне, ее прикосновениях напоминало мне о сестре Роуз.
– Моя дверь всегда открыта для вас. В любой момент, когда вы будете готовы. Всегда и по любому поводу. Я здесь.
Я наконец посмотрела ей прямо в глаза.
– Спасибо, мэм.
Она слегка улыбнулась, но, уходя, выглядела грустной. Мне стало от этого как-то нехорошо. Она никогда не узнает, как много значили для меня ее слова.
Я разберусь с этим.
Оливия дрожала на всех уроках и слишком громко смеялась над тем, что не было настолько смешно. Анка всю неделю держалась настороже, так что мы не могли толком поговорить дома. К среде я уже не могла все это дольше терпеть. Я должна была что-то сделать.
Я пошла на рынок. Позвонила заранее и, к счастью, попала на мистера Ченя, который всегда был рад меня слышать. Я сказала ему, что приду поработать после обеда. Конечно, он ни слова не понял из того, что я сказала, но я знала, он передаст миссис Чень, что гуайло звонила, а та уж обо всем догадается. Я также кинула Джонни сообщение.
Миссис Чень налетела на меня, как мухи на фрукты, стоило мне только войти.
– Заболела? Ты слишком худая. Много беспокоишься? Джонни не любит худых. Ты слишком худая.
И это мне сказала та, которая весила, может быть, сорок пять килограммов и то с мешком картошки в руках.
– Нет, мэм, не заболела.
– Ха! – Она хмыкнула.
– Хотя немного обеспокоена, да.
Хмыкнуть на это миссис Чень не смогла. Она молча посмотрела на меня, потом ушла на своих крохотных, обутых в шлепки ножках.
Ладно…
Всю смену я провела в аптечном отделе с мистером Ченем. По средам все болеют. Таков закон природы. Мистер Чень оказывал на меня успокаивающее воздействие, и я оставалась почти спокойна до девяти тридцати вечера, когда за мной пришел Джонни. Как только он появился, меня затрясло, словно блендер.
– Привет, Мичелоб, время пить капучино?
– А разве булочная не закрыта?
– Я знаю владельца. Идем! – Он взял меня за руку и помахал Ченям, стоявшим рядом в одинаковых передниках, словно пара гордых родителей.
Джонни отпер входную дверь, потом занялся монструозной эспрессо-машиной. Он немного изменился с тех пор, как мы впервые встретились осенью. Как я не замечала раньше? Фигура стала крупнее, рельефнее. Ему шло. Он сделал для меня идеальный капучино с сердечком на пенке.
– Так что тебе нужно, Кейт?
– Джонни! – Моя рука взметнулась к груди. – Я глубоко оскорблена.
– Кейт, ты всю неделю почти не отвечала на мои эсэмэски, а теперь вдруг хлопаешь своими голубыми глазами. Так ты собираешься бесстыдно меня использовать или нет?
– Да. – Я пожала плечами. – Полагаю, да.
– Я это переживу. – Он развернул стул и сел, сложив руки на спинке. – Излагай. Рано или поздно ты поймешь, насколько я неотразим.
На самом деле, я уже некоторое время думала об этом. Честно говоря, он заставлял меня нервничать и вроде как злил.
– Спасибо, Джонни. Я понятия не имею, к кому еще обратиться. Мне нужно, чтобы ты проверил пару имен, несколько дат и местоположение школ. Я знаю, ваши поисковые системы в колледже немного лучше гугла. – Прежде чем он успел спросить, я добавил: – Нет, ты не хочешь знать зачем, и нет, я тебе не скажу.
Он стиснул спинку стула.
– У тебя проблемы?
– Пока нет.
– Ты скажешь мне, если появятся?
Я глотнула капучино и чуть не выплюнула его. Забыла положить сахар.
– Не обещаю.
Он зарычал, потом вздохнул.
– Хорошо. Я сделаю это при одном условии: поцелуй.
– Это шантаж.
– Нет, не шантаж. – Он скрестил руки на груди и ухмыльнулся. – Кажется, это называется цена некоторой сделки. Ну?
Другие пытались, конечно, хватали, щупали, слюнявили, но я сильнее, чем выгляжу, и, ну, меня никто не трогает.
Но Джонни?
– Хорошо, – услышала я свой ответ.
– Договорились. Чего ты хочешь?
Я потянулась к сумочке за линованным желтым блокнотом и положила его на стол.
– У меня есть две фамилии, Сандерсон и Ульбрехт, и четыре вероятных школы, видишь? – Джонни склонился ближе. – Школа Пайлот в Сан-Франциско, с 2008 по 2010, Нью-Йоркская школа в Сиднее, с 2010 по 2012, женская школа Святой Марии в Мельбруне, с 2012 по 2013 и Американская школа в Люцерне, с 2013 по 2015. Я хочу знать, числится ли кто-нибудь из них в базе данных как пропавший без вести или что-нибудь подобное.
– Кейт, что за черт?
– Я очень хороший лжец, Джонни. – Я вдруг вспомнила стоявшую надо мной Гудлэйс. – Исключительный, правда. Я не хочу лгать тебе, но я буду. Так что не спрашивай.