– Оливия, я не могу останавливаться!
– Хорошо, хорошо, вот оно. Оставайся на Пятьдесят седьмой и потом… хм… тут сказано повернуть на север на RT-9A.
– Что за хрень эта RT-9A?
– Не знаю, но тут сказано, она сразу за Двенадцатой, уверена, мы ее увидим.
– Господи боже.
– Потом нам нужен будет четырнадцатый съезд на мост Джорджа Вашингтона.
– Что? Нет! Нам что действительно надо на скоростную магистраль и мост?
– Все будет в порядке, – сказала она, не обращая внимания на мою панику. – Потом мы переезжаем на I-95 S через выход слева к железнодорожному переезду в Нью-Джерси.
– Нью-Джерси! Какого черта? Нью-Джерси?!
– Успокойся. Мы не пытаемся пробраться в Канаду. – Она продолжала просматривать карту. – Потом съезжаем через выезд 74 и въезжаем на развязку Северной трассы парка Палисейдс по направлению к Нью-Йорку.
Таксисты сигналили нам и огибали меня с обеих сторон. Автомобиль стонал и дрожал, отчаянно протестуя всякий раз, когда я хотя бы думала о том, чтобы прибавить скорость.
– Погоди, погоди. Где была эта RT-что-то-там? Мы только что прошли Двенадцатую.
– На два квартала дальше.
Таксисты остались в стороне, и я решила, что еду уже немного лучше, дергаю машину не так часто.
– Там в конце кольцевая развязка, нам нужен первый выезд. И тогда мы скорее найдем дамбу и…
– Ого! Ты сказала – кольцевая развязка? Что это за хрень?
– Не знаю, но думаю, это не сложно. Люди ездят там каждый день.
Я ненавижу мост Джорджа Вашингтона. Он похож на тех монстров из «Трансформеров», которые лежат и поджидают вас. Я хотела выпрыгнуть из машины, как только увидела его. Мы проехали по мосту лишь благодаря тому, что большую часть пути я держала глаза закрытыми.
В Нью-Джерси нам уже так не сигналили. Потом нам вообще перестали сигналить, потому было уже поздно и мы остались практически одни на трассе.
От этого стало только хуже. В темноте о темных вещах думается легче. Руки у меня болели, я слишком сильно сжимала руль.
Что мы творили?
Я все поглядывала на Редкина. Ни у кого из нас не хватило духу закрыть ему глаза. Он пугал меня до ужаса. Казалось, он смотрит куда-то вдаль. Как будто ждет. Выгадывает время.
20 марта, воскресеньеКейт
Чтобы добраться до кольца, понадобилось почти два часа. Мы объехали его шесть раз, и Оливия кричала:
«Поворачивай на первый съезд к гостинице “Медвежья гора”. Первый съезд!»
Я настолько спеклась, что не понимала. Это был круг. Первый съезд от чего?
– Первый съезд. Первый…
– Заткнись! Заткнись! – Я заложила слишком крутой вираж, и тело упало на меня. – Господи! Убери его, убери, убери!
– Останови машину!
Я тормознула так резко, что нас ощутимо дернуло. Голова Редкина ударилась о приборную панель. Ремень безопасности был практически бесполезен. Мы с Оливией были в порядке, если не считать криков. Моя нога приклеилась к тормозу посреди кольца, во тьме, бог знает где.
– Ты в порядке? – прошептала Оливия.
– Да, прости. Мне показалось, я сейчас сорвусь.
– Нет, ты крута. Это все я. Я нервничаю. Я заткнусь.
Оливия схватила тело сзади и выпрямила его, пока я пыталась вновь завести собственное сердце.
В конце концов мы нашли первый съезд.
– Мы почти на месте. Езжай медленнее. Мы должны найти идеальную точку, чтобы он упал в реку.
«Найти?» Было три утра, я могла поклясться, Редкин уже готов был размяться. Я чувствовала на себе его взгляд. Мы прокрались мимо светофора, потом гостиницы.
– Еще медленнее. – Оливия опустила стекло и высунула голову.
Светила луна, начался дождь.
– Ты слышишь? – спросила она.
– Что, дождь?
– Реку… Гудзон. Шумит. Должно быть, снег тает и дождь прошел. Похоже, лед тронулся. Медленнее, медленнее! Вот! Сверни туда. – Она указала в небольшой просвет среди деревьев, и каким-то образом я завела машину туда. Я выключила мотор, и наступила тишина.
– Мы сделали это, – сказала я. Я была удивлена больше всех. – Мы сделали это.
Оливия потянулась через сиденье, чтобы обнять меня за шею.
– Ты великолепно справилась!
– Да, хорошо. – Я вздохнула. – Давай приступать к делу. Нам надо переместить тело на место водителя.
– Верно. – Веселая бравада давно ушла из ее голоса. – Верно. После этого тебе, хм, придется вести машину с пассажирского сиденья вниз по набережной к воде. И когда я крикну «Прыгай!», мы выпрыгнем из машины. А он рухнет в воду. – Она похлопала Марка по плечу.
Это было слишком глупо, чтобы не сработать.
Мы с трудом открыли двери.
Должно быть, дождь окончательно испортил шарниры. Я давила ручку вниз изо всех сил. Оливия, очевидно, не справилась с дверью на заднем сиденье и вышла с левой стороны. Мы сдвинули Марка и запихнули его на водительское место, опоясали, как могли. Потом заняли свои новые места. Где-то посреди всей этой возни до меня дошло, как мы потом собираемся вернуться. Конечно же, тут не было никаких автобусов. Идти пешком? В город? Под этим ливнем? По шоссе?
Я решила отложить панику на потом. «Решай проблемы по мере их поступления, Кэти».
Необходимость нагибаться к окоченевшему телу, чтобы завести машину, была отвратительна. В трупе шли химические процессы, началось разложение. Клянусь, он вонял, но мне приходилось наклоняться очень близко. Как только машина завелась, я твердо опустила левую ногу на сцепление. Мне нужно было перегнуться через тело, чтобы схватить и держать руль. Кого я хотела обмануть? Я все еще боялась его. Мне казалось, меня вывернет наизнанку.
Но я сделала это.
Как раз перед тем, как я надавила на газ, Оливия сказала так тихо, что я едва услышала ее:
– После этого мы поедем к папе в Бразилию. Мы поедем в Рио.
– Ага, мы поедем в Рио.
– Люблю тебя, Кейт.
– Я тебя тоже.
А потом я надавила на газ.
Мы помчались вниз, подскакивая, трясясь, обо все ударяясь. Мы подпрыгнули в воздух, приземлились.
Я давила на газ слишком сильно.
Мы ехали слишком быстро, даже по неровной земле. Очень, очень быстро. Я не могла дотянуться до тормоза, не могла найти его в темноте. Боже, какой крутой спуск. Слишком крутой, слишком быстро, слишком быстро…
– Оливия!
– Прыгай!
– Не могу!
– Давай! – Она кричала.
– Дверь! – Жизнь изменилась. – Дверь не открывается!
20 марта, воскресеньеКейт и Оливия
Удар был сокрушительным. Машина остановила свой стремительный полет, врезавшись в скальную породу. Но к тому времени Оливия уже выскочила из нее. Ее оглушило, кружилась голова, но в целом она была в порядке. Она неловко побежала к машине, к своей подруге. Плохо, все было так плохо. Нет, нет, нет! Она открыла дверь. Снаружи дверь открывалась без проблем.
Нет! Стой! Думай!
Приближался рассвет: машины, движение, люди. Даже сквозь ливень было видно, что небо светлеет.
Что ей делать? Что нужно делать? Что?! Что?! Тело.
Она должна избавиться от тела. Его нужно выкатить и столкнуть к воде. Гудзон бесновался, словно сидел на стероидах. Река позаботится и о нем, и о них. Она побежала вокруг машины к месту водителя.
Ремень расстегивался с трудом. Пальцы не слушались. Она ни разу не подняла головы и не бросила взгляда на подругу, полностью сосредоточившись на руках. Ослепляющий ужас помог ей. Она вдохнула, выдохнула и затем подхватила Марка под мышки и вытащила из машины. Чудесным образом тело оказалось не таким тяжелым, как в пентхаусе. Но ей все же пришлось остановиться, отдышаться и перехватить его поудобнее.
– Давай, давай, ты можешь.
Теперь она плакала. В плаче слышалось отчаяние. Но она сама от отчаяния была далека.
– Пойдем, Марк.
Тащить тело пришлось недалеко, обрыв оказался рядом. Она тяжело дышала, но страха не было. Сейчас не было.
– Да пошел ты! – Она уперлась ногой в его бедро и сильно толкнула. – Катись прямо в ад!
Тело Редкина переворачивалось и подскакивало, набирая и набирая скорость. Ни камни, ни кусты, ни деревья не тормозили его.
Прямо в воду. Сначала вверх лицом, потом вниз, когда его уносило прочь. Его больше нет, нет, нет. Каким же быстрым было течение. Оливия в считаные секунды потеряла тело из виду, а потом побежала, оскальзываясь в грязи, обратно к машине.
О боже, нет. О боже. О боже. Она дышит? Она жива? Какой ужас.
– Ты должна была прыгнуть! – закричала она на подругу.
Оливия успела сделать шаг назад, и ее вырвало. Дождь теперь лил сплошной стеной. Когда она повернулась обратно к машине, то поскользнулась и разбила колено, но не почувствовала этого.
Никогда, никогда нельзя трогать травмированное тело. Никогда. Все это знают. Она тоже знала.
Но она должна была. Она должна была как-то посадить Кейт за руль, иначе с ними покончено. Машина должна была упасть в Гудзон вместе с Редкиным. А это был план D. Она должна…
Кейт была легкой, точно сломанная веточка. Это было просто, но Оливия прилагала такие усилия, пытаясь быть аккуратной, и плакала так сильно, что все ее перчатки измазались в соплях и слюне.
– Нет, нет, ты не можешь. – Теперь она тоже вся была в крови. – Не умирай! Только не сейчас, после всего, что мы сделали. Не смей умирать!
Оливия пристегнула ремень, потом снова отстегнула его. Как иначе объяснить все эти раны? Она скажет, что они не смогли заставить эту проклятую штуку защелкнуться.
Она вытащила телефон и набрала 911.
– Помогите! Пожалуйста, помогите, пожалуйста! Скорее, скорее! – Оливия стянула обе перчатки и заткнула их в задний карман джинсов. – Моя подруга… Авария. Все плохо. Все так плохо… Я не уверена, что она дышит. Пожалуйста… Я не знаю, за кольцевой развязкой, сразу возле трассы номер шесть и… я не знаю, я не знаю. – Деревья начали дрожать. Стоп. Она не могла упасть в обморок. На ней найдут перчатки. Она должна сказать диспетчеру, где они. Она должна, она должна, она должна…