— Ты дурак?! — Тёма пнул брата локтем и кивнул на Лику, которая округлившимися от ужаса глазами смотрела на мою руку и, по-видимому, представляла, как нож будет разрезать кожу, выпуская кровь наружу.
— Не надо никакой крови! Так, всё, нам нужно посовещаться, — заявил Тёма, и троица удалилась на балкон.
В ожидании вердикта я продолжил начёсывать сфинкса, но уже не для стимуляции мозговой деятельности, а просто потому что это занятие оказалось взаимно приятным, судя по довольной морде кошана и тихому мурчанию. Мне всегда казалось, что лысые кошки бесполезные и противные. Как же я ошибался, брат (или сестра) сфинкс! А поглядев на свою загаженную шерстью рубашку, я вообще иначе посмотрел на эту породу кошек.
Другую руку я занял почёсыванием за ушами Бима, который положил голову мне на ноги. Сенька-инвалид тоже была рядом, прижимаясь к моему бедру, но к ней я старался лишний раз не прикасаться, боясь навредить. Она ещё и лежала так, что хорошо была видна зашитая после операции ножка — следы от зелёнки, чёрные нитки…
Минуту спустя в комнату пришла и кошка-дворняжка, накануне служившая у больной Аси грелкой. Села рядом с диваном и стала вылизываться.
Я окинул их всех взглядом и подумал: ну и зоопарк! Им бы домик побольше, чтобы можно было и на кого-то поохотиться, и на лужайке побегать.
Да и мыши у меня в подвале появлялись несколько раз…
Дети вернулись. Братья старались не выдавать своего решения и строили серьёзные мины. Точно комиссия! Но Лика… Увидев её довольное лицо, я всё понял, но тоже постарался не выдавать свою догадку.
Ребята сели на пол рядом со мной. И глава комиссии, Тёма, заговорил:
— Мы посовещались и решили, э-э-э, что мы готовы простить и дать ещё один шанс. И… ещё, мы готовы помочь. Не знаем как, но готовы.
Я благодарно кивнул.
— Значит, команда? — спросил, протянув перед собой руку ладонью вверх, чтобы символически скрепить наш союз. Через мгновение на мою ладонь легла невесомая тёплая ручка Лики, а затем и руки братьев.
— Команда! — крикнула малышка, и на неё синхронно зашипели с двух сторон.
— Тихо! Маму разбудишь… — зачем-то шёпотом сказал Тёма, хотя до этого мы все говорили обычными голосами, и подвёл итог непростого разговора: — Да, команда.
53
Ася
Спала я как убитая. Не проснулась ни разу за ночь, хотя обычно вставала раза три, чтобы проверить состояние мальчишек и Лики, но не сегодня. Сегодня мой организм заявил: «Я устал, я ухожу» — и отрубился до самого утра. Мне даже ничего не снилось. Понятия не имею, была ли у меня ночью температура, но проснулась я вся мокрая, как будто не в постели спала, а плавала в реке. Фу, гадость какая!
Я медленно поднялась с кровати, чувствуя жуткую слабость и боль в горле, приложила термометр ко лбу — надо всё-таки выяснить, насколько печально моё сегодняшнее состояние, — но замерла, не успев нажать кнопку, потому что в соседней комнате слышались не только детские голоса, но и мужской.
Точно! Виктор!
Твою же мать! У меня дома мужик, а я в таком виде. И ладно ещё вид, но я же пахну, наверное, как целая футбольная команда после напряжённого матча. Сама я никакого запаха не чувствовала, но это не удивительно — нос у меня был забит основательно, дышала я ртом. Вот с носа и надо начать.
Я отыскала под подушкой капли и бумажные платочки и хорошенько просморкалась. Дышать стало легче, но я по-прежнему не ощущала никаких запахов. Прям как при коронавирусе. Может, это он и есть? Хотя врач говорил, что у Лики и близнецов обычная простуда.
Ладно, сейчас это неважно.
Я, покачиваясь, как пьяный матрос, подошла к зеркальным створкам гардероба и вгляделась в отражение. Красавица! На бомжиху похожа. Морда красная, лицо помятое, глаза блестят от температуры, волосы влажные и грязные, домашний костюм, в котором я спала, не переодевшись в ночнушку, вообще атас. Как будто я его сначала намочила, потом скомкала и напялила на себя.
Нет, в таком виде появляться на глаза Виктору нельзя. Неприлично.
Я сняла костюм, нашла на прикроватной тумбочке упаковку влажных салфеток и хорошенько протёрла всё тело. Прошмыгну в ванную, там ещё и помоюсь, но пока хватит и этого. Надела чистое бельё и другой домашний костюм, тёмно-синий, состоящий из лосин и футболки с зеленоглазым котёнком мультяшного вида. Критически осмотрела своё отражение: ну, так себе. С волосами что-то сделать невозможно, хотя я героически расчесала всю эту спутанность и переплела косу, да и лицо больше похоже на пельмень. Но выше головы, как говорится, не прыгнешь.
Кстати, что там с температурой-то? Пока переодевалась, положила термометр на стол, так и не нажав на кнопку. Приложила ко лбу ещё раз и через пару секунд вздохнула с облегчением — тридцать семь. Такой результат мне нравится. Перемерять не буду. А то вдруг окажется, что всё гораздо хуже, и я только расстроюсь.
Взглянув на себя в зеркало в последний раз, я поморщилась — выходить к Виктору и детям в подобном виде по-прежнему не хотелось — и всё-таки толкнула дверь.
Картина, открывшаяся моему удивлённому взору, была поразительной.
Виктор, близнецы, Лика, Бим, Сенька, Бро и Вафля сидели на полу, а над ними, на прикроватной тумбочке, примостилась Сажик, застывшая в позе «кошка-копилка» и сверлившая незнакомца подозрительным взглядом. Она заметила меня первой и с громким «мяв!» побежала навстречу, чтобы тут же обтереться всем телом о мои ноги.
— Ой, мама! — шикнул Лёшка, и мне показалось, что он сейчас добавит: «Шухер!» или «Полундра!», но нет. А стоило бы.
— Вы почему сидите на полу? — полушёпотом спросила я: горло саднило. — Забыли, как ещё недавно валялись с температурой и соплями до колен? Виктор, — обратилась я к мужчине, попытавшись повысить голос, но вместо этого только закашлялась, — а ты чем думаешь?
— Мам, прости! — тут же хором возвестили дети и разом повскакивали с мест. Животные тоже зашевелились. Бро, привалившийся к колену Виктора, поднял голову, Вафля, сидевшая рядом с Ликой, запрыгнула на спинку дивана, Сенька, дремавшая у Виктора под боком, попыталась сделать то же самое — но, естественно, у неё ничего не получилось. И она повисла на сиденье, как мешок с картошкой на крючке, зацепившись когтями за обшивку.
— Ого, — пробормотал Виктор и, к моему удивлению, отреагировал раньше остальных — подхватил Сеньку под попу и посадил на диван. — Я думал, все кошки хорошо прыгают…
— Сенька не может, — пояснила я, отчего-то чувствуя неловкость. Из-за немытой головы, что ли? — У неё лапа не до конца ещё прошла. Но, даже когда пройдёт, скорее всего, Сенька так и останется не слишком прыгучей. Черепно-мозговая травма же. Смотри, как она ходит? Шатается.
Виктор проследил взглядом за Сенькой, которая бродила по дивану туда-сюда, задирая лапы, как неловко марширующий солдат, и улыбнулся. Умилительно так.
— Да, я ещё вчера заметил. Такая смешная.
Виктор, конечно, не знал, но в этот момент он заработал для себя парочку призовых очков. Потому что умилиться Сенькой — тощей и маленькой рыжей кошкой, хромой и неловкой, с постоянным тремором всех конечностей, особенно головы, — способен не каждый человек. Далеко не каждый. Большинство людей любят здоровых и красивых животных, желательно ещё и породистых. Тут же совсем иной случай.
И это я ещё молчу о том, что мужчинам в принципе не слишком свойственно умиляться животными. Это больше женская прерогатива. И при первой встрече я была уверена, что Виктор из тех, кто не видит в кошках и собаках ничего умилительного.
Но сейчас он был искренен. А значит, я ошиблась.
— Ты тоже встал бы с пола, — пробормотала я, и Виктор тут же вскочил — как мальчик, которого мама застала за недозволенными занятиями. — А то застудишь… одно место.
Виктор усмехнулся, а потом, слегка порозовев, попытался привести себя в порядок. Но ему повезло меньше, чем мне, — слишком много свидетелей было рядом. И нормально заправлять выбившуюся из-под брюк рубашку, мятую и покрытую тонким слоем шерсти, когда на тебя смотрят четыре пары человеческих глаз, не считая кошачьих и собачьих, нелёгкое занятие.
— Кажется, Бима пора чесать, — заключила я, и Виктор тут же отреагировал:
— Если хочешь, я его почешу. Ты только расскажи как. Его же, наверное, надо сейчас выгулять?
— Надо, — я кивнула и обратилась к детям: — Так, ребята, дуйте-ка в ванную умываться. Только недолго, а то тут очередь вон какая. Потом мы с Виктором.
Близнецы и Лика не стали спорить и поспешили удалиться, отчего-то заговорщицки улыбаясь (особенно мальчишки). Успели что-то обсудить с Виктором, пока я переодевалась и протиралась салфетками? Видимо, да.
— Судя по тому, что ты без фингала под глазом, примирение прошло успешно? — поинтересовалась я, и Виктор кивнул.
— Да, меня простили. Я даже не ожидал, если честно… Думал, будет гораздо сложнее.
— Тёма, Лёша и Лика — добрые ребята, — я кашлянула, и мужчина забеспокоился:
— Ты-то сама как? Вижу, что ещё не очень. Может, ляжешь? Я могу завтрак и сам приготовить. Если, конечно, ты на завтрак не делаешь им какое-нибудь суфле или блины с начинками.
На самом деле, лечь я хотела. Но, во-первых, были и другие дела, кроме завтрака, а во-вторых — не привыкла я к подобной эксплуатации чужого труда.
— Лучше выведи Бима, — попросила я со вздохом. — А завтрак… Я просто яйца сварю, колбасу и сыр ещё достану, бутерброды поедим. Невеликое кулинарство. — Я ненадолго замолчала, чувствуя дикую неловкость — потому что Виктор смотрел на меня во все глаза. И так, будто не видел в моём облике ничего ужасного, но очень беспокоился.
Пауза затягивалась. Виктор смотрел на меня, я — на него. И чем дольше я на него смотрела, тем сильнее мне хотелось до него дотронуться. Фиг знает зачем. Может, убедиться, настоящий он или нет? Другой же причины, наверное, быть не может.
Не знаю, до чего мы досмотрелись бы, но нашу идиллию разрушила Сенька, решив, что пора подать голос, и громко замяукала, требуя свою законную еду. Тогда я, быстро заморгав от неожиданности, отправилась за кормом, а Виктор негромко скомандовал: