Но ничего.
Скоро будет революция.
Угнетенный и ограбленный офисный работник, этот пролетарий XXI века, возьмет судьбу человечества в свои наманикюренные руки!
Моцарт предвосхитил Вагнера. Хотя с первого раза не догадаешься.
этнография и антропологияБлаженство, недоступное мужчине
В 1976 году, ранним летним утром, я приехал в Минск.
Я ехал на киностудию «Беларусьфильм» с кратким деловым визитом. На один день, чтобы вечером – обратно.
Я был нестрижен. Перед этим были суматошные дни, я не успел сходить в парикмахерскую. Кроме того, я был лохмат спросонья.
Поэтому я пересек вокзальную площадь и вошел в парикмахерскую.
Меня постригли.
– Освежить? – спросила парикмахерша. Если кто молодой и не застал, объясняю: это означало «не побрызгать ли вас одеколоном?».
– Нет, – сказал я. – Вымойте мне голову, пожалуйста.
Парикмахерша изумилась:
– Вам? Голову?
– Да, – сказал я.
– А мы голову не моем, – сказала она.
– А… а как же в женском зале? – нашелся я.
– Но вы же мужчина! – парировала она. – Как это вам мыть голову в женском зале? Мужчина – и в женском зале! – она едва не фыркнула. – А во-вторых, у нас женский зал пока закрыт. Вымойте голову дома!
– Я приехал в командировку, – сказал я.
– Ну, в гостинице! – сказала она.
– Я на один день! – сказал я. – Без гостиницы! Вечером уезжаю. Пожалуйста.
– Да мне не трудно, – сказала она. – А чем мыть?
Оказалось, что шампунь заперт в шкафчике в женском зале, а ключи у Тони, которая женский мастер, и Тоня придет только к обеду, потому что вторая мастер в отпуску и Тоня работает одна, по полдня, день – с утра до обеда, день – с обеда до вечера, и вот сегодня как раз такой день.
Но потом она раздобыла какой-то обмылочек и вымыла мне голову. Но на просьбу посушить ответила примерно так же:
– Вы же мужчина! Неужели вы сядете под женский сушуар?
Роскошное слово, кстати. По-французски вообще-то se€choir, ну да ладно. Все равно в обоих языках от слова «сушить».
– Не сяду, не бойтесь, – сказал я. – Я уже высох.
На том и распрощались, недовольные друг другом.
Кстати, в те годы в Москве мне тоже приходилось упрашивать, чтоб вымыли голову, и с сушкой были точно те же разговоры…
А теперь в любой парикмахерской голову моют в обязательном порядке. И сушат безо всяких напоминаний. Прогресс, я же говорю.
Но зато не бреют, примерно с середины восьмидесятых. А жаль.
там, за облакамиОбратный ход
У Саши Тихонова умер отец. Скоропостижно, от инсульта. В одночасье, как раньше говорили. Ему было семьдесят два. Полковник, военный пенсионер.
Саша был корабельный инженер-механик. Когда ему позвонила мама, их корабль был в Индийском океане.
Короче, он приехал домой через месяц после похорон.
Обнял маму. Выпил, погоревал. Наутро поехал на могилу.
Вернулся злой.
– Мама, – сказал он, – ты зачем крест поставила? Он же был неверующий. Член партии. Партбилет не сдавал, между прочим.
– Ну и пускай, – сказала мама. – Я тоже раньше в Бога не верила. А теперь все веруют. Как же могила, и без креста? Все кресты ставят и в храме отпевают…
– Что?! – Саша вскочил со стула. – Может, его еще и отпевали?
– А как же не отпевать? – сказала мама.
Саша дрожащими от гнева руками полез в ящик письменного стола, вынул папку, развязал тесемки:
– Видишь? – протянул ей лист бумаги. – Черным по белому: «хоронить без церковных обрядов». Ты что, не знала?
– Я же чтоб его душа упокоилась, – сказала она и заплакала.
– Ты еще про тот свет расскажи, – сказал Саша.
На следующий день он пошел в церковь.
– Я сын Сергея Васильевича Тихонова, которого вы отпевали двадцать восьмого мая, – сказал он батюшке. – Во-первых, это было против воли покойного, вот! – он достал из портфеля лист с завещанием, показал пальцем нужные слова. – Во-вторых, покойный был некрещеный. Коммунист. Атеист.
– Погодите, – сказал батюшка. – Дайте вспомнить. Да. Но вдова сказала, что он крещен в православии.
– Надо было свидетельство потребовать, – сказал Саша.
– Мы обычно верим на слово…
– Зря, господин священник.
– Зачем вы меня обижаете? Меня зовут отец Геннадий.
– Вы мне не отец. Я не принадлежу…
– Хорошо, хорошо, – кротко сказал батюшка. – Тогда Геннадий Иваныч.
– Что ж это такое, Геннадий Иваныч? Это же издевательство над покойным. Если бы вас по еврейскому обряду? Или гражданскую панихиду в клубе, и всё? Вам приятно было бы?
– Моей душе, вы хотели сказать?
– В смысле, вашим родственникам! Но тут еще ничего. Можно потом на могилу пойти и отслужить панихиду, как положено. Ведь можно?
– Можно, – кивнул батюшка.
– А мне что делать? Надо дать обратный ход. Вы не можете… ну, типа анафемы? Отлучить его от церкви?
– Но он же некрещеный!
– Что же делать-то? – чуть не застонал Саша.
– Напишите архиерею, – сказал батюшка. – Вот, мол, священник такой-то отпевал некрещеного. Да еще против воли, высказанной в его завещании.
– И что архиерей? – спросил Саша.
– Наверное, как-то меня накажет.
– Ладно, – сказал Саша. – Бог простит.
Повернулся и ушел.
Через год он поставил на могиле памятник.
Гранитный обелиск. Сверху звезда. Портрет. Надпись: Полковник Сергей Васильевич Тихонов. 1938–2011. И ниже: Член Коммунистической партии с 1962 года.
Подул ветер. Облака отбежали и открыли солнце.
Саша подумал, что отец смотрит с неба и радуется.
этнография и антропологияВерный признак
Это было давно, лет тридцать тому назад.
Одна немолодая женщина рассказывала:
«Он мне изменяет. Уже полгода. Я это точно знаю. И ведь пожилой человек! Пять лет до пенсии, а туда же. Я это сразу поняла: носки стирать начал. Раньше, бывало, не заставишь, они у него просто колом стояли, извините за выражение, я их у него силой отбирала в субботу, когда стирка. И купаться не загонишь. А теперь – у-тю-тю, душик принял, носочки постирал, в ванной на трубу вывесил, утром такой весь чистенький на работу бежит. В чистых носках.
Я, конечно, нашла женщин у него на работе. Через знакомых. Ну, слово за слово, так и так, в общем, они сказали: “Да”. Есть такое дело. Завел он себе одну. Одинокая, молодая. Ну, как молодая? Сорок один год. Но для него, конечно, молодая. В бухгалтерии работает. А мой – зам. главного механика. В общем, говорят, точно. Окрутила. Говорят: “Приходи, покажем”.
Ну, как я вот так вот приду к нему на работу? Неудобно. Да я и сама работаю. Какой бы случай найти? И вот через месяц – случай. Они всем своим заводоуправлением в субботу едут на экскурсию, в Бородино. На автобусе. С утра пораньше на целый день. Меня он, конечно, с собой не приглашает. Это, говорит, только для коллектива.
Хорошо.
Взяла и пошла его провожать на автобус.
Там все толпятся, я нашла этих знакомых женщин: “Ну, покажите мне ее”.
“Да вот, – говорят, – вот она идет. Вот, около автобуса стоит, видите?”
Вижу.
Господи, думаю, какие же подлые бабы!
Просто слов нет.
Нарочно сговорились, чтоб меня с толку сбить.
Не могла она его окрутить! Не мог он с такой связаться! Не для нее он носки стирает и в душ бегает. Я это точно поняла».
– А почему вы так решили? – спросил я.
– Она в очках. И курит.
запомни же ныне ты слово моеОсобый дар
Слава умел предугадывать, что произойдет. И хорошее, и плохое тем более. Он даже думал иногда, что у него какой-то особый дар. Он говорил своей жене Даше – ну, они не были расписаны, но жили вместе уже два с половиной года, – он говорил Даше, что в случае чего сможет так зарабатывать деньги. Предсказывать будущее. «Ясновидец Вячеслав, колдун в восьмом поколении».
Но в этот раз он совершенно ничего не почувствовал.
Открыл дверь, бросил сумку на пол, крикнул: «Привет!» – и вошел в комнату.
Там сидел его приятель Кирилл. Да, да, конечно! Они договаривались, что Кирилл зайдет к ним со своей Мариной и они пойдут в кафе, ибо пятница.
– Извини, задержали, – сказал Слава. – Привет. А Маринка с Дашкой? – и он кивнул на дверь смежной комнаты. – Ногти красят?
– Я без Маринки, – сказал Кирилл, глядя в пол.
– А Дашка где? – удивился Слава. – Эй, ты что? Что молчишь?!
– Вот она я, – дверь открылась, и вышла Даша. Почему-то в халате.
– Давай, одевайся, – сказал Слава. – Жрать хочу, страшное дело.
– Подожди, – сказала Даша.
– Чего ждать? – возмутился Слава. – Я пообедать не успел, совсем задолбали нас сегодня. В честь пятницы, ясно дело. Бежать оттуда надо, если честно…
– Подожди, – сказала Даша. Подошла к Кириллу, встала сзади, положила руки ему на плечи. Гордо выпрямилась. – Скажи сам! – почти приказала она.
Кирилл поднял голову и сказал, стараясь говорить уверенно и громко:
– Мы с Дарьей только что стали мужем и женой.
– В смысле? – не понял Слава.
Но потом догадался, покраснел, потом взял себя в руки и сказал:
– Что ж. Пойдем в кафе, отметим вашу свадьбу.
– Ты что, совсем? – закричала Даша. – В такой момент со своими приколами!
– Я не обедал сегодня, – повторил Слава. – Я есть хочу. А вы оба гады подлые, и больше ничего. Плевать на вас. Сделай мне бутерброд с сыром на прощанье.
– Сыра нет, – сказала Даша. – Есть докторская, ты покупал.
– Я ее неделю назад покупал! Она уже стухла сто раз! – Слава просто зашипел от возмущения. – Ну, ладно. Ничего. Я сам в кафе пойду. Потом! – он пошел в коридор, залез на антресоли. Вернулся с чемоданом. Раскрыл его, бросил на пол. – Собирайся. И вообще забирай, что хочешь! Только айпад оставь.
– Айпад наш общий, – сказала Даша.
– В такой момент она еще торгуется! – сказал Слава.