Нельзя сказать, что приятно было слышать такие слова от человека, которому слухи прочили пост министра финансов, но народ оставался нашим единственным союзником, а потому я не мог себе позволить вводить его в заблуждение. Людям следовало готовиться к худшему. При этом мне нужно было их ободрять. Отвечая на вопрос другого телевизионного интервью, как быть, если ЕЦБ действительно закроет наши банки, я выразился образно: «Если мы разыграем свои карты правильно, шанс на то, что это произойдет, столь же велик, как и тот, что солнце не взойдет на востоке завтра утром».
В статье, опубликованной на следующий день после этого интервью, я был еще более откровенен и предупреждал, что в ходе наших переговоров фондовая биржа, стоимость акций и всех финансовые инструментов будут падать, но постарался смягчить свою откровенность толикой оптимизма: «Пока эти переговоры длятся, апоплексия станет пожирать рынки и рыночных спекулянтов. Но когда переговоры завершатся, и Греция выйдет из них платежеспособной страной, рынки начнут плясать под нашу дудку»[105].
Найти правильный баланс между информированием и паникой, между предупреждением и запугиванием было мучительно непросто.
Другие задачи были куда проще.
Отвергая оружие противника
Многие мои друзья-экономисты, подозревавшие, что я собираюсь согласиться на худшую работу во вселенной, писали мне по электронной почте и звонили, выражая готовность поддержать. Некоторые предлагали, чтобы в первый же день моего пребывания в должности я ввел процедуру контроля за капиталами. То есть не ждать, пока ЕЦБ закроет наши банки и отключит банкоматы ради преодоления банковского кризиса, который сам же устроил, а упредить эти действия, введя ограничения на объем средств, доступных к снятию со счетов или к выводу за границу. Идея заключалась в том, что, замедлив развитие банковского кризиса, мы выиграли бы себе больше времени до закрытия банков, а потому смогли бы вести переговоры в более спокойных условиях. Существовало три причины отклонить этот совет.
Во-первых, введение контроля за движением капитала стало бы очевидным первым шагом партии, намеренной вернуться к национальной валюте, дабы ее девальвировать и тем самым повысить конкурентоспособность страны: в этом случае введение контроля за капиталами будет иметь важное значение для предотвращения оттока средств, вызванного ожиданием девальвации. Иными словами, введение контроля за капиталами будет правильным шагом только в том случае, если мы соберемся выйти из еврозоны, то есть выберем «Грексит», следовательно, оно противоречит моей цели на переговорах и моей тактике наглядного подтверждения того, какова эта цель. Вдобавок даже сумей мы убедить Брюссель в своем искреннем желании остаться в еврозоне, контроль за движением капитала означал бы готовность сделаться второсортными гражданами еврозоны: евро имеются, но не в том количестве, чтобы тратить их на то, на что хочется. Я же стремился к тому, чтобы сигнализировать истеблишменту Европы об обратном.
Вторая причина состояла в том, что время, доступное для переговоров, определялось графиком погашения задолженности, посему контроль за капиталами на самом деле не обеспечил бы нам дополнительный срок. Погашение должно было начаться в апреле 2015 года и продолжаться до августа, что требовало заключения нового соглашения к июню 2015 года. Даже будь у меня волшебная палочка, взмах которой остановил бы банковский кризис, переговоры все равно следовало завершить за четыре-пять месяцев. Контроль за движением капитала не добавлял нам ни дня.
Третья причина заключалась в том, что контроль за движением капитала был несовместим с валютным союзом, чей дух и букву он нарушал. Весь смысл еврозоны (и любой другой зоны с общей валютой) сводится к тому, что деньги перемещаются в ней беспрепятственно. Если я введу контроль за капиталами в первый же день работы нашей администрации, как мне осуждать ЕЦБ за угрозы проделать то же самое? В миг, когда я это сделаю, все обвинения против меня и правительства СИРИЗА – в нежелании присоединяться к единой Европе, в стремлении подготовить страну к «Грекситу», в намерении разрушить еврозону – окажутся оправданными. Более того, наши собственные граждане станут недоумевать: почему правительство, которое вроде бы хотело добиться справедливого соглашения в рамках единой валютной зоны, мешает снимать деньги с банковских счетов и переводить их в другие страны того же валютного союза? Словом, мы проиграем еще до начала переговоров.
Другое предложение о том, как правительству СИРИЗА выиграть время в ходе переговоров, поступило – это важно – от Томаса Майера, бывшего главного экономиста «Дойче банк». Он советовал ввести в Греции вторую валюту параллельно евро, чтобы обеспечить оборот капитала и обрести свободу маневра. Идея была интересной, но я уже рассмотрел ее как способ победить кризис еврозоны и отверг в 2010 году[106]. Суть идеи заключалась в том, что повышение заработной платы, призванное компенсировать меры жесткой экономии, должно быть привязано к новой валюте, обеспеченной государственным долгом. Конечно, новая валюта немедленно девальвируется по отношению к евро. Таким образом, греческие зарплаты и пенсии немного подрастут, а стоимость греческого труда в евро снизится в сравнении с трудом немецким, французским или португальским, что сделает Грецию более конкурентоспособной.
Я назвал Томасу Майеру две причины, по которым мы не могли согласиться на введение параллельной валюты. Во-первых, «партии и интересы, нам противостоящие, уже сеют панику, утверждая, что у нас имеются тайные планы вывести Грецию из еврозоны, лишить людей их сбережений и направить Грецию по пути превращения в новую Аргентину. Пропагандистская ценность вашего предложения для наших оппонентов будет поистине занебесной». Во-вторых, в параллельной валюте не было необходимости, поскольку система параллельных платежей, над которой я работал, обеспечивала нам необходимую гибкость.
Много месяцев спустя мне стало ясно, что эти две меры – контроль за движением капитала и параллельная валюта – будут использованы против меня министром финансов Германии доктором Вольфгангом Шойбле. Принятое на раннем этапе решение отказаться от использования оружия противника доказало свою правоту, однако вскоре после того, как я подал в отставку с поста министра финансов, меня обвинили в составлении «дьявольских» планов по внедрению этих мер.
C’est la vie[107] в Подкормистане.Умеренная сосредоточенность
По мере приближения выборов становилось все важнее отправить два сообщения Марио Драги и остальному «официозу» ЕС и МВФ: об умеренности и о нашей сосредоточенности на цели; мол, можете считать, что я располагаю нужными полномочиями для переговоров о реструктуризации долга, и у всех нас есть неплохой шанс изящно решить проблему, предоставив Греции возможность развиваться, но не нарушая правил ЕЦБ, и, что немаловажно, это решение может быть подано Ангелой Меркель упрямому бундестагу как ее собственная wunderbar[108] идея. Но не стоит заблуждаться: мы не сдадимся, даже если вы закроете греческие банки.
Семнадцатого января 2015 года, за неделю до выборов, я опубликовал в официальном статусе кандидата в члены парламента от Больших Афин пресс-релиз, в котором изложил свои предложения по реструктуризации государственного долга Греции. Во-первых, следовало разделить его на четыре основные составляющие:
1. Деньги, положенные ЕЦБ в форме облигаций, приобретенных в 2010/2011 годах (так называемые облигации SMP, которые обесценились бы на 90 % в 2012 году без вмешательства ЕЦБ)[109].
2. Самая крупная доля (60 % от нашей общей задолженности), причитающаяся остальной Европе по двум кредитам.
3. Малая доля МВФ (около 10 % нашей горы долгов).
4. Долги перед частными инвесторами после ревизии 2012 года (около 15 % от общей суммы долга).
Вот что я предлагал сделать с каждой из этих составляющих. Наши долги перед МВФ и частными инвесторами нужно погасить в полном объеме. Сумма последнего долга слишком мала для того, чтобы открывать второй фронт против хедж-фондов, способный привести к международным конфликтам а-ля аргентинский и с сомнительными потенциальными выгодами. Кроме того, эти инвесторы уже потеряли 90 % от суммы, которая подлежала выплате в 2012 году. Что касается МВФ, то, несмотря на его соучастие в махинациях Брюсселя и Берлина по долговому закабалению Греции (посредством предоставления заведомо ложных экономических прогнозов), мы не желаем противостояния с Соединенными Штатами Америки (которые считают МВФ своим институтом) в дополнение к конфликту с Берлином. Кроме того, ревизия кредитов МВФ затронет и неевропейские страны, например Малайзию и Японию, которые никак не связаны с внутренними распрями и дрязгами Европы и которые вполне могут, выкажи мы добрую волю, поддержать при случае наше правительство.
Долг перед ЕЦБ (наследие Трише, как я его называл, по имени тогдашнего президента центробанка, который одобрил покупку облигаций SMP) является абсурдным. Мы обязаны им ошибочной тактике ЕЦБ, что приобрел греческие облигации, когда Греция утратила платежеспособность, за примерно 70 % номинальной стоимости (а рыночная цена едва ли превышала 10 % номинальной стоимости). С тех пор мы с ЕЦБ вместе исполняем душещипательный ритуал, подробно описанный в главе 3 (см. раздел «История успеха»), заимствуя у ЕЦБ на выплаты ЕЦБ за сохранение этих облигаций на балансе, но притворяемся, что ничего такого не делаем. С этими реверансами пора заканчивать.
В рациональной Европе этот абсурдный долг давно бы попросту списали. Увы, устав ЕЦБ этого не позволял. Для соответствия правилам ЕЦБ я сослался на документ британского казначейства. Правительство Великобритании долгое время выпускало открытые, или бессрочные облигации. На них начислялись проценты, но правительство обязывалось выплатить основную сумму покрытия в момент востребования. Действительно, бессрочные облигации, выпущенные в годы «пузыря Южных морей»