[132]. При этом Визер ясно давал понять, что «Тройка» по-прежнему ожидает от нас выполнения долговых обязательств перед ЕС[133]. Неизбежный крах греческого правительства, которым обернется такой шаг, приведет к «проблемам с ликвидностью» и неизбежно вызовет «напряженность на рынках». Если коротко, мы будем давить на вас так сильно и так публично, что инвесторы покинут Грецию, вкладчики понесутся забирать деньги из банков, и ваше правительство падет. Таков был кнут.
За кнутом Визер посулил морковку: «Тройка» может согласиться на продление второй программы кредитования и предоставить нам отсрочку от гильотины до 28 февраля 2015 года, а еще может повысить максимальную, устанавливаемую ЕЦБ стоимость краткосрочных казначейских обязательств (ГКО), которые нам разрешили выпускать для быстрого кредитования – по сути, это был наш карточный лимит, – чтобы мы могли располагать некоторыми дополнительными средствами и расплатиться с МВФ в марте. Но все будет зависеть от нашего «разумного и конструктивного» подхода к диалогу с «Тройкой»[134].
Суть попросту нельзя было бы выразить яснее: нас и дальше будут финансово обескровливать до тех пор, пока мы не согласимся участвовать в извращенном ритуале продления программы и притворяться, что нас избрали, чтобы ее завершить[135]. Прочитав записку, я проинформировал Алексиса и Паппаса о ситуации: как мы и ожидали, «Тройка» принялась реализовывать план по нашему удушению. Я воспользовался этой возможностью, чтобы подтвердить прежние договоренности: мы должны добиваться продления действия программы после 28 февраля, как и предлагает Визер, дабы выиграть время для переговоров, но только при условии, что будем готовы объявить дефолт по обязательствам, если еврочиновники откажутся вести такие переговоры по новому соглашению добросовестно. Алексис и Паппас подтвердили, что договоренность остается в силе.
Тогда я сел и написал наш общий ответ Визеру. Выразив признательность за обращение и подчеркнув готовность к сотрудничеству, я указал на два важных фактора. Во-первых: что касается прибыли, причитающейся Греции по облигациям, – прибыли, которой, по словам Визера, нам не стоило ждать от «Тройки». «Категорический отказ возвращать Греции ее собственные деньги, – писал я, – оправдать будет тяжело, пусть даже предыдущие греческие правительства давали согласие на подобные вольности. Мы убеждены, что эти средства должны быть немедленно разблокированы ЕЦБ. Тем самым финансирование государства будет обеспечено, с использованием собственных законных активов Греции, вплоть до конца марта».
Мое второе замечание относилось к тонко завуалированной в записке Визера угрозе по поводу «рыночной напряженности», которая, по существу, вторила зажигательному заявлению Стурнараса от 15 декабря[136].
Ожидание потенциального тупика действительно порождает неопределенность, которая, в свою очередь, чревата проблемами с ликвидностью. Но что провоцирует упомянутое ожидание неизбежного тупика? Его провоцируют громкие заявления официальных лиц ЕС и ЕЦБ о том, что в течение нескольких дней после своего избрания новое греческое правительство должно подписать соглашение, за пересмотр которого оно выступало в ходе предвыборной кампании.
Демократическая Европа должна предоставить Греции финансовое пространство для маневра, позволить новому правительству страны выдвинуть предложения, которые лягут в основу справедливого и жизнеспособного соглашения. Отказ предоставить новому греческому правительству данное финансовое пространство приведет к проблемам с ликвидностью. Выдавать впоследствии эти проблемы с ликвидностью за необходимые ограничения оборота значит отрицать ответственность ЕЦБ и ЕС за их возникновение.
Письмо я отправил как раз перед тем, как мы с Данаей поехали на очередной митинг. Она спросила меня, над чем я работал.
– Над прекрасной новой дружбой, – ответил я.
Демократия под дулом пистолета
За две ночи до открытия избирательных участков 25 января 2015 года мои друзья из СИРИЗА обсуждали только масштабы нашей грядущей победы и спорили, обеспечит ли она нам абсолютное большинство в парламенте. Меня же заботило иное.
Тремя днями ранее Гленн отправил мне по электронной почте подтверждение – дескать, петля затягивается. С 15 декабря, когда Стурнарас ускорил «банковскую лихорадку», затеянную премьер-министром Самарасом, вкладчики вывели из греческих банков 9,3 миллиарда евро, а уровень изъятия достиг 1 миллиарда евро в день. К моменту выборов 11 миллиардов евро вполне могли оказаться за границей или под матрацами[137]. Чтобы выдать такое количество денег, банкам пришлось увеличить свою зависимость от ЕЦБ на сумму в размере более 60 миллиардов евро. Угроза Марио Драги закрыть греческие банки обеспечивала именно те условия, которые ему требовались для ее осуществления[138].
В преддверии дня голосования единственным будущим коллегой по правительству, с которым мне удалось поделиться своими опасениями, оказался Спирос Сагиас. Мы с Данаей навестили его квартиру в афинском пригороде на побережье (в этом пригороде я, собственно, вырос). Подивившись охранникам вокруг многоквартирного жилого дома, мы поднялись на лифте в просторный пентхаус, украшенный несколькими хорошо подобранными произведениями современного греческого искусства; сверху открывался чудесный вид на марину. Сагиас, пухлый мужчина средних лет, низким, утробным голосом, обертоны которого успокаивали, извинился за то, что принимает нас дома. Всему виной жаркая погода и нелады с сердцем, объяснил он. Хворь нисколько не притупила его интеллект и не мешала ему демонстрировать свою проницательность.
Он был не политиком, а, как сам шутливо представился, системообразующим юристом (на политическом жаргоне «системообразующими» после 2008 года стали называть банки, слишком крупные, чтобы допускать их банкротство). Пожалуй, не было такой крупномасштабной сделки частного капитала и государственного сектора, в которую не был бы вовлечен Сагиас и его преуспевавшая контора: приватизация, масштабные строительные проекты, слияния и поглощения – он занимался всем. До недавнего времени он даже оказывал юридическую поддержку «Коско», китайскому конгломерату, который приобрел часть порта Пирей и желал присвоить все остальное (СИРИЗА была категорически против этой приватизации). Когда Паппас сообщил мне, что Сагиаса хотят назначить секретарем нашего кабинета министров, я одновременно удивился и обрадовался; по крайней мере, у нас в команде будет «орел от юриспруденции», консультант, знающий, как составлять законы, и осведомленный обо всех секретах ancien regime[139].
Сагиас сразу взял быка за рога и заговорил именно о том, что меня беспокоило, – он захотел уточнить, каким конкретно образом ЕЦБ намерен нас задушить. Во-первых, ответил я, Драги прервет поток прямых поступлений средств ЕЦБ в наши банки, перенаправит средства в центральный банк Греции Стурнарасу, чтобы тот выдавал более дорогие краткосрочные кредиты (это так называемая программа экстренной помощи, или механизм ELA, косвенно финансируемый ЕЦБ). Далее, на втором этапе, правление ЕЦБ запретит Стурнарасу оказывать любую дополнительную экстренную помощь банкам; деньги закончатся, вкладчики начнут бунтовать, а банки закроются. К 21 января 2015 года, продолжал я, два из четырех системообразующих банков Греции уже обратились к Стурнарасу за помощью. «Декорации готовы, – подытожил я. – Теперь все просто ждут, когда мы выйдем на сцену»[140].
Затем я изложил ключевые моменты нашей стратегии сдерживания и суть договоренностей с Алексисом, Паппасом и Драгасакисом, опираясь на которые я согласился возглавить министерство финансов. Сагиас одобрил этот план.
– А вас что привело в правительство? – спросил я. – По вашей карьере трудно было предвидеть такой шаг.
– Я поступаю так потому, что верю в Алексиса, – сказал он. И добавил, что в молодости симпатизировал левым. Даже очутившись в самом сердце истеблишмента, смазывая, так сказать, винтики системы, в глубине души он всегда поддерживал эту романтическую связь с левыми. – Когда я познакомился с Алексисом, меня как громом ударило: мне захотелось предоставить свой опыт в его распоряжение. Я пришел в правительство не ради СИРИЗА. Я пришел защищать Алексиса. Ему наверняка понадобится защита. И вам тоже, Янис. Не обманывайте себя: все вокруг станут совать вам палки в колеса, буквально все, от прогоревших банкиров до Драгасакиса и прочих членов СИРИЗА. Вас ждет непростое испытание.
Так и выяснилось, что я не единственный, кого одолевает страх накануне нашего прихода во власть.
Я решил, что Сагиас мне нравится. Да, он запятнал себя многими десятилетиями контактов с олигархией, но не собирался скрывать свое прошлое. Лично мне всегда было проще доверять людям, которые прежде работали на истеблишмент, чем молодым фанатикам, которые тяготеют к духовному перерождению и к превращению в верных слуг того самого истеблишмента. Искренность Сагиаса, откровенность, с которой он перечислил причины своего выбора, предупреждения насчет Драгасакиса и активистов СИРИЗА, а также картины на стенах его квартиры – все это побуждало меня ощущать, что мы с ним заодно.
Тем не менее, когда мы собрались уходить, он признался, что еще раздумывает.
– Я до конца не уверен, что приму эту должность, – сказал он мне.
– Прочь сомнения! – воскликнул я. – Это же как 28 октября! – Я подразумевал день 1940 года, когда греческое правительство отвергло ультиматум Муссолини о сдаче. – Нельзя оставаться в стороне.
– Я подумаю, – ответил он таким тоном, что я поверил в его готовность согласиться.
Когда мы вернулись домой, пришло письмо от Джейми, который спрашивал, какова, насколько мне известно, программа действий.
Я написал ему в ответ:
«Не подавиться первым криком при рождении по милости «Тройки» и местных банкиров».
С помощью Гленна я подсчитал, что в одном только 2015 году греческому государству понадобится 42,4 миллиарда евро, чтобы возвратить свои долги (без процентов);