В любом случае, их увольнение, буквально и метафорически, сделалось образчиком политики виктимизации жертв депрессии; на этом примере грекам старались внушить, что они сами виноваты в крахе государства. Уволив уборщиц, предыдущее правительство назначило их виноватыми. Вернув этих женщин на работу, я согрешил даже сильнее, чем когда отстаивал бережливость в ущерб аскезе.Умеренность и послушание
Я считал первоочередной задачей министра финансов обанкротившейся страны не внушение ложных надежд и фальшивого оптимизма, а реализацию политики бережливости и приучение людей к реалистичным ожиданиям. Поэтому мне было приятно завершить свою первую пресс-конференцию по-настоящему хорошей новостью касательно предстоящих переговоров.
– Телевизионные евангелисты послушания уже несколько недель призывают нас поклясться верности «Тройке» и ее программе, ибо, мол, в противном случае Европа даже не станет с нами говорить, – сказал я. – Любой, кто позволяет себе такие заявления, слишком плохо думает о Европе.
Далее я рассказал журналистам о своем телефонном разговоре в день выборов с Йеруном Дейсселблумом, президентом Еврогруппы и министром финансов Нидерландов.
Он позвонил поздравить меня с победой, но быстро перешел к делу и задал очевидный вопрос: каковы наши намерения по поводу исполнения текущей кредитной программы? Я постарался ответить как можно более вежливо и обозначить необходимые, на наш взгляд, шаги: новое правительство признает определенные обязательства страны перед Еврогруппой, но надеется, что наши партнеры отдают себе отчет в том, что нас избрали под обещания пересмотра ключевых условий кредитного соглашения и программы по его реализации. Поэтому нам следует искать точки соприкосновения, налаживать мосты между текущей программой с ее приоритетами и позицией нового правительства. Йерун сразу согласился со мной: «Очень хорошо» – и предложил встретиться в следующую пятницу, 30 января 2015 года. Из вежливости я ответил, что готов прибыть в Брюссель, если такой вариант больше ему подходит, но он сказал, что будет рад нанести визит своим новым греческим коллегам.
Воодушевленный готовностью Йеруна решать общую задачу – строить надежный мост через пропасть между кредитной программой и нашей идеологией, – я, памятуя о продолжающейся банковской лихорадке, которую спровоцировали предыдущая администрация и Банк Греции, подчеркнул свою решимость прилагать все усилия к достижению компромисса. Что же касается конфронтации, слухи о которой усиленно раздували СМИ, я не поленился развеять эти слухи на пресс-конференции:
Журналисты любят новости о конфликтах. Они повсюду видят перестрелки и скандалы. По-моему, Би-би-си назвала мою предстоящую встречу с Йеруном Дейсселблумом ковбойской перестрелкой, где проиграет тот, у кого первым сдадут нервы. Мне понятна привлекательность таких образов, повышающих рейтинг материалов. Но мы с Йеруном согласились уничтожить ту основу, на которой базируются все прогнозы столкновений. Не будет никаких угроз. Вопрос не в том, кто уступит первым. У кризиса евро нет победителей, есть только жертвы. Единственные, кто от него в выигрыше, – это мошенники, расисты, те, кто инвестирует в страхи и раскол, вкладывается в змеиное яйцо, как мог бы сказать Ингмар Бергман[149]. В пятницу мы с Йеруном Дейсселблумом начнем выстраивать отношения, которые позволят сохранить целостность Европы.
Я говорил ровно то, что думал.
После пресс-конференции я вернулся к себе на шестой этаж и обнаружил, что в кабинетах царит жуткая пустота. Мой предшественник убыл вместе со своим персоналом, оставив двух молодых женщин, которых чуть ли не трясло от страха – они ждали, что новый босс из «левых радикалов» немедленно их уволит. Я заверил этих женщин, что совершенно не собираюсь тратить время на избавление от сотрудников предыдущего состава, закрыл за собой дверь и подтащил стул к большому столу для переговоров. Потом достал из рюкзака ноутбук, включил его в сеть и, пока он загружался, уставился в окно, на здание парламента. Мысли неслись вскачь, требовалось ставить список самых насущных дел.
Затем я вспомнил, что у меня нет пароля для Wi-Fi. Я встал, открыл дверь кабинета и окликнул: «Эй, есть тут кто-нибудь?»
Вскоре из дальней комнаты появилась одна из тех двух женщин, заметно успокоившаяся и несколько смущенная. Через полчаса мы отыскали кого-то, кто знал кого-то, кому был известен пароль. Таким вот образом новый министр получил в свое распоряжение очень, очень медленное подключение к Интернету. Что сказать – не самое благоприятное начало долгого и одинокого противостояния шайке наиболее хорошо вооруженных и подготовленных кредиторов в истории капитализма.
Американский друг
Первый телефонный звонок, который я получил в тот вечер из-за границы, поступил с неопознанного американского номера. Это оказалась Даная, которая добралась до Остина и позвонила узнать, как я справляюсь. Едва мы закончили разговаривать, телефон зазвонил снова. Опять неизвестный номер на экране, первые цифры – префикс телефонной сети США. Я ответил на звонок и услышал далекий и ровный мужской голос с выговором Новой Англии.
– Мы с вами незнакомы, мистер Варуфакис, но я чувствовал, что должен позвонить вам, поздравить с избранием и сказать, что вы можете рассчитывать на мою поддержку. Меня зовут Берни Сандерс, я сенатор от штата Вермонт. Общие друзья дали мне ваш номер; надеюсь, вы не против такой дерзости с моей стороны.
Против ли я? Конечно, нет, ведь поддержка была нам отчаянно необходима. Поблагодарив Сандерса, я сказал, что, разумеется, слышал о нем: Джейми Гэлбрейт подробно просвещал меня насчет политиков штата Вермонт[150]. Берни поведал, что собирается написать Кристин Лагард и недвусмысленно предупредить ее: он будет следить за действиями МВФ в отношении Греции. Есть ли что-то конкретное, о чем, с моей точки зрения, стоило бы упомянуть в этом письме?
Как не быть? Во-первых, я попросил четко сформулировать, что греческая программа, которую МВФ реализовывал с 2010 года, провалилась в результате доведенных до абсурда мер жесткой экономии, навязанных нам в том числе по воле фонда. Во-вторых, я попросил отметить, что порожденная аскезой жуткая депрессия привела к появлению фашистской партии «Золотая заря» и что, если наше демократическое проевропейское правительство будет смято кредиторами, весьма вероятно, сама демократия будет задушена в той стране, где она когда-то появилась на свет, как уже было в годы Второй мировой войны. Берни пообещал, что внесет в текст оба моих замечания, и добавил, что от себя выскажет соображение, которое Международный валютный фонд должен воспринять всерьез: если МВФ продолжит прежнюю политику по отношению к Греции, он будет настаивать на том, чтобы американский сенат сократил финансирование фонда.
С 2012 года мы с Джейми Гэлбрейтом упорно старались привлечь американских прогрессистов к демонтажу Подкормистана. Когда я позвонил Алексису и рассказал ему о предложении Берни, Алексис сообщил мне новости, доказывавшие, что эти наши усилия не оказались напрасными. Президент Обама позвонил Ципрасу с поздравлениями, а также предложил устроить мою встречу с Джеком Лью, министром финансов США. Я попросил Алексиса передать американской стороне, что готов встретиться с Лью при первой же возможности. Вскоре после этого президент Обама сделал чрезвычайно важное публичное заявление. «Нельзя продолжать давить на страны, которые охвачены депрессией, – сказал он в эфире Си-эн-эн, в программе Фарида Закарии, и добавил: – Нужна некая стратегия развития, чтобы такие страны могли погасить свои долги и ликвидировать хотя бы часть дефицита».
Через час или около того на мой мобильный телефон снова позвонили с очередного американского номера. Звонил Джефф Сакс, профессор экономики Колумбийского университета и директор Института Земли. Он выразил желание «примкнуть к нашей достойной борьбе» (цитирую) и убедить кредиторов Греции в необходимости задуматься о крупномасштабном облегчении долгового бремени страны и поступательной реализации грамотной финансовой политики. Джефф принадлежал к тем американским экономистам, которые с возрастом и опытом становились все более прогрессивными во взглядах. Всегда близкий к МВФ по идеологии и в практических действиях, он участвовал в кредитных программах фонда 1990-х годов; большинство этих программ провалилось (как, например, в ельцинской России), но были и исключения, скажем, Польша. Подобно экономисту Джо Стиглицу, который сделался ярым критиком «Вашингтонского консенсуса», когда воочию узрел катастрофические последствия реализации программ МВФ в ходе кризиса в Юго-Восточной Азии в 1998 году, Джефф изменил свою точку зрения, наблюдая изнутри за махинациями международных кредиторов и самого МВФ в отношении таких государств-банкротов, как Аргентина. Оба этих экономиста стали благодаря полученному опыту гражданскими активистами и рвались доказать делом свою преданность нашим устремлениям.
Мой последний телефонный разговор с Америкой был с Джейми Гэлбрейтом. Я рассказал ему о знаменательных сигналах от Берни, Джеффа и президента Обамы, а затем мы стали обговаривать переезд Джейми в Афины: я хотел, чтобы он немедленно начал трудиться над «планом Х» – тем самым, который Алексис впервые попросил меня подготовить после нашей встречи поздно вечером на его квартире в ноябре 2014 года и который предстояло осуществить лишь в том случае, если Грецию принудят к выходу из еврозоны. Учитывая, что у ЕЦБ имелся план «Грексита», разработанный, в частности, Томасом Визером и Йоргом Асмуссеном[151] (схожие планы наличествовали у каждого крупного европейского банка), нам требовалась собственная программа действий. Более того, премьер-министр прямо поручил мне составить такую программу. Мое желание поставить именно Джейми во главе команды разработчиков проистекало из необходимости соблюдения полнейшей тайны, ведь узнай банки о разработке такой программы, это, несомненно, ускорит банковскую лихорадку и приведет к девальвации и деноминации валюты, что, в свою очередь, даст ЕЦБ отличный повод закрыть наши банки и тем самым принудить нас к «Грекситу»: тогда «план Х» сбудется сам собой. Если поставить во главе команды кого-то из сотрудников министерства финансов, роковая утечка информации была бы неизбежна. Кроме того, найти в Греции человека с опытом Джейми и его осмотрительностью попросту невозможно. В итоге, забегая вперед, скажу, что он проработал над «планом Х» несколько месяцев буквально рядом со мной, в помещении при моем министерском кабинете.