Я добавил, что у нас всего три варианта. Либо третий кредит, маскирующий провал второго, который, в свою очередь, маскировал провал первого. Либо новый курс развития Греции, предложенный мной: новое соглашение с ЕС и МВФ, основанное на реструктуризации долга, которая уменьшает нашу кредитозависимость и заменяет неэффективную программу реформ на ту, которая и вправду выгодна греческому народу. Либо – это третий вариант – все оказываются в тупике, который никому не нужен.
– Вы не понимаете, – снисходительно сообщил мне Йерун. – Текущая программа должна быть завершена, тут нечего обсуждать!
Это было поразительное заявление. Министр министров финансов еврозоны отказался обсуждать простой вопрос перераспределения финансирования. Что ж, он вынудил меня повторить прозвучавшую ранее фразу.
– Но откуда возьмутся недостающие 12 миллиардов евро, Йерун? Я ведь не ошибаюсь, вторая программа может быть завершена только при условии переговоров по выделению третьего кредита? Вы видите какой-либо способ сделать ее завершение финансово приемлемым без новой программы, которая может быть одобрена лишь после длительных переговоров между всеми девятнадцатью министрами финансов [Еврогруппы]? Лично я сомневаюсь, что смогу завершить эту программу, даже будь я готов пойти наперекор воле греческих избирателей.
Йерун отказался отвечать на мои вопросы и не стал комментировать факты, на которые эти вопросы опирались. По всей видимости, он прибыл в Афины не для того, чтобы обсуждать цифры или условия финансирования. Получалось, что он явился к нам в надежде, будто я мгновенно перестроюсь и подарю ему блистательную победу, а он затем сядет на свой самолет и улетит, увозя из Афин мою клятву верности самой программе, Еврогруппе и ее кредиторам.
Тот факт, что президент Еврогруппы оказался настолько подвержен самообману и считал подобное развитие событий возможным, выглядит отличной иллюстрацией к современной истории Европейского союза. Отсюда следует, что практика приучила функционеров, действующих от имени «коренного» истеблишмента Европы, ожидать: новоизбранные министры, премьер-министры, даже президент Франции становятся покорными при первом же намеке на ультиматум, подкрепленном тяжелой артиллерией ЕЦБ[157]. С 2008 года, когда единственным спасением для коммерческих банков большинства государств-членов еврозоны стала добрая воля Еврогруппы – в которой ЕЦБ Марио Драги нуждался, чтобы приступить к политике принятия на свой баланс плохих банковских активов в обмен на наличность – сразу несколько стран принудили к покорности аналогичными действиями: прибалтийские государства, Ирландию, Испанию, Кипр, Португалию – всех запугали и подчинили[158]. Вообще-то Дейсселблум как-то похвастался, что способ, каким «спасли» Кипр в 2013 году, вскоре после его назначения на пост, стал «лекалом» на перспективу, на случай будущих кризисов. Все сводилось к угрозе закрытия банков – это был туз в рукаве, с которым он приехал ко мне, – и теперь он выложил карты на стол.
Он сказал, что существует альтернатива обязательству завершить программу. Рад слышать это, осторожно ответил я. Отводя глаза, чтобы не встречаться со мной взглядом, Йерун твердым голосом произнес:
– Мы с вами проводим совместную конференцию, на которой объявляем, что программа потерпела крах.
Я заметил, что слово «крах» вряд ли успокоит рынки и простых людей. Каким словом можно его заменить?
Йерун пожал плечами и притворился, будто озадачен.
– Признайтесь, Йерун, вы угрожаете мне принудительным изгнанием Греции из еврозоны? – спокойно уточнил я.
– Нет, я этого не говорил, – возразил он.
– Давайте будем откровенны. Слишком многое поставлено на карту, чтобы ходить вокруг да около. Вы сами сказали, если я буду настаивать на пересмотре условий, значит, программа провалилась. Вывод из этого только один. Мы оба знаем, какой именно.
Все очевидно: ЕЦБ, своим распоряжением или через центральный банк Греции, отказывается принимать на баланс активы греческих банков и вынуждает те закрываться. В таких обстоятельствах у нашего правительства не останется иного выбора, кроме как выпустить собственную валюту. Если конфронтация продолжится, эта валюта, номинально привязанная к евро, рано или поздно станет самостоятельной. «Грексит» налицо.
– Итак, вы ставите мне ультиматум, – продолжал я. – По сути, вы говорите мне: возьмите на себя обязательства по программе, которая не работает, или валите из еврозоны. Хотите что-нибудь добавить?
Президент Еврогруппы снова пожал плечами и усмехнулся.
– Печальный день для Европы, раз президент Еврогруппы предъявляет новоизбранному министру финансов европейской страны заведомо невыполнимый ультиматум, – сказал я. – Нас избирали не для вражды с Еврогруппой, и мне неприятно конфликтовать с вами. Но мы шли к власти не для того, чтобы отрекаться от нее в первую же неделю ради провальной программы, условия которой избиратели поручили нам пересмотреть.
Наши взгляды встретились, мы оба сознавали, что зашли в тупик. Единственное, что оставалось сделать, – это договориться о том, что каждый из нас скажет на пресс-конференции после встречи, чтобы замаскировать срыв переговоров и тем самым предотвратить новую панику на финансовых рынках. Йерун кое-что предложил; я внес несколько исправлений; согласие было достигнуто. Я сказал, что после наших выступлений лучше бы обойтись без вопросов из зала. Он возразил – мол, лучше ответить хотя бы на парочку. Ответы на вопросы журналистов позволят слегка пощекотать нервы финансистам (и ускорить на один-два градуса банковскую лихорадку, которую «Тройка» запустила несколько недель назад). Я не стал спорить, чтобы меня не обвинили в попытках задушить свободу прессы.
Пресс-центр был переполнен. Едва включились телевизионные камеры и стих гул голосов, я начал с предсказуемых любезностей, которые вполне сочетались с моим рассказом о начале новых отношений Греции с кредиторами и Еврогруппой. Каждое слово было согласовано заранее. Йерун, соблюдая наше соглашение, тоже не отклонялся от сценария, который, по существу, сводился к скучным формальностям. Наконец настал черед вопросов.
Первый адресовали Дейсселблуму. Согласен ли он, что нужно созвать международную конференцию по задолженности Греции, наподобие той, что состоялась в Лондоне в 1953 году и привела к существенному облегчению долгового бремени Германии?[159] Йерун довольно легкомысленно ответил, что в Европе уже есть постоянная действующая конференция по долгам – Еврогруппа! Я улыбнулся его ответу и мысленно отметил, что стоит воспользоваться этой метафорой, когда представится подходящий момент.
Второй вопрос достался мне. Готов ли я сотрудничать с «Тройкой»? Мой ответ ничем не отличался от слов, сказанных Дейсселблуму в моем кабинете:
– Мы должны научиться различать надлежащим образом сформированные институты Европейского союза, такие как Европейская комиссия и Европейский центральный банк, а также международные организации наподобие МВФ, то есть организации и институты, в состав которых Греция с гордостью входит, и трехстороннюю комиссию, отвечающую за выполнение программы, каковую наше правительство по поручению избирателей намерено оспорить. Наше правительство намерено стремиться к максимально широкому и плодотворному сотрудничеству с официальными институтами Европейского союза и, конечно же, МВФ. Но с трехсторонней комиссией, чья деятельность направлена на осуществление программы, логику которой мы считаем антиевропейской, с комиссией, которую даже Европейский парламент считает полузаконной, мы сотрудничать не станем.
То же самое я чуть ранее сообщил Йеруну в своем кабинете, и он неохотно со мной согласился: да, мы будем плотно сотрудничать с официальными институтами, но откажемся от унизительного подчинения «Тройке». Однако, стоило ему услышать мой ответ журналисту, его лицо выразило крайнее неодобрение. Когда перевод закончился, он раздраженно выдернул из уха наушник и прошептал:
– Вы только что прикончили «Тройку»!
– Вау! – ответил я. – Вот здорово!
Дейсселблум отвернулся и было вскочил, чтобы уйти. Но мне удалось подняться одновременно с ним, и я протянул ему руку. Несколько смущенный – к тому же ему пришлось бы проталкиваться к выходу мимо меня, – он неловко ответил на рукопожатие, но не задержался. Фотографы снимали не переставая. На всех фото невоспитанный президент Еврогруппы чуть ли не на бегу грубо вырывал свою руку из моей.
Улицы Афин перестали быть для меня прежними после этой пресс-конференции. Таксисты, солидные господа в костюмах, пожилые женщины, школьники, полицейские, консервативные семьянины, националисты и крайне левые – все общество, гордость и достоинство которого были растоптаны раболепием предыдущих администраций перед «Тройкой» и ее политическими боссами – останавливали меня на улице и благодарили за этот короткий эпизод. Один водитель даже затормозил свой автобус, чтобы выйти и пожать мне руку.
Как за все хорошее, за это пришлось заплатить. СМИ, истеблишмент и олигархи теперь признали меня врагом общества номер один. Один из членов парламента опубликовал сообщение о поддержке президента Еврогруппы в «Фейсбуке»; оно гласило: «Держись, Йерун!» То же самое выражение греческие контрабандисты в свое время адресовали Роммелю, затеявшему североафриканскую кампанию (они опасались, что победа союзников положит конец оккупации Греции и навредит их бизнесу[160].) Поток обвинений в нарциссизме, хамстве и социопатии нарастал пропорционально моей популярности на улицах.
Помимо жгучей ненависти ко мне со стороны греческого «треугольника греха», поведение Дейсселблума на пресс-конференции имело и более печальные последствия: ожидания скорого финансового краха Греции стали нарастать. Афинская фондовая биржа упала до новых минимумов; акции банков стремительно теряли в цене, изъятие средств ускорилось. Покидая пресс-конференцию, я понимал, что нельзя терять ни минуты. Пришло время паковать сумку и отправляться в поездку по Северной Европе, как я и планировал. Во-первых, чтобы успокоить нервы финансистов, а во-вторых, чтобы выяснить, до какой степени ультиматум Йеруна подкреплен авторитетом МВФ и остальной Еврогруппы – правительства Франции в частности