Встреча в офисе Габриэля – на ней присутствовали также Йорг, Йеромин, Евклид и наш посол в Берлине – прошла великолепно. Она во многом копировала мою встречу с Мишелем Сапеном в Париже несколькими днями ранее. Те же банальности, те же клятвы в солидарности, пока смерть нас не разлучит и даже после. «Ваш успех будет нашим успехом», – сказал мне Зигмар в начале встречи. Он добавил, без малейших подсказок с моей стороны, что с Грецией обошлись несправедливо, и Европа нескоро отмоется от этого клейма, от этого позора, прямого следствия доминировании христианских демократов в политике ЕС в период кризиса еврозоны 2010 года. Когда я заметил, что избрание нашего правительства позволяет Европе действовать сообща, не только в избавлении Греции от долгов, но и в контексте переориентации существующих институтов на обеспечение макроэкономической стабильности, которая необходима для противодействия подъему национализма, правого популизма и ксенофобии, Габриэль откровенно обрадовался. Он даже внимательно выслушал мои объяснения основных положений нашего «Скромного предложения» и пообещал внимательно изучить брошюру.
Затем беседа перешла на обсуждение сугубо греческих проблем. Я рассказал о своем плане обмена облигаций и вручил Зигмару свою неофициальную записку. Он благосклонно, как мне показалось, ее принял и даже позволил себе обронить, что реструктуризация долга давно назрела. Но далее предпочел сосредоточиться на уклонении от уплаты налогов и на промышленном развитии. Я не возражал, поскольку тем самым мне представилась возможность подробно растолковать, что именно пытается делать моя команда «неприкасаемых», программными методами выявляющая налоговых мошенников; вдобавок я изложил проект создания банка развития, который под гарантии оставшихся государственных активов Греции будет привлекать внутренние инвестиции в рамках промышленной политики, нацеленной на стимулирование наиболее перспективных отраслей производства.
Габриэль вежливо меня выслушал, но его больше интересовал практический вопрос. Яхтинг в Греции прошлым летом был замечательным, сообщил он, однако почему настолько сложно после швартовки едва ли не в любой из гаваней оплатить причальный сбор? Он даже обратился к офицеру береговой охраны, но тот успокоил: «Все в порядке. Не суетитесь, давайте деньги мне», – и никакой тебе квитанции об оплате, никаких других признаков надлежащего оформления.
Я согласился с тем, что неформальность подхода нередко маскирует мелкую коррупцию, а последняя оказывает кумулятивное воздействие на экономику и на общество в целом; это действительно серьезная проблема, на решение которой у моего министерства попросту нет ресурсов. Еще я рассказал Габриэлю, что летом 2014 года число гостей на Миконосе и Санторини, двух островах архипелага Киклады, наиболее популярных среди туристов, фактически удвоилось, а налоговые поступления за тот же период сократились на 40 %. Когда я попытался обсудить эту скандальную ситуацию с главой подразделения по борьбе с экономическими преступлениями в моем министерстве, мне объяснили, что в результате многолетних сокращений и стремления «Тройки» отодвинуть подразделение на второй план штат сократился до всего-навсего менее ста человек на всю Грецию. Если офицеры подразделения выдвигались на Миконос или Санторини, преступники получали известие об этом еще до того, как паром выходил из гавани Пирея.
Чтобы ликвидировать эти коррупционные практики, сказал я Габриэлю, требуются инновационные методы, этакий современный страх Божий для налоговых мошенников. Он согласился и добавил, что о честности можно говорить только в случае, если владельцы бизнеса будут знать, что любой следующий клиент может оказаться сотрудником налоговой службы. Я ответил, что уже прикидываю, не разрешить ли налоговой инспекции привлекать к работе дополнительный персонал, который станет выдавать себя за постоянных клиентов баров, ресторанов, АЗС, больниц и так далее. Эти люди будут лишены правоохранительных полномочий, их задача лишь в том, чтобы фиксировать оплату в электронной форме, дабы власти впоследствии могли вмешаться, если появятся основания для расследования или уголовного преследования. Едва разойдется слух, что у налоговой службы есть свои глаза и уши, гигантская сумма мелких операций выйдет из тени, принеся значительное облегчение государственной казне. Габриэль восхитился этой идеей и по дороге в пресс-центр на очередную совместную пресс-конференцию всячески советовал мне реализовать данный проект.
Когда мы заняли отведенные нам места перед камерами, микрофонами и журналистами, я вдруг понял, что у меня дежа-вю. Я будто вновь перенесся в Париж. Габриэль в мгновение ока преобразился. В очередной раз европейский социал-демократ попытался на публике перещеголять Шойбле. Все разговоры о совместном социал-демократическом проекте Греции и Европы были забыты. Общая позиция в отношении промышленной политики, прекращения политики жесткой экономии и необходимости реструктуризации долга исчезла, растворилась в нигде. Всякое сходство мыслей по поводу борьбы с налоговыми уклонистами словно испарилось. Взамен я получил агрессию в адрес нашего правительства, а еще мне прочитали суровую лекцию об обязательствах перед кредиторами, погашение долга перед которыми – наша первостепенная обязанность, и никакие переговоры тут неуместны. Усугубляя нанесенное оскорбление, он упомянул о «гибкости», которую, оказывается, проявляла «Тройка».
Я и до того был невысокого мнения о европейской социал-демократии, а ужин накануне вечером с Йоргом и Йеромином меня в этом мнении лишь укрепил; потому я нисколько не стушевался и ответил, как уже привык: наше правительство намерено добиваться стабильного развития страны через поступательную реализацию малых шагов, но требует радикального пересмотра провальной греческой программы «Тройки». Когда мы выходили из пресс-центра, я спросил Зигмара, просто ли ему было говорить одно наедине и совсем другое на публике.
– Лично я так не умею, – добавил я.
Он ответил, что не понимает, о чем я говорю, но обмолвился, что коалиция с христианскими демократами налагает свои ограничения. Я сказал, что ему следует присмотреться к опыту ПАСОК, греческой социал-демократической партии, которая славилась привычкой подстраиваться под коалиционное сотрудничество с консерваторами из «Новой демократии».
– Их поддержка упала с 40 до 4 % голосов. Мне бы не хотелось, чтобы партия Вилли Брандта пошла тем же путем[189].
Месяц спустя я предложил «институтам» от имени налоговой службы Греции привлекать дополнительный персонал ради преобразования греческого социального уклада, ради того, чтобы покончить с мелкой коррупцией. Именно это предложение мы обсуждали с Зигмаром Габриэлем, и оно являлось частью обширной программы налоговых реформ; важнейшей из всех, пожалуй, представлялось обязательное «оцифрование» транзакций и ограничение операций с наличностью суммой в 50 евро. Чиновники «Тройки» допустили утечку в прессу, и та не замедлила отреагировать. Утверждалось, что вместо серьезных реформ, на которых якобы настаивала «Тройка» (вроде повышения ставки НДС в гибнущей экономике, где люди старались не платить вообще никаких налогов), я развлекаюсь составлением глупых предложений, нанимаю подставных туристов и домохозяек и поощряю греков стучать на своих соседей.
Выступил ли Зигмар Габриэль (или кто-либо из его окружения) в защиту тех идей, которыми он так восторгался и на осуществлении которых настаивал? Мой ответ вряд ли вас удивит. Его канцелярия активно распространяла пропаганду насчет моей «глупости». Если кого-либо занимает вопрос о природе и причинах общего Ватерлоо нынешней европейской социал-демократии, эта история способна дать кое-какие подсказки. Конечно, по сравнению с тем, как Зигмар Габриэль повел себя четыре месяца спустя, в последнюю неделю июня 2015 года, эта внезапная перемена его убеждений не заслуживает даже отметки на шкале политической трусости.
Глава 8
Безумие перед бурей
Я вернулся в Афины поздно вечером в четверг. Моя первая встреча с Еврогруппой была назначена на следующую среду (уже в феврале). Значит, впереди длинные выходные на подготовку.
На трое суток, считая и ночи, шестой этаж министерства оккупировала команда, направленная банком «Лазар», а к этой команде присоединились мои соратники, включая Гленна Кима, Елену Панарити, моих бывших аспирантов и прочих специалистов, которые добровольно вызвались мне помочь. Верхнюю часть списка задач занимали три важных документа, которые следовало предъявить Еврогруппе: текущий анализ приемлемости долга (DSA), демонстрирующий, что предложенный мною обмен облигаций не просто стимулирует восстановление экономики, но насущно необходим для возвращения Греции к стабильному развитию; перечень запланированных прогрессивных реформ вместо программы «Тройки»; рекомендации по более рациональному и эффективному мониторингу прогресса Греции. Джейми Гэлбрейт прилетел из Соединенных Штатов и поселился в небольшом офисе внутри министерского кабинета. Я дружески его обнял и приветствовал словами: «Добро пожаловать в страну кубка с ядом»[190],[191].
У каждого из нас имелся весьма обширный фронт работ, причем сознаюсь, что это обстоятельство внушало мне оптимизм. А для подготовки всеобъемлющего политического документа по общенациональной реформе нам потребовалось содействие других министерств. Рано утром в пятницу я обратился к своим коллегам по кабинету министров, попросив предоставить полный список перемен к лучшему, которых им хотелось бы добиться. По мере поступления этих списков моя группа оценивала все предложения, а затем аналитики пришли ко мне. Скажу честно, я был разочарован. Большинство предложений оказалось слегка отредактированными версиями предвыборных политических лозунгов СИРИЗА, плохо продуманными и скверно описанными. Предстояло изрядно потрудиться, прежде чем выходить с этими предложениями на Брюссель. Конечно, это было вполне ожидаемо: наше правительство не имело опыта и нуждалось, подобно почти всем новым правительствам, в медовом, если угодно, месяце, в ходе которого предвыборные обещания уточняются с привлечением опытных чиновников и становятся основой проводимой политики. Мы не могли позволить себе такую роскошь – потому, что, не побоюсь так выразиться, мы были не столько правительством, сколько комитетом по планированию массового побега из Подкормистана.