В 21:28 Алексис снова справился, каковы наши шансы. Внесены ли какие-либо изменения в текст заявления, зачитанный Йеруном в начале заседания?
Девять минут спустя я отправил Алексису сообщение:
– Похоже, мы выиграли. Но праздновать не стоит. Еще не хватало окончательно взбесить Вольфганга.
Чуть позже объявился встревоженный Эммануэль Макрон.
«У нас все хорошо, – написал я ему. – Пора засучивать рукава. Спасибо за помощь».
Эммануэль был краток:
«Не сдавайтесь».
На выходе из зала я перехватил Марио Драги и завел тот разговор, которого он очевидно хотел избежать. Я напомнил о его собственных словах, сказанных в офисе шестнадцать дней назад, а позже повторенных по телефону в ту ночь, когда он с подозрительной поспешностью отсек от ЕЦБ греческие банки и лишил их средств: как только будет достигнуто согласие на уровне Еврогруппы, у ЕЦБ не останется причин отказывать греческим банкам в финансировании. Марио утвердительно кивнул и пообещал, что теперь, когда Еврогруппа продлила срок действия кредитного соглашения, правление ЕЦБ обсудит этот вопрос в ближайшее время. Я попросил назвать точную дату, в которую греческие банки снова получат доступ к средствам ЕЦБ. Марио затруднился ответить точно – дескать, «очень скоро», но, вероятно, не раньше следующей среды, когда намечено совещание верхушки ЕЦБ. На данный момент ничего другого я сделать не мог.
Я направился в пресс-центр, довольно размышляя о том, что на сей раз журналисты смогут сообщить миру о белом дыме над нашей трубой[224], то бишь о достигнутом соглашении. А еще меня порадовало, что Алексис продолжает следить за происходящим: в последнем сообщении перед пресс-конференцией он попросил меня подчеркнуть перед телекамерами, что фраза «соответствующий профицит» из текста заявления означает «не более 1,5 % национального дохода», а не прежние 3,5 %.
Два месяца спустя, когда возвращался из офиса Алексис в министерство финансов, я перечитал это сообщение совсем в другом настроении.
Миг мрачного наслаждения
Потребовалось три заседания Еврогруппы, чтобы Греция и остальная Европа открыли новую страницу своих взаимоотношений. В конце концов, как я сказал собравшимся представителям прессы, мы доказали, что переговоры, конечно, означают стремление к компромиссу, но также подразумевают готовность говорить «нет» тем предложениям и условиям, принимать которые мы не имеем ни морального, ни политического права. Нам удалось совместить логику и идеологию, уважение к правилам и уважение к демократии. Мы опровергли убежденность в том, что страна-должник не в состоянии провести выборы, способные что-либо изменить. Мы выстояли под чудовищным давлением. При этом наша борьба не была ни националистической, ни популистской попыткой улучшить участь греческого народа за счет других европейцев. С первого дня у власти мы заявляли, что не перебираем партнеров ради сиюминутной выгоды, а переориентируем нашу политику с учетом интересов всей Европы. Мы отказались воспринимать переговоры как игру с нулевой суммой, в которой наш выигрыш должен был обернуться чьим-то проигрышем.
Поблагодарив Йеруна за руководство Еврогруппой и за усилия по заключению временного соглашения, я охарактеризовал это достижение как стимул к дальнейшей работе. В предстоящие выходные, сказал я журналистам, мы с моей командой будем трудиться круглосуточно, чтобы подготовить список реформ нашего правительства, который надлежит представить Еврогруппе через три дня.
– Разумеется, будет тяжело, – добавил я. – Но мы с радостью возьмемся за эту работу, сейчас, когда состоялся переход к отношениям равных, поскольку это была наша возможность доказать, что именно партнерство, а не принуждение, является ключом к успеху.
Выходные и вправду выдались долгими и насыщенными. Да, мы получили возможность заменить наиболее одиозные пункты «Меморандума о взаимопонимании» своими радикально отличавшимися предложениями. Однако эта возможность отнюдь не воплощалась в реальность автоматически. Она была всего-навсего первым шагом на пути к новому курсу развития Греции. Согласованный процесс предусматривал три дальнейших шага. Когда мы пришлем наш список реформ по электронной почте (к концу дня в понедельник, 23 февраля, менее чем через семьдесят два часа), международные институты должны будут до утра вторника изучить наши предложения и вынести свою оценку на телеконференцию Еврогруппы во второй половине дня. Драги, Лагард и Московичи, представители трех институтов-кредиторов, выскажутся по поводу того, насколько этот список реформ «всеобъемлющ» и можно ли его использовать для контроля деятельности нашего правительства. Третий шаг – предварительная проверка – состоится в середине апреля; в случае успеха нам передадут средства для погашения долга перед МВФ. Только по выполнении этих трех шагов мы сможем вступить в землю обетованную, то есть заняться переговорами по новому договору, которые должны завершиться к концу июня (когда истечет срок действия временного соглашения); этот новый договор, нацеленный на стабилизацию и развитие, был для нас нашим Святым Граалем.
Меня часто спрашивают, рассчитывал ли я всерьез на успешное лавирование в этих коварных водах на пути к новому соглашению в рамках еврозоны. Я обычно отвечаю, что вероятность успеха не просчитывалась и не имела значения. Мы должны были дать нашим кредиторам шанс сесть за стол переговоров с гуманными и логичными предложениями, а также обеспечить им возможность выслушать нас. Подобные действия всегда чреваты риском, но мандат, полученный нами от греческого народа, требовал сделать все возможное, чтобы гарантировать стабильное развитие Греции в еврозоне.
По сей день меня яростно критикуют за это соглашение, заключенное 20 февраля на заседании Еврогруппы. Греческая парламентская оппозиция, запятнавшая себя подписанием двух предыдущих кредитных программ, не упустила случая заявить, что я фактически признал их «Меморандум о взаимопонимании», но – «по глупости» – не получил никаких денег. Разумеется, они предпочли «не заметить», что потребовалось три заседания Еврогруппы, чтобы исключить из текста итогового заявления любые упоминания об МВ или о кредитной программе. Любопытно, что левая платформа СИРИЗА утверждала то же самое и возлагала вину за наш возможный провал именно на соглашение от 20 февраля, а не на любые последующие действия «военного кабинета». Находятся также критики, утверждающие, что «конструктивная двусмысленность» всегда благоволит более сильной стороне на переговорах; они забывают тот факт, что Шойбле изо всех сил сопротивлялся подписанию заявления. А ряд моих коллег, в том числе Евклид, упрекал меня в том, что я не смог вставить в текст заявления фразу, которая обязала бы ЕЦБ прекратить игры с греческими банками; они не учитывали, что из самой независимости ЕЦБ вытекала невозможность включения такой фразы в заявление Еврогруппы.
Тем не менее, град критики в адрес соглашения от 20 февраля, последовавший за нашим окончательным поражением в июле 2015 года, подтвердил наш с Данаей прогноз, сделанный, когда я принял предложение возглавить министерство финансов: каковы бы ни были истинные причины, все неудачи нашего правительства станут приписываться одному человеку – конкретно мне.
Любопытно, пусть и нелепо, широко распространившееся мнение о том, что наше окончательное поражение неразрывно связано с этим заявлением Еврогруппы. Временное соглашение от 20 февраля было необходимым, но всего лишь первым шагом на пути к бегству из Подкормистана. Чтобы этот шаг не оказался напрасным и мы действительно устремились к свободе, требовалась непоколебимая (и заранее оговоренная) приверженность «военного кабинета» нашему плану боевых действий при появлении этого «окна возможностей». Нужно было постоянно находиться в готовности к использованию тактики сдерживания, если нам снова начнут грозить закрытием банков и введением контроля за движением капиталов. А для того мы сами должны были поверить, что наихудшим возможным результатом для Греции является подписание продления текущего кредитного договора в полном объеме ради спасения наших банков. Безусловно, строгое следование намеченному плану позволило бы нам, на основе заявления от 20 февраля, вырваться из Подкормистана. Стабильность и чувство собственного достоинства вернулись бы в Грецию либо через заключение нового соглашения в рамках еврозоны, либо через болезненный разрыв с ЕС, который, впрочем, восстановил бы контакты Греции с остальным миром.
На рейсе из Брюсселя в Афины те греки, которые оказались в самолете, бурно радовались, несмотря на то, что большинство из них поддерживало оппозицию. Мы выстояли перед «Тройкой» и возвращались домой с почетным временным соглашением, подписание которого хотел сорвать министр финансов Германии. Так почему бы не отпраздновать? От усталости у меня слипались глаза, но не давал покоя вопрос: сделает ли «военный кабинет» то, что необходимо сделать, чтобы удержать «Тройку» в узде? Перейдем ли мы к тактике сдерживания, если наши кредиторы прибегнут к каким-либо грязным трюкам?
В Афинах я получил письмо от Нормана Ламонта.
«Меня удивило, что журнал «Экономист» подверг вас критике за официальное признание Греции банкротом», – писал Норман. Он догадался, что этими словами я скрыто упрекал руководство ЕЦБ, на протяжении многих лет нарушавшее собственные правила; ведь устав Европейского центрального банка прямо запрещает кредитовать обанкротившиеся государства. Очевидно, что недовольство высказывали союзники ЕЦБ, которых, в отличие от Нормана, эта ситуация не забавляла и которые объединились против меня. Еще тревожнее выглядел тот факт, что эти утечки информации из Франкфурта начались после 20 февраля, из чего следовало, что ЕЦБ не собирался ослаблять петлю на нашей шее. Это означало, на мой взгляд, что, если мы не подготовимся к дефолту по кредиту МВФ, не продемонстрируем решимость списать облигации на балансе ЕЦБ и внедрить систему параллельных платежей, кредиторы не станут соблюдать условия временного соглашения.