Для господ нет абсолютного зла и абсолютного добра. Господин устанавливает стандарты. Раб с этими стандартами борется. Раб действует в категориях добра и зла. Для него весь мир упорядочен в этих категориях, и все, что связано с господами, в глазах раба – это абсолютное зло.
Этика господ – это этика мотивов: если намерения человека были благие, то действия считаются этичными. Этика рабов – это этика последствий: если в результате действий никто не пострадал, действия были этичными. По этой причине рабы могут творить добро из мести: «Построю успешную карьеру, чтобы бывший понял, кого он потерял».
Господин стремится к суверенитету, источник его суверенитета – это его ценности. Господин производит ценности и утверждает их. Ценности и господство идут рука об руку. Для раба суверенитет происходит от толпы сторонников. Чем больше массовое движение, тем больше каждый отдельный ее участник может себе позволить. Человек, который никогда не стал бы в одиночку устраивать погром, запросто бьет витрины, находясь в толпе сторонников, хотя, случись что, толпа его же и растопчет. Господину же все разрешает сложный комплекс его новых, лучших состояний и ценностей.
У господина есть компетенция оценивать. Он оценивает, пребывая по ту сторону добра и зла. Он также знает цену себе, ведь знает пределы своих возможностей. Для господина призыв избавиться от оценочных суждений равносилен призыву отказаться от господства. Раб же стремится избегать всякой оценки, чтобы не подвергнуться оценке самому и не столкнуться с пониманием, что его реальная цена ниже, чем мнимая.
У раба компетенции оценивать нет. Если раб выводит свой товар на рынок, он следит, чтобы цена соответствовала рынку. Господин сам назначает цену и делает все, чтобы товар соответствовал этой цене. Господину не так важны деньги, как репутация, поскольку репутация – это игра в долгую. Для раба деньги важнее, и о нем Маркс писал: «Нет такого преступления, на которое не пойдет капиталист ради 500 % прибыли».
Для раба важна собственность, для господина – владение, то, чем он способен управлять.
Отличительной чертой раба является лживость. Раб лжет как дышит – с любой, даже самой пустяковой целью: чтобы сэкономить силы, прекратить работать, повысить свою цену на рынке и т. д. Господин не понимает, зачем лгать, у него не было такого тренажера.
Раб ищет любых возможностей сбросить ответственность. Даже гиперответственность за других он считает благовидным поводом не брать ответственность за себя. Господин не делится ответственностью, для него важны привилегии – даже больше, чем права, потому что права ему никто не гарантирует, он сам – гарант прав. Борьба за права – это удел рабов.
Раб злоупотребляет самой минимальной властью, компенсируя все, чего ему не хватало, собирая «поборы» за все прошлые обиды и со всеми сводя счеты. Рабы охотно борются за свободу, счастье, как и за все то, чего им не хватало. Господин хорошо подчиняется. Он умеет командовать, а значит – умеет и подчиняться. Раб подчиняется плохо.
Популярное сегодня стремление искать себя – удел рабов. Господин ищет не себя, а то, кем еще он может стать. В то время как раб очень любит находить в других людях себя – и насколько он находит в других себя, настолько он и любит других. Господину гораздо интереснее уважать в человеке то, чего еще нет в нем самом. Ведь, как писал Гёте: «Зачем мне друг, который повторяет мои привычки, если с этим справляется моя тень». Господин рассуждает: «Кем я еще могу стать?» Рабы рассуждают: «Как бы нам не сделать чего лишнего, на что потом у нас не хватит сил, чтобы не брать за это ответственность».
Господин говорит «да» себе, рабы говорят «нет» всему внешнему. Раб говорит себе «да» только из мести, чтобы свести счеты. Призыв популярных психологов «выбирать себя» прекрасно ложится на мораль рабов: «Раньше я старался всем угодить, чтобы стать для всех хорошим, теперь я выбираю себя и шлю других подальше».
Господин и раб ценят в людях разные качества. Господин ценит риск, хладнокровие, красоту, поиск удаленных состояний духа и все то новое, чем он сам мог бы стать. Для рабов важны сострадание, услужливость, возможность давать и получать всякую помощь, лезть со своей помощью к другим, сердечная теплота, терпение, прилежание, приветливость. Люди рабского положения крайне нуждаются в поруке и ревностно следят, чтобы из их круга никто не выбивался: мы вместе одинаково бедны, одинаково лишены достоинства, вместе одинаково друг друга поддерживаем в трудные времена и так выживаем. Очень важны друзья, которые поддержат. Раб не может организовать себя сам, ему нужен надзиратель. Разделяя популярный призыв создать себе поддерживающее окружение, раб говорит: «Господина, который укажет мне, куда двигаться, нет, но мы вместе будем надзирать друг за другом. Мы выносим надзор над собой на аутсорсинг: я слежу за другом, он следит за мной».
Господина невозможно пристыдить. Раба устыдить силами круговой поруки легко.
Господин принимает лучшее в человеке. Он рассуждает: принимая людей такими, какие они есть, мы всегда преуменьшаем человека; видя лучшее в человеке, мы ставим ему планку для роста. Раб пытается принимать людей такими, какие они есть, поощряя не только их достоинства, но и недостатки, – это соискание взаимной жалости, приветливости, удобства. Сделать другого удобным себе, стать для других удобным самому.
Для раба помощь другим из сострадания – само собой разумеющееся правило. Господин помогает не из сострадания и не потому, что так принято, а от избытка могущества. Он не подает нищему, потому что знает: в таком случае этот тип жизни размножится. Одновременно он легко меценатствует тем, в чей образ жизни хочет инвестировать.
Ницше так обличает стратегию помощи из сострадания: «Поистине, так или иначе помогал я страждущим: но всегда казалось мне, что лучше бы делал я, если бы учился больше радоваться. С тех пор как существуют люди, слишком мало радовался человек: только в этом, братья мои, наш первородный грех! И если научимся мы больше радоваться, то так мы лучше всего разучимся обижать других и измышлять всевозможные скорби. Поэтому умываю я руки, помогавшие страждущему, поэтому очищаю я также и душу свою. Ибо, видя страждущего, я стыжусь его из-за его же стыда; и, когда я помогаю ему, я жестоко унижаю гордость его. Большие одолжения вызывают не чувство благодарности, а желание мстить; и, если мелкое благодеяние не забывается, словно червь, гложет оно. “Будьте же равнодушны, принимая что-либо! Оказывайте честь уже тем, что принимаете”, – так советую я тем, кому нечем отдарить».
Господин открывает новое. Поэтому и в бизнесе он – новатор. Раб не любит новизну, видя в ней риск и опасность. Для него предпочтительнее вторичный рынок: украсть и продать, купить и перепродать. Рабы ценят безопасность. Им важны гарантии и защиты от риска. Гарантии, что их не принудят искать новые состояния. Даже духовные поиски должны быть стерильны
и безопасны. Поэтому сегодняшняя духовность – это йога в теплом зале и споры в смузишной, а не двадцатилетняя аскеза в холодном скиту.
У господ и рабов по-разному происходит утилизация агрессии, которая неизбежно копится в каждом человеке и которую необходимо время от времени утилизировать. У господина аффекты разряжаются сразу, или он о них забывает. Раб будет помнить обиду и долго хранить боль – в надежде однажды втайне отомстить. Причем необязательно именно обидчику – любому, на ком удастся выместить зло.
И, наконец, самое главное: господа не испытывают ненависти к рабам, у них нет в этом потребности, они показывают рабам вершины, на которые те могут подняться, если захотят. Раб хочет войти в круг господина и одновременно ненавидит его. В сознании рабов господа очернены и представлены худшими из людей – именно из-за боли противопоставления: раб видит господина, видит разницу между ним и собой, однако не намерен трудиться для преодоления пропасти этого различия и оттого выбирает ненавидеть господина – чтобы хоть немного уменьшить свою боль. Поэтому восстание рабов всегда было (и всегда будет) таким кровавым.
Смерть господ
Два типа морали сосуществовали на протяжении почти всей человеческой истории – до тех пор, пока подавленность рабов (ресентимент) не перестала быть только догоняющей и не сделалась творческой, создав собственную систему ценностей.
В противоположность господам, которые всегда пребывали по ту сторону добра и зла, рабы ввели категории добра и зла и соответствующей оценки («я хороший, он плохой»). Ресентимент, всегда вынашивающий планы мести, сформировал мстительный вид долговременной памяти: рабу необходимо помнить, кто и как его обидел, планировать схемы сведения счетов, вырабатывать партизанские стратегии отмщения.
Со временем простые инструменты мести (нападение из-за угла, нападение из засады) породили более сложные инструменты, и однажды произошло то, что Ницше назвал «восстанием рабов морали» – рабы сумели так усовершенствовать свои инструменты отмщения, что смогли свести счеты с господами, а в конечном счете и избавиться от господ.
Сложные инструменты мести стали «восстанием инфраструктуры» – в XX веке произошло резкое развитие техники, по своей природы мстительное, поскольку техника была призвана защищать рабов от господ. Техника концептуализировала системы управления, превратив их в машины. Так сформировался сложный комплекс, в котором рабы посредством машин вступали во взаимодействие с господами, а в конечном счете объединились против господ.
К тому времени последних уже разъедал ресентимент: они должны были оправдываться, отвечая на вопрос «Почему я правлю, имею ли я на это право?». Раньше такой вопрос не стоял – господин по умолчанию был моральным образцом и лучшим из людей.
В результате господа ушли с исторической арены. Позицию элиты заняли представители рабской морали. Однако, когда из троицы «рабы-машины-господа» остались только рабы и машины, у рабов оказалось крайне мало преимуществ перед машинами, поскольку до сих пор они сами были не более чем органическими машинами, а такого человека заменить машиной легко.