— А по-моему, не дураки! — строптиво отозвался Зорко. — Они хитро все это придумали.
— Что?
— Ну, штаб этот…
— Только непонятно — зачем?
— Непонятно? — удивился Зорко. — Наоборот! Теперь все ясно! Они же — генералы! Все! И эти, и тот, который Майкл! Только он притворялся!
Лён не понял, кто такой Майкл. Не все ли равно!
— Ну и что? — сказал он.
— А то, что им так удобнее! Войны по плану, по заказу! Чтобы каждому хватило побед и наград… Генералы же не могут без войны! А их вон сколько развелось! Прямо как в театре!
— В каком?
— Ну, помнишь, на площади, где мы повстречались? Три генерала на двух солдат…
— А-а… — Лён вспомнил. Только казалось, что было это давным-давно.
А Зорко, увлекшись, развил свою догадку:
— Лён, ты подумай: что за генерал, если он не воевал ни разу? На него же будут смотреть, как… ну, как на водолаза, который нырял только в ванне…
— Или как на пожарного, который тушил только окурки, — согласился Лён.
— Или как на летчика, который летал только с кровати на пол, — хихикнул Зорко.
— Или как на музыканта, который играл только на плейере…
Так они минуты две упражнялись в остроумии, оживляясь все больше.
— Или… — пошел Зорко в очередной заход. И мигнул. И сказал уже другим голосом: — Как ты думаешь, скоро нас убьют?
«Не говори глупости!» — хотел прикрикнуть Лён. И подавился мгновенным страхом. Впервые за все время стало так страшно.
Но если Зорко страшно т а к ж е, тогда… как он это терпит, малыш?
И Лён сжал в себе подкатившую к горлу жуть. Закашлялся.
А Зорко прошептал сокрушенно:
— Глупый я… Нельзя было выдавать себя. Если бы не обругал генерала, может, нас сюда и не посадили бы…
Чего теперь было каяться: если бы да бы… Лён усмехнулся:
— Потому что ты не умеешь хитрить… Ты и Динке тогда так неуклюже соврал. Будто украл свою одежду на пляже… Ты на такое не способен. Не крал ведь?
— Не-а… Мне ее дали, когда послали в Льчевск.
— Никакой ты не лисенок, не проныра… И правильно, что твое «Зорито» с одним «р»…
— Какая разница…
— Разница. Это слово означает не «лисий детеныш», и «дикий голубь».
— Правда?
— Правда. Я читал по-испански сказку про голубей…
— Ну и ладно… — вздохнул Зорко.
— Я тоже думаю, что «ну и ладно». Это не хуже, чем лисенок. Может, даже лучше…
Зорко обнял себя за плечи и прошептал:
— Теперь-то не все ли равно? Теперь уж… наверно, не долго…
— Перестань. Может, еще выкрутимся… Давай лучше вспоминать что-нибудь хорошее.
— Что?
— Ну, крепость, старика Августа… Динку… Ведь славные были дни, верно?
— Славные, — через силу улыбнулся Зорко.
— Если вырвемся, обязательно вернемся туда. И будем жить там всегда… И пойдем учиться в ту школу, где Динка…
— И она будет проверять наши уроки. И ругать за двойки…
— А в случае чего — как Ермилку… — напомнил Лён. И тоже заставил себя улыбнуться.
— Ага… — Зорко опять стремительно потускнел. — Лён, только мы не вырвемся…
— Ну, Зорко… может, повезет.
— Не-а… Лён, они все равно убили бы нас обоих. Даже если бы мы себя не выдали. Им не нужны свидетели. Теперь-то я понимаю… А ты?
А он… он тоже понимал. Но признать это так сразу… Задавить в себе последнюю надежду?
Возразить Лён не успел. Сладковатый, странно знакомый запах тонко просочился в дыхание. Лён испуганно вытолкнул воздух из легких. Зорко, наоборот, задышал сильнее. Испуганно.
— Лён, что это?
— Газ, — угрюмо сказал Лён.
О пользе собирания раковин
Запах пока был не очень сильный. Но неумолимый. Сочился газ из маленьких круглых дыр у самого пола.
«Гады. Лучше бы застрелили», — подумал Лён. И еще подумал, что жить осталось несколько минут. И эта жизнь сузилась до размеров железного куба. Весь мир сжался в этом кубе. И в мире остался только Зорко.
Лён придвинул Зорко к себе. Шепнул:
— Может, они передумают. Попугают и отключат газ…
— Не надо, Лён, — шепотом сказал Зорко. И обмяк. Щекой лег Лёну на плечо. Его волосы защекотали Лёну ухо. Но он не пошевелился.
Тем же шепотом Зорко спросил:
— А Дорога, на которой все встречаются… Может, она есть по правде?
«Скоро узнаем», — чуть не брякнул Лён. И обмер от прихлынувшего жуткого понимания: ведь и в самом деле — скоро узнаем! Почти сейчас… Ужас опять бесшумно взорвался в нем. И Лён вновь скрутил его — с последней отчаянной силой.
— Конечно, она есть, Зорито…
— Нет, ты меня не утешай. Скажи честно: ты правда так думаешь?
Лён не стал хитрить второй раз:
— Никто не знает точно… Но я думаю, что правда. Это ведь от нас зависит…
— Почему?
— Если очень сильно верить, то, наверно, так и будет…
— Хорошо бы… Интересно, какая она?
— Может быть, у каждого своя. Кто какую представляет.
— Я… знаешь, какую представляю? Всю в траве. У нас недалеко от дома, за оврагом была такая. Раньше там ездили машины, а потом она заросла. По ней идешь, идешь, а в колеях колокольчики. Высокие такие… Только там кое-где крапива. Но можно ведь обойти…
— А обходить-то нельзя. Не полагается, — строго сказал Лён. — С дороги не сходят…
— Ладно, можно потерпеть, это не главное… И все же там будет обидно. Идешь, идешь, а все равно обидно…
— Почему?
— Ну, никто же не знает, к а к о й здесь штаб, — с тихой горечью выговорил Зорко. — Мы… уйдем, а они будут все это продолжать. Вот если бы мы могли кому-нибудь сказать! Хоть словечко… А то ведь никто не понимает… Думают, что сражаются за справедливость, а на самом деле, как пешки…
«Так уж никто и не понимает!..» — мелькнуло у Лёна. Зорко словно услышал его:
— А те, кто догадываются, считают, что так и надо… — И всхлипнул. То ли от обиды, то ли от страха. Лён придвинул его к себе покрепче. Зорко благодарно притих. И вдруг закашлялся. Наверно, невидимый газ взметнулся языком и попал ему в горло.
— Зорко, давай наверх! Там газа еще нет, он тяжелый!
Они забрались на верхний этаж койки. Зорко сел там на корточки, но опять закашлялся и быстро встал. Головой ударился о железный потолок. Взялся за темя, присел снова. Кашлял и глотал слезы.
Лён опустился на корточки рядом с Зорко.
— Сильно ударился?
Зорко вдруг улыбнулся, блестя слезинками:
— Искры из глаз…
— Если бы хоть одна искра! — рванулась из Лёна безнадежная мысль.
— Зачем?
— Мы сейчас были бы уже на дороге! А от штаба — один дым!
— Почему?! — Зорко убрал руки с темени.
— Это же какой газ! Тот самый, что в кухонных плитах! Слышал, как летят на воздух дома, когда кто-нибудь забудет закрыть на плите кран, а потом чиркнет?.. А как разнесло два поезда в Тальской долине, когда там скопился газ из лопнувшей магистрали!
Зорко дышал часто, но уже без слез.
— Лён… Если эта камера взлетит, разве штаб пострадает? Мы же глубоко…
— Тут везде склады боеприпасов. Ты знаешь, что такое детонация? Ты думаешь, они зря обыскивали, нет ли спичек?.. Тебя обыскали?
— Да… и отобрали. У меня был коробок. С той поры, когда мы под крепостью лазали с фонарем…
Зорко вдруг затвердел, отодвинулся. И Лён испугался, хотя, казалось бы, чего пугаться т е п е р ь? А! Он испугался, что Зорко в эти последние минуты вдруг обиделся на него. Почему?
— Зорко!
— Лён…
— Что?
— Лён… — Зорко завозился, извернулся, сунул руку в тесный кармашек на бедре, выдернул из него вместе с подкладкой сжатый кулак. — Лён, они не все отобрали… Вот!
На распахнувшейся Зоркиной ладони лежала надломленная спичка.
— Я ей выковыривал остатки моллюска из ракушки. Потом сунул в карман. Она запряталась в шов… Видишь, все-таки полезное дело — собирать раковины…
— Зорко… но коробка-то нет.
— Смотри, какая головка! Зеленая! Такие можно чиркать хоть обо что! О подошву!.. — И вдруг Зорко толчком снова прижался к Лёну.
Потому что теперь э т о приблизилось вплотную. Смерть уже не подкрадывалась сладковато-едким запахом, а обещала стать пламенной и гремящей.
— Зато сразу, — сказал Лён. — Не надо кашлять и задыхаться.
— Ага… И главное, что не зря. До сих пор было все зря, а теперь… не будет этого гадючьего гнезда, не будет и войны. Да?
— Да, — сказал Лён. — Ты не бойся. Ты теперь ничего не бойся.
— Ладно… А ты, значит, думаешь, что дорога есть?
— Да. Я правда так думаю.
— И мы ведь пойдем вместе?
— Конечно.
— Лён, ты возьми спичку. Чиркни сам…
Лён взял. А запах газа в этот миг стал сильнее. Гораздо сильнее. Словно напоминал, что пора. Лён зажал дыхание. Зорко же закашлялся снова. И встал, насколько позволял потолок. Чтобы голова опять оказалась выше ядовитого уровня.
Лён тоже встал. Уперся макушкой в гладкое железо.
Зорко торопливо попросил:
— Давай, поживем еще две минуты. Пока совсем не сгустится. Чтобы уж наверняка.
— Давай…
Они стояли полусогнувшись, и Зорко вновь прижимался к Лёну — плечом к локтю. Лён левой рукой обнял его, а в пальцах правой зажал спичку. Только согнуть ногу — и головкой о стертый каблук…
— Лён, подожди! Еще не сейчас! Не совсем сейчас… — Зорко задышал со всхлипами. — Я не очень боюсь, только… только я хочу рассказать. Успеть… Помнишь, я говорил про конец сказки о месяце? Я расскажу, ладно? А то вдруг там… вдруг будет не до того…
«Или совсем ничего не будет».
— Рассказывай, Зорито. Несколько минут еще есть…
Не было этих минут. Щипало глаза, газ все гуще входил в легкие, кружилась голова.
Зорко что-то говорил — торопливо и сбивчиво, словно его сказка могла принести спасение.
— Да, Зорко, я слышу…
«Пусть говорит. Спичкой о подошву — и он не успеет испугаться…»
Лён головой покрепче уперся в потолок. Согнул ногу… И чуть не упал. Опора вверху исчезла. Лён шатнулся, выпрямился. Голова ушла в пустоту — в люк, возникший на месте железного квадрата.