Они хотели быть первыми или хотя бы вообразить, что они первые ступают на эту поверхность.
Если бы «Спокойные берега» располагались на берегу моря, подобно курортам на Гавайях или Бермудах, тогда правлению пришлось бы всего-навсего подождать первого тропического циклона. Один штормовой день вернул бы окрестностям свежесть и девственную чистоту. Уже наутро любой турист для вящего удовольствия мог бы вообразить себя Робинзоном Крузо. Однако на Луне не бушевали циклоны, не шли дожди, которые могли бы смыть разлитое топливо, и ни одна волна не нарушала мирный сон песков.
Все это приходилось выполнять Джине.
До того как выехать на залитую нежным зеленоватым светом поверхность, Джина подвесила на машину электростатическую щетку и скребки. Выехав из дверей, девушка включила поляризатор и оглянулась.
Электромагнитные пальцы сбивали и перемешивали песок, возвращая ему первозданный вид, стирая следы от гусениц, башмаков и колес. Разбросанные там и сям металлические детали, яркие нейлоновые обертки и куски материи прилипали к специальным экранам, как и капли пролитого горючего.
Точман проехала около сорока метров вперед вдоль главной дороги, затем повернула вправо. Зона для прогулок представляла собой трапецию длиной в четыреста метров, начинавшуюся у входа в гараж. Экраны очищали лунную поверхность от всех следов человеческой жизнедеятельности, не забывая заметать собственные следы.
Опыт подсказывал Джине, что убирать такую большую по размерам территорию не было необходимости, поскольку даже самым непоседливым из туристов быстро надоедало бродить по песку и карабкаться на близлежащие холмики. Атмосферное давление на Луне было низким, подогнанные точно по фигуре костюмы порой могли вызвать растяжение мускулов ног, а теплые джемперы сковывали свободу движений. Посетители быстро уставали, и, как правило, ни у кого не возникало желания прогуляться к виднеющимся на горизонте горам или уходить далеко от посадочной площадки.
Когда через часок Джина выведет своих подопечных на прогулку по Луне, они походят неподалеку, сделают несколько прыжков, поваляются в песке и будут считать, что уголок, где расположен курорт (с регулярно очищаемым песком), и есть частица девственного лунного пейзажа. Затем кому-то придет в голову, что сейчас самое время для коктейля, да и костюмы начнут натирать в самых неожиданных местах, и через некоторое время насладившимся унылым пейзажем туристам захочется обратно. Они останутся слегка разочарованными, но эта разочарованность не будет иметь ничего общего со следами гусениц или целлофановыми обертками на песке. Скорее наоборот, посетители почувствуют, что их чаяния сбылись, а на администрацию жаловаться никто и не подумает.
Джина сделала последний круг по лунной пыли и въехала на бетонный пол гаража. Шоу должно продолжаться.
16.04.22
16.04.23
16.04.24
16.04.25
Пересыльная станция «Коннор», 10 марта 2081 г.
Питер Спивак неотрывно следил за секундной стрелкой часов, кивая головой в такт отсчитываемым мгновениям. Осталось тридцать пять секунд до той минуты, когда экипаж наглухо закроет шлюз, и в этом случае только начальник дока сможет отложить старт. Лучевой факс от мисс Шерил Хастингс уже не застанет адресата.
Четыре дня назад они с Шерил очень крупно поссорились. Питеру предстояло проработать полтора года наблюдателем на Марсе, а Шерил оставалась на Земле рисовать своих фантастических героев из сказок и легенд Средневековья: лесных эльфов и покрытых броней драконов. И вся проблема отчасти, нет, если быть честным, то полностью, заключалась в этой злополучной поездке.
Восемнадцать месяцев вне Земли, а если посчитать еще девять месяцев туда и почти столько же обратно, то и все тридцать шесть. Три года разлуки, прерываемой лишь видеопередачами да приносящими боль короткими сеансами связи с Марсом, от четырех до шестнадцати минут. Они были бы ближе друг к другу, сидя в одиночных камерах и перестукиваясь. Не говоря уж о том, что поездка была опасной… Да, еще и это. Питер мог замерзнуть на Марсе, но не менее вероятным было то, что Шерил могла погибнуть на Земле. В их городе человеческая смерть уже давно стала обычной вещью.
Сперва Питер посчитал, что их отношения достаточно серьезны, чтобы выдержать разлуку, да и поездка представлялась заманчивой. Его знания геотехники высоко ценились, а если прибавить к этому бонусы за работу вне Земли, плату за межорбитальные полеты, специальные медицинские пособия плюс отпускные на отдых и восстановление сил, то банковский счет Питера Спивака по возвращении на Землю составил бы ровно половину от пенсиона. Они с Шерил могли бы поселиться где угодно, и пусть она рисует свои фантастические картинки хоть до конца дней. Питер понял, что такая удача бывает раз в жизни и упускать ее нельзя.
«Карпе дием! – весело провозгласил Питер, когда узнал, что Фонд межпланетных полетов принял его заявление. – Воспользуйся случаем!»
«На самом деле твоя пословица гласит: «Схвати день!», – сухо заметила Шерил, когда до нее дошел смысл принесенной Питером новости. – Это значит, что человеку положено жить каждую минуту, то есть не имеет никакого отношения к тому, что ты собираешься делать. Наоборот, ты хочешь поместить себя в гигантский холодильник, чтобы когда-нибудь в далеком будущем ты смог бы зажить привольно, если ты вообще вернешься и если не привезешь с собой какую-нибудь вирусную мутацию. Я уж не говорю, что тебя может покалечить микрогравитация и ты проведешь всю оставшуюся жизнь в инвалидном кресле, мучаясь от боли в ногах. Так что «хватай день», мой дорогой».
Когда же Питер робко принялся объяснять, что фонд предлагает Шерил работу технического иллюстратора с оплатой дороги и практически теми же льготами, она громко рассмеялась прямо ему в лицо.
Другого разговора на эту тему так и не состоялось. Питер продолжал действовать по намеченной программе, проходил необходимые тесты, проверки способностей, медицинское обследование, личную совместимость и сражался с ворохом бумаг. Шерил продолжала каждый день рисовать, безучастно занималась с ним любовью по вечерам и держала эмоции при себе. Она ни разу не сказала ему «не уезжай» или «я буду ждать тебя».
Когда Питер уезжал в аэропорт, чтобы сесть на стратоплан и преодолеть расстояние в 430 миллионов миль, Шерил холодно простилась с ним, немедленно поменяла замки и переписала счета на оплату квартиры.
На каждой из остановок: в Ванденберге, здесь, на «Конноре», на Лунном перекрестке и в точке Л2, где он собирался сесть в звездолет до Марса, Питер посылал и собирался посылать электронные карточки. Это были красивые, дорогие репродукции межпланетных пейзажей. Каждая карточка составляла всего 128 байтов, в которые он буквально вкладывал душу, надеясь получить в ответ хотя бы какие-нибудь обнадеживающие слова: «люблю тебя», «пожалуйста, возвращайся», «лечу следующим рейсом».
Она так и не ответила, хотя, возможно, он получит весточку от Шерил позднее, на заключительном отрезке пути. Но пока ничего.
Сейчас его часы отсчитывали последние секунды до закрытия люков в 16.05.00. Переходной шлюз на парковочной стоянке станции «Коннор» закрылся. Со своего места Питер видел верхушку станции, и вдруг воздушное давление в корабле начало меняться, касаясь невидимыми пальцами кожи и закладывая уши.
Иены
Риалы
Марки
Доллары
«Гонконг-2», Британская Колумбия, 11 марта 2081 г.
Уинстон Цян-Филипс наблюдал за приливом. Еще солнце не успело взойти над Прибрежными горами, как первые струйки денег потекли на Гонконгскую биржу, предвещая новые возможности и поднимая даже грошовые акции в цене.
Для Уинстона «наблюдение за приливом» не было просто поэтическим образом. Доверяя больше внутреннему чутью, нежели глазам, Цян-Филипс наблюдал, как ставки зеленой рекой протекали между брокерскими местами, заставляя двигаться огоньки на мониторах. Уинстон остановился на мгновение, наслаждаясь зрелищем, и неспешно уселся перед компьютером.
Общий объем денег, находящийся на открытых и активных рынках Западного полушария, оценивался в пятьдесят триллионов долларового эквивалента, хотя точную сумму назвать не мог никто. Связанные в единую сеть рынки, вовлеченные в торговлю, упорно отказывались назвать цифру, считая это плохим предзнаменованием. Однако Уинстон считал, что сумма в пятьдесят триллионов отражает реальное состояние дел.
Безусловно, нужно было принимать во внимание скорость. Доллар в покое обладает значительно меньшими возможностями, чем доллар в движении. И будучи прокрученной раз в год, или даже в день, такая сумма не могла бы оказать серьезного влияния на биржевое положение дел. Такой эффект можно сравнить с ударом слабого больного человека. Но если ту же сумму запустить в оборот четыре, пять раз в сутки, она приобретала скорость. Такой темп нес с собой огромную силу, подобно здоровяку, решившему вмешаться в стычку у стойки бара.
Так что вполне возможно, что сумма составляла меньше, чем пятьдесят, но это были триллионы! Даже двадцать триллионов с хорошей скоростью оборота могли показаться в два или в три раза больше для всякого находящегося в гуще событий и в течение восьми часов непрерывно совершающего сделки. А к вечеру глаза всех участников сделок обращались на Запад, вслед за потоком денег, летящим к токийской бирже «Никкей».
Из университетского курса по истории денег Уинстон Цян-Филипс узнал, что семьдесят лет назад мир пришел к круглосуточным операциям и полностью компьютеризованному финансовому рынку. В те времена бытовало мнение, что деньги нужно делать двадцать четыре часа в сутки, даже во время сна. Однако все эти мечтания канули в Лету после «Машинных паник» 2002, 2005, 2007, 2008 и 2009 годов.
Сегодня процессом снова управляли люди с небольшой компьютерной помощью. Но если людям нужно время для сна, то деньги не нуждаются в этом, поэтому после напряженной дневной сутолоки, в последние минуты перед возвещающей о закрытии торгов сиреной, люди этой половины земного шара оставляли деньги на сертификатах ночного депозита, что приносило им небольшую прибыль, пока они отправлялись домой есть, спать и развлекаться. В это же самое время деньги оказывались фактически предоставленными самим себе, привлекая внимание инвесторов другой половины земного шара и резко повышая общий объем «свободного доступного кредита».