Перед выходом из леса Антон построил группу. Радисту предстояло идти в середине маленькой цепочки людей, первым встал сам Волков, а замыкающим был Алексей Кулик. В дозор Антон решил отправить привычного к лесу Ивася. Договорились, что ребенка по очереди понесут Костя и Сашка Тур, а когда они устанут, их сменит Гнат.
Капитан строго предупредил, что во время движения нельзя разговаривать, курить и перекликаться. Объяснил задачу: предстояло выйти к дороге, подкараулить одиночную немецкую машину или мотоциклиста, напасть на них и завладеть оружием. В засаде будут действовать он сам, участковый, Гнат и бывший завклубом Тур. Радист и Ивась останутся с Настей в лесу на безопасном расстоянии.
Люди слушали молча, настороженно, но вопросов не задавали. Затушив костер, пошли, выбираясь к проселку. На шоссе выходить разведчик не решился — там слишком оживленное движение, идут колонны войск, к противнику в любой момент может подойти подкрепление, а с большой группой немцев им не справиться — сила партизана во внезапности нападения и быстром исчезновении. Он так и сказал своим новым товарищам, что уходить придется быстро даже в случае удачи.
Ближе к полудню выбрались к проселку: Ивась, ушедший вперед, вернулся и доложил, что впереди дорога. Волков оставил за старшего Алексея Кулика и пошел сам выбирать место для засады.
Проселок оказался узким, с выбоинами и неглубокими кюветами по обеим сторонам. Близко к полотну дороги подходил лес, словно стискивая широкими зелеными ладонями утрамбованную ногами людей и колесами повозок полоску земли.
Пусто, тихо, тонко пахло прогретой солнцем пылью, особенно на припеке. Свежих следов не видно — то ли их смыл вчерашний дождь, то ли здесь давно не ездили и не ходили.
Метров через триста дорога делала поворот. Скрываясь в тени кустов, Антон направился к нему. За поворотом лежало просторное зеленое поле — широкое, с неровными пологими буграми, а за ним далеко-далеко черточкой торчала на горизонте колокольня церкви. Капитан прикинул — до селения не меньше восьми километров. Если там есть немцы, то к месту засады они смогут примчаться не раньше, чем через пятнадцать-двадцать минут. Можно успеть, но уходить придется быстро, очень быстро.
Вернувшись назад, он прошел в другую сторону, где тянулся лес, стеной вставший по обеим сторонам дороги. Его края терялись далеко впереди, почти сливаясь с небом на горизонте. Правда, дорога петляла и не просматривалась больше, чем на пять-шесть километров. Внимательный глаз капитана отметил просеку — видимо, дорога раньше вела к вырубкам, заодно соединяя две соседние деревни и выводя к шоссе. Но где оно, с какой стороны? Скорее всего, проложено за полем и деревней с церковью.
Хорошо, что уходя на явку к деду Матвею, он оставил карту у радиста — сейчас можно определиться на местности и отыскать деревеньку Жалы, где живет пока незнакомый Макар Путко. Но живет ли? Не постигла ли и его судьба Матвея, закончившего жизнь в школьном подвале от шальной немецкой пули, искавшей совсем не его, а Антона?
Своих Волков нашел в кустах орешника. Утомленная дорогой и зноем Настенька спала, а мужчины разлеглись на траве, ожидая возвращения командира.
Присев рядом с ними, Антон помолчал немного, размышляя, потом сказал:
— В лесу с ребенком останется только Серый. Ивась полезет на дерево смотреть за дорогой. В обе стороны! Понятно?
Перегуда встал, отряхнул штаны, широко улыбнулся и смущенно опустил голову:
— Может, кто другой на дерево?
— М-да, — окинув взглядом его фигуру, согласился Волков. — Ты и дуб сломишь… Тогда Тур на дерево, а Ивась с нами, к дороге. Когда увидите немцев, ни в коем случае не кричать. Договоримся так: если поедет мотоцикл — кукуйте, если одиночная легковая машина — тоже. При приближении грузовиков или техники, или если немцев много, свистните.
Обстоятельный Гнат вскинул на плечо дубину и неторопливо направился следом за командиром к дороге. Ивась взял у Тура топор. Бережно завернув спящую девочку в пальто, Костя пошел глубже в лес — ждать возвращения уходящих в засаду.
Сначала Антон хотел расположить своих людей по обеим сторонам дороги, но потом передумал — вдруг какая неувязка, как тогда отходить всем вместе? Залегли в высокой траве рядом друг с другом.
Припекало, хотелось пить. Ивась сорвал стебель молодого дикого щавеля, пожевав, скривился от наполнившей рот кислоты и сплюнул. Время тянулось медленно, клонило в дрему, прилетали надоедливые мухи и норовили сесть на лицо, щекотали руки. Тишина и легкий шорох ветра в ветвях убаюкивали, расслабляли, заставляли забыть о войне, о немцах, о том, зачем они вышли к этой узкой лесной дороге — группа людей, затаившаяся, чтобы лишить жизни других людей, незваными пришедших на их землю…
Первым насторожился Гнат. Он приподнял голову и начал вслушиваться, приложив широкую ладонь к поросшему сивым волосом уху. Лицо его приняло отрешенное выражение, маленькие, как у медведя, глаза сощурились, словно он силился разглядеть нечто, скрытое лесными зарослями.
— Что? — шепотом спросил Антон. — Что там?
— Вроде едут? — продолжая прислушиваться, ответил Гнат.
И тут же с вершины дерева, на котором сидел Сашка Тур, донеслось его неумелое кукование.
— Приготовились! — тихо скомандовал Волков, оглядывая свое «войско».
Кулик, напряженно сощурив глаза, тискал потной ладонью рубчатую рукоять нагана; Ивась сжал топорище, а Гнат продолжал прислушиваться. Но звуков моторов не доносилось, не стрекотали мотоциклы, только что-то бренчало и скрипело на лесной дороге, еще не видимое за поворотом.
Положив ствол парабеллума на согнутый локоть, Антон ждал, когда покажутся немцы. Сколько их? Судя по сигналу, поданному Туром, немного. Вот на дороге появилась лошадь, запряженная в телегу, а на ней два средних лет немецких солдата. Они сидели спинами друг к другу и о чем-то переговаривались. Карабины лежали у них на коленях.
— Чего им тут надо? — зло прошептал участковый, взводя курок.
— Тихо, подождем, — остановил его Волков. — Себя не обнаруживать! Наблюдать.
Лошаденка шагала неспешно, поматывая головой; скрипело колесо, бренчало висевшее сзади телеги мятое ведро; немцы вели себя абсолютно спокойно. Один достал из кармана сигареты, закурил. Ветерок донес до притаившихся запах вонючего табака.
Не доехав до засады с десяток метров, правивший лошадью немец натянул вожжи. Соскочил с телеги, обошел ее и достал топор. Второй, жадно досасывая сигарету, тоже достал топор и следом за первым шагнул к тонким березкам, росшим на опушке с другой стороны дороги. Застучали топоры; шумя густой листвой, стали падать срубленные деревца.
— Зачем это? — повернулся к Волкову Ивась.
— Похоронщики, — не сводя с немцев глаз, объяснил тот. — На кресты рубят, своих хоронить будут.
— Ишь ты, — ухмыльнулся Гнат. — Гляди, ружья-то у них в телеге! Подойти — и дубьем по черепку!
Один из немцев вышел из кустов, неся в охапке нарубленные березовые колья. Небрежно свалил их в телегу, поглядел на солнце, расстегнул мундир и снял его, бросил в телегу, оставшись в майке с короткими рукавами. Вытер пот с лица и, взмахивая топором, опять пошел к опушке.
— Товарищ капитан! — неожиданно услышал Волков за спиной.
Обернувшись, увидел поцарапанного возбужденного Сашку Тура.
— Почему оставили пост?
— Там… Это… — с трудом переводя дыхание, жарко зашептал Сашка. — Мотоцикл с коляской шпарит, еще далеко. А за ним машины.
— Сколько? — переворачиваясь на спину, спросил Антон.
— Много, — лицо у Сашки побледнело. — Мотоцикл сильно впереди, а машины едва видать.
— Рискнем? — сдвинув на затылок фуражку, привстал Кулик.
— Ложись! — зашипел на него Волков. — Какое расстояние между машинами и мотоциклом?
— Километров пять, а то и больше, — Тур уже отдышался и с настороженным любопытством поглядывал на ничего не подозревавших немцев, по-прежнему рубивших березки.
— Разведка передислоцирующейся части, — заключил Антон, прислушиваясь к еще далекому, похожему на комариный писк, звуку моторов. — Можно рискнуть. Как только поравняются с телегой, я бью водителя, Кулик берет второго солдата, а вы, — он повернулся к Гнату и Ивасю, — сразу на дорогу и хватайте карабины. Тур с нами забирает оружие мотоциклистов, и отходим в лес. Не тянуть!
Стрекот мотоцикла приближался, становясь все громче. Вот уже он показался на дороге — запыленный, с коляской, из которой торчал ствол ручного пулемета, и тремя седоками в касках и защитных очках. Завидев стоявшую на дороге лошадь с телегой, водитель пронзительно засигналил, сворачивая к обочине, чтобы объехать неожиданное препятствие. Мотоцикл слегка наклонился, и тут Волков выстрелил. Следом бухнул наган участкового.
Водитель мотоцикла ткнулся грудью в руль, сидевший сзади него немец в рогатой каске и закрывавших половину лица больших очках нелепо дернулся и упал на дорогу. Машина наклонилась и, не удержав равновесия, перевернулась. Третий солдат, сидевший в коляске, закричал, придавленный мотоциклом.
Выскочил к дороге один из немцев, рубивших березки. Тот самый, в синей майке с короткими рукавами. Вновь сухо стукнул парабеллум: немец выронил топор и осел на землю. Второй, не разбирая дороги, кинулся в кусты, с шумом ломая ветки.
— Скорее! — капитан выскочил к перевернувшемуся мотоциклу.
Обогнав его, Гнат первым подбежал к стонавшему, придавленному солдату. Зло ощеря прокуренные зубы, он размахнулся и опустил на его голову увесистую дубину. Потом, действуя ей как рычагом, начал поднимать мотоцикл, ставя его на колеса.
Подоспевший Сашка торопливо схватил пулемет и кинулся с ним к лесу.
— Стой! — закричал Антон. — Ленты возьми, там цинковая коробка! Погляди в коляске!
Сашка побежал обратно, тревожно прислушиваясь к еще далекому, но с каждой секундой нарастающему гулу моторов тяжелых грузовиков.
— Скорее, скорее! — торопил Волков, доставая из карманов немцев документы.
Он уже успел снять с убитых автоматы и сумки с запасными рожками. Хорошо, что у немцев унифицированный патрон, он подходит и к парабеллуму.