Нож хороший, солдатский.
Отрезав один конец веревки, Иван стал мастерить петлю.
Кряхтя, обдирая ладони и колени, залез на сук, к которому были привязаны веревки качелей. Надел на шею петлю.
Стараясь ни о чем не думать, свесился вниз.
Петля надежно удержала его на весу…
Капитолина заканчивала мыть посуду после ужина, когда в кухню забежала Катя.
— Мам, гляди, чего дядя Ваня забыл! — она держала в руках пачку новеньких кредиток. — На столе лежали.
Капитолина взяла деньги, машинально пересчитала их.
Задумалась.
В кухню вошел Геннадий, выкуривший на крыльце папироску после ужина. Увидел у Капитолины деньги.
— Это откуда?
— Дядя Ваня забыл, — сказала Катя.
Геннадий оживился:
— Нет, забыть он не мог. При мне в спальню заходил. Значит, оставил сознательно. Очень кстати. Дай-ка посмотреть, сколько там…
Капитолина отстранила руку мужа.
— Это нечистые деньги.
— Как это нечистые? Ты что, мама? — спросила Катя.
— Нечистые — значит нечисто нажитые, дочка. Платят и за грязные дела.
— Постой-постой, — забеспокоился Геннадий. — И что ты собираешься с ними сделать?
— Сжечь, — решила Капитолина.
— Капа, не чуди. Нам жить. Сейчас новая власть придет, и неизвестно, как ко мне отнесутся. Может, опять без работы останусь. Давай деньги сюда, я завтра же их отоварю. А то ведь пропадут.
— И пусть пропадают.
— Капа, дай мне деньги, — с трудом сдерживая себя, повысил голос Геннадий. — Разве ты не слышала, что деньги не пахнут? Еще с древнеримских времен это известно, могу тебя просветить про императора Тиберия…
— Постыдился бы ребенка, ученый!
Капитолина встала, открыла чугунную дверку печки и швырнула туда деньги.
— Сумасшедшая! — Геннадий схватил кочергу и хотел выгрести деньги из печки, но Капитолина резко его оттолкнула.
— Отойди от греха подальше!
Она так посмотрела на мужа, что тот невольно отшатнулся и опустил кочергу.
Язычок пламени лизнул кредитки, они занялись огнем. Захлопнув дверцу печки, Капитолина подождала, пока кредитки сгорят. Потом взяла дочку за руку и повела в спальню.
— Мам, а зачем ты это сделала? Дядя Ваня эти деньги украл?
— Нет. Он получил их от темных, злых людей.
— Которые как бесы?
— Как бесы. Давай раздеваться и спать.
— Мам, гляди, а откуда тут иконка?
Катя взяла икону, которую Иван поставил на этажерке, в изголовье кровати.
— Господи! — вырвалось у Капитолины.
Она перекрестилась, взяла икону и поцеловала ее.
— Как же он теперь? Господи, прости ему прегрешения его, ибо не ведал он, что творил!
— Что творил? Дядя Ваня? Дай мне иконочку, я ее тоже поцелую.
Пухлыми губенками девочка приложилась к лику Богородицы и прижала иконку к сердцу.
— А как она называется? Я знаю Казанскую, «Семистрельную»…
— Ложись вот сюда, доченька. Эта икона от прабабушки твоей. Называется «Взыскание погибших».
— Мам, я с тобой полежу. Ну немного, мам… А что это такое, «Взыскание»?
— Взыскать — значит «найти, спасти». Поняла, ласточка ты моя маленькая?
— И не маленькая уже. Божия Матерь нас находит и спасает? Она хорошая-прехорошая? Как ты?
— Что ты, доченька. Я твоя мама, а Богородица — Мать Бога нашего, Иисуса Христа. Я тебя могу защитить, а Она всех — и малых, и старых. Даже тех, кто на самом краю гибели стоит. Над самой пропастью. Она Царица наша Преблагая…
— A-а, вспомнила. Это мы с тобой в церкви слышали! — и она запела тоненьким, чистым голоском: Царице моя Преблагая, Надеждо моя, Богородице…
Капитолина, поглаживая дочурку по голове, тихонько подхватила:
— Приятелище сирых и странных Предстательнице, скорбящих Радосте, обидимых Покровительнице!
Катя прижалась к матери и начала засыпать. А Капитолина продолжала тихонько напевать, как ей напевала ее мать, а той — ее родительница:
— Зриши мою беду, зриши мою скорбь, помози ми, яко немощну, окорми мя, яко странна…
И сокровенная эта молитва неслась над Уралом, над Сибирью, над всей Россией, поднимаясь высоко-высоко в небо, к Самой Богородице, Которой Господь велел сесть на осиротевший престол Российский, взяв в руки вместо убиенного царя-мученика скипетр и державу.
Послесловие автора
Работа над повестью завершилась в июле 2003 года — как раз в тот срок, когда приблизились «Царские дни». В Екатеринбурге, на месте убийства царственных мучеников, должно было состояться торжественное освящение храма-памятника на Крови во имя Всех святых, в земле Российской просиявших. Исполнялось 85 лет с тех дней, когда были убиты и царская семья, и великая княгиня Елизавета Феодоровна с инокиней Варварой и великими князьями Константиновичами на севере Урала, под Алапаевском.
Всей душой я стремился поехать на торжества. Несмотря на тяжкие обстоятельства моей личной жизни, собрался в дорогу и побывал там, куда так стремился. А когда вернулся домой, рукопись сверсталась так, что формат книги требовал еще нескольких страниц текста — чистые листы оказались как бы специально приготовленными для того, чтобы я рассказал о всенародном почитании царственных мучеников, о той любви, которая с такой очевидностью пролилась вместе со слезами в июльские дни покаяния и торжеств, свидетелем и участником которых был и я в 2003 году.
…Город, умытый ночным ливнем, утром 16 июля услышал колокольный звон, раздавшийся на звонницах пятиглавого белоснежного храма, сияющего золотыми куполами и крестами.
Площадь перед храмом, аллеи лиственниц, елей, зеленые лужайки, газоны, улицы, со всех сторон ведущие сюда, заполнились паломниками, пришедшими с севера и юга, востока и запада России. Крестными ходами шли сюда пешком по нескольку дней паломники из Волгограда, Ростова, Архангельска, Тобольска, Тюмени, и многих других городов. Износили не одну пару обуви, не устрашились ни палящего солнца, ни дождей, ни усталости, свершая свой личный подвиг во имя царственных страстотерпцев.
Началась Божественная литургия. Вместе с иерархами нашей Церкви, духовенством, монашеством, седобородым и совсем юным, устремила ко Всевышнему свой порыв, казалось, вся Православная Россия.
Конечно, не обошлось и без тех, кого народ наш язвительно назвал «подсвечниками». Они, разумеется, затесались в первые ряды в самом храме. Но не на них останавливался взгляд, а на той женщине, у которой лицо было залито слезами, и икону с изображением царственных мучеников она поднимала к небу, стоя на коленях; на хоругвеносцах, твердо держащих иконы на древках. Я обратил внимание, что рядом с ликами преподобного Серафима Саровского, святых благоверных князей Александра Невского, Димитрия Донского есть лик и нашего современника — воина Жени Родионова, которому чеченские бандиты отрезали голову, потому что наш солдат не снял креста и не отрекся от своей веры. Прошлое и настоящее соединились в одно целое. И потому в сердце каждого, кто был здесь, не могли не войти возгласы и песнопения Божественной литургии, которые с мощью и величием, скорбью и радостью пели хоры. И многажды повторялось: «Святые царственные страстотерпцы, молите Бога о нас!»
На своде, перед входом в храм, золотом по белому надпись: «Пролияша кровь их, яко воду окрест».
Да, кровь мучеников пролилась, как обильные окрестные воды, влилась в них — и навечно. И оттого скорбь соединилась с утверждением веры — той самой, во имя которой они, страстотерпцы, приняли мученический венец.
Народ наш давно понял, по каким нравственным законам жил царь, его семья, и не «мудрствовал лукаво», как многие наши интеллигенты, продолжая, вслед за коммунистами, говорить о царе хотя и не с прежней оголтелой презрительностью, но все же с ухмылкой и непременным осуждением за «мягкотелость» и еще за то, что царь был «не на своем месте», а был-де «просто хороший человек и семьянин». Народ рассудил иначе, сердцем осознал, что царь поступал именно как православный государь, кто, согласно Евангелию, «положил душу свою за други своя». Ничего не формулируя, ничего не доказывая, народ не принял десятки «правильных», «неопровержимых» доказательств «порочности» царя и его семьи. Прославление во святых Николая Второго и его семьи шло из самой массы народной. Как волна, которая набирает силу, двигаясь к берегу под сильным ветром, так и чувство народное обрело напор, высоту и вылилось вот в это торжество, утвердило этот храм, сплотило вокруг него тысячи людей.
Сердце народное не обманулось — убийцы остались убийцами, их имена прокляты, хотя и кричали о «народной мести», и выдавали себя борцами за «народное счастье». А взошедшие на «Русскую Голгофу» обрели бессмертие.
В тот же день служились в храме на Крови всенощная и вновь Божественная литургия. Затем, уже в пятом часу утра, крестным ходом процессия двинулась к урочищу Ганина Яма, где теперь находится монастырь во имя святых царственных страстотерпцев.
ВРАТА НЕБЕСНЫЕ
Радуйся, Благая Вратарнице, двери райския верным отверзающая!
Солнце уходит на дальние выжженные холмы, и свет его заливает все пространство над Волгой и саму реку. Ни ветерка, ни всплеска — как будто движение вечной русской реки остановилось, скованное жестким слепящим светом.
Там, за одним из островов, ближе к лесистому берегу, буксирный катер бросил старую, изношенную временем и трудами баржу, поставив ее на якорь. Баржа обшарпана, в трещинах и выбоинах, доски на палубе грязные и занозистые. Но люк, ведущий в трюм, обит новым железом, и петли для замка новые, надежные, и сам замок тяжел и накрепко заперт ключом.
Что же спрятано в трюме старой баржи? Если что-то ценное, то почему баржу оставили за безлюдным островом? Наступает ночь, и, может быть, кто-то должен подплыть к барже и забрать спрятанный груз? Может быть, это орудуют разбойники? Вывезли из Самары драгоценности, спрятали, а когда ночь упадет на землю, тогда и будет взят клад?