Анастас горько усмехнулся и своим скользящим шагом вышел за ворота терема великого князя.
2
Напрасно Владимир надеялся, что заснет. Невольно вспоминались предостережения Анастаса.
Он лежал на спине, раскинув руки, и минувшее проходило перед ним. Вот увиделся терем, который стоял на месте этого, — деревянный, с высоким крыльцом на столбах. Дверь распахнулась, ворвался Блуд — в кольчуге, в заляпанных грязью сапогах, с потным лицом, со слипшимися на лбу волосами. На поясе его висел длинный меч, а левая рука как бы приросла к рукояти.
— Едет! — крикнул Блуд и смахнул пот со лба. — Теперь твое время, князь.
Дружинники, стоявшие около Владимира, переглянулись — кто с недоумением, кто с восхищением. Воевода Добрыня, дядя Владимира, не веря своим ушам, переспросил:
— Едет?
— С ним отроки. Мне приказал вперед скакать. Добрыня никак не мог взять в толк, как можно было уговорить Ярополка ехать на свою же казнь!
Значит, он верит Блуду, воеводе своему, значит, этого Блуда надо бояться как огня.
— В Родне ни еды, ни питья не осталось. Куда ж ему деваться? — весело сказал сотский по прозвищу Крыж.
— Погоди, — Владимир встал и подошел к Блуду. — Что ты ему сказал? Как уговорил?
— Как мы с тобой договорились, — твердо ответил Блуд, и в узких его глазах вспыхнула искра. — Сказал: «Иди к брату Владимиру, возьми, что он тебе даст. Или умрешь с голоду в Родне. А в поле выйдешь — побьет он тебя. С ним новгородская дружина и варяги, да еще кривичи и чудь».
Братья Торд и Бьерк, их соплеменники, нанятые Владимиром за морем, поняли, что предстоит работа. На их лицах была написана решимость убить кого угодно, если в награду им будет дана богатая добыча.
— Ты был Ярополку воеводой, а мне будешь вторым отцом, — сказал Владимир. — Всегда буду держать тебя по правую руку, рядом с моими богатырями. — Владимир сам налил в ендовы (низкие большие сосуды для вина) лучшее вино, купленное у греков.
— Так какой город ему дадим, а, Блуд? — спросил Крыж, вытирая мягкую русую бородку.
— Тот, что на дне Днепра стоит. Где мои друзья упыри живут, — ответил Блуд.
Крыж захохотал, усмехнулись и варяги, а Владимир понял, что Ярополка деть никуда нельзя — не то что отдать ему город, но даже нельзя послать в какое-нибудь сельцо. Везде он будет опасен, потому как всегда найдется вот такой Блуд, который предаст и пойдет на что угодно, лишь бы возвыситься при новом князе. А ведь Ярополку стол Киевский принадлежит по праву старшинства, и ничего против этого нельзя сделать, ничего!
Только убить его.
Но почему? Не боится же Ярополк, скачет сюда, верит, что брат не убьет брата.
Верит? Или ищет спасения?
«Если дам Ярополку в удел ну хоть Ростов, что скажут они?»
Владимир оглядел своих дружинников. С ними он уже взял Новгород, Полоцк, Киев. И другие города возьмет — все дружинники молоды, все хотят добычи, злата, вина, женщин. Если не насытить их, не натешить их кровь, они пойдут искать другого князя.
— Отроки Ярополковы на дворе останутся, ты прикажи их там встретить, — сказал Блуд. — Ярополка сюда приведи, тут чашу свою он и выпьет.
В ту же минуту услышали они топот копыт.
— Крыж, — сказал Владимир и показал глазами на дверь.
Тот кивнул и быстро вышел из княжьей палаты. Следом за ним вышел и Блуд.
— Как Ярополк войдет, Торд и Бьерк станут у двери, — сказал Владимир. — Ты, Добрыня, спросишь: «Пошто убил брата?»
Они замолчали, прислушиваясь к шагам.
Дверь открылась, они увидели Ярополка, а за ним Блуда.
Ярополк робко улыбнулся Владимиру и сделал шаг навстречу, протянув руки вперед:
— Брат…
Владимир не шелохнулся. Лицо его было бледным, и Ярополк, ища поддержки, оглянулся на Блуда. Но тот резко захлопнул дверь, оставшись в сенях.
Ярополк все понял.
Был он высок, тонок, опашень на нем шелковый, желтый, корзно (мантия князей и знати Киевской Руси) тоже шелковое, красное, а сапожки темно-зеленые, сафьяновые. Ничего не было в нем от отца Святослава — ни силы, ни удали, ни жажды прославить Русь, укрепив ее мечом своим. В облике Ярополка проступал аристократизм, который особенно ненавидел в детстве Владимир. Потому что ему говорили, показывая на Ярополка: «Это княжич. Видишь, какой он тонкий? А у тебя кость широкая, потому что ты сын рабыни».
С детства его стыдили матерью — ключницей Малушей. И Святослав, видя, что Владимир мучается, отправил его в Новгород вместе с дядькой Добрыней, братом Малуши.
— Брат, — повторил Ярополк, — я к тебе с миром пришел. Признаю тебя своим повелителем и прошу милости твоей. Что дашь мне, тем и доволен буду.
Владимир продолжал молчать, разглядывая Ярополка, вспоминая детство и свои унижения. Но странно — не было в его сердце ни зла, ни обиды на этого человека, по виду почти юноши.
— Ты пошто брата Олега убил? — мрачно спросил Добрыня.
— Не убивал, видит Бог — не убивал! Это воевода Свенельд, он Олегу мстил за сына своего Люта. Я тогда совсем малым был. Да ты вспомни, брат! Тогда еще весть принесли, что убит наш отец Святослав.
Все так и было. Воевода сводил счеты, а убиенным оказался княжич.
— Меня заставили на Олега пойти, поверь мне, брат, — Ярополк говорил твердо, лицо у него было ясным, вот только в глазах поселился страх.
— Как же, поверили! — язвительно сказал Добрыня. — И против брата Владимира ты не хотел идти. Пошто тогда в Новгороде своего посадника оставил?
— Так ведь ты, Владимир, сам из Новгорода за море ушел.
— А не ушел бы, так ты его, как брата Олега, убил бы! — наседал Добрыня, ярясь по-стариковски. — И не зажми мы тебя в Родне, не прискакал бы ты сюда пощады просить. Да только ее не будет.
Лязг мечей и крики донеслись с княжеского двора — там погибали, отбиваясь, отроки Ярополковы.
Владимиру надо было сделать шаг вперед и протянуть руку, но он сидел, не двигаясь.
Ярополк рванулся к двери и налетел на острия мечей Торда и Бьерка. Варяги надавили на рукояти, и лезвия прошили Ярополка насквозь.
Почти одновременно Торд и Бьерк рванули мечи на себя. Ярополк закачался, повернувшись к Владимиру, прохрипел:
— Брат…
Шелковый опашень стал темнеть от крови, ноги Ярополка подкосились, и он осел на пол.
Что-то дернулось в груди Владимира, как будто и его пронзили мечом.
Ярополк упал на спину, и кровавая лужа расползлась под ним.
— Теперь нет у тебя соперников, ты великий князь на Руси! — крикнул Добрыня…
Владимир присел на ложе, схватившись за грудь. Свеча догорала, воск тек по подсвечнику, застывая. Владимир видел Ярополка, смертельную бледность его лица, намокший от крови шелковый опашень. Как будто только что Торд и Бьерк вырвали из тела Ярополка мечи…
«Господи, какой он был тонкий и слабый, — думал Владимир. — Как мог у великого воина Святослава родиться такой сын?»
— Андрей! — позвал он отрока, и дверь тут же отворилась. — Пить хочу. Да похолодней неси, горит у меня грудь. Стой! Позови князя Бориса.
Не выдержал. А ведь не хотел тревожить Бориса. Но мало ли что может случиться, пока Борис в походе! Анастас вон чего наговорил…
Так успокаивал себя Владимир, и вот дверь отворилась, и в опочивальню отца зашел Борис.
Он был в белой полотняной рубахе и штанах. Лицо спокойное, чуть заспанное — поди, уже спал. Волосы вьются — густые, шелковые, сами ложатся волнами. Если бы видела Анна, какой у нее вырос сын…
— Не могу уснуть, Борис, — повинился Владимир. — Все мне кажется, чего-то недосказал тебе… Да, вот: большой ли обоз берете?
— Блуд говорит, что теперь в любом селении все дадут, что имеют, — знают, что на печенегов идем.
— Верно. Дело наше праведное. Но смотри — Блуд воин умелый, а все же недаром так прозван — Блуд.
Борис улыбнулся, губы его раздвинулись, и стали видны белые ровные зубы.
— Его так прозвали, когда он к тебе прибежал?
— Еще прежде. Власти ему над собой не давай. Я дядьку Добрыню до поры до времени слушал. А коли не показал бы свою силу, так бы в отроках у него и ходил. Однако и совет не забывай держать: всех умей выслушать, а решение принимай свое.
— Ты со мной, как с дитем малым… Разве первый раз на рать иду?
— В первый, в десятый — какая разница? Опять судьбу надо испытывать… Святополк может смуту затеять, Ярослав дань не платит. Неведомо, что Святослав думает. Мстислав на юге с касогами (народ черкесского племени, упоминаемый в русских летописях с древнейших времен, до нашествия татар) воюет. А как добьет их, куда коня направит? Об одном Глебе знаю, что будет он любить тебя до гроба. А другие? Господи, как вы без меня жить будете? Неужто опять брат пойдет на брата? Помни: ты на стол Киевский сядешь, потому как разумнее братьев своих. И дружина тебя любит.
Не в первый раз Владимир говорил так, и Борис обязан был соглашаться с отцом, хотя оба хорошо помнили, что по старшинству Святополк должен стать великим князем после Владимира.
Борис знал, что оспаривать решение отца нельзя, и в глубине его глаз лежала глубокая печаль.
— Вера у тебя сызмальства, и ничто ее не сокрушит, — продолжал Владимир, зная, что Борис ведет с ним безмолвный спор. — А Святополк? Да если бы его тесть в Польшу позвал, он тут же в латинскую веру переметнулся. Что, не так? Ах, Борис, напрасно ты со мной споришь. Вот я идолищам поклонялся, а разве в них верил? Я ведь столько грехов содеял, пока веру христианскую не принял…
— Ты Русь крестил, поэтому смыл с себя все грехи, до единого!
— Правда? Это правда? — Владимир схватил сына за плечи и приблизился к нему, чтобы лучше видеть его глаза.
— Правда, отец. То, что убивал и прелюбодействовал, это от темноты твоей души было. И не терзай себя, а молись, повторяй, как сказано в псалме Давидовом: «Помилуй меня, Господи, ибо немощен я, исцели меня, Господи, ибо сотряслись кости мои, и душа моя смутилась сильно… Обратись, Господи, избавь душу мою, спаси меня ради милости Твоей. Ибо нет среди мертвых того, кто помнит Тебя, а во аде кто прославит Тебя