Корень знал, что ему придется говорить перед новгородцами, и был он не робкого десятка. И все же сейчас у него захватило дух.
— Братья! — крикнул он что есть мочи, и вышло у него неожиданно громко и зычно.
Крепкий был у него голос, и это удивило и понравилось новгородцам — мал человек, да тверд, значит, духом.
— Братья! — опять крикнул Корень. — Умер великий князь Владимир. И не успели его еще в храме отпеть, как явился из Белгорода поганый князь Святополк и нагло сел на стол Киевский. А Борис, кому Владимир стол завещал, в походе против печенегов был, стоял лагерем на реке Альте. Святополк подослал к нему убийц, и те зарезали его!
Толпа зашумела, задвигалась, раздались крики и брань.
Корень выждал немного, набрал полные легкие воздуха и продолжил:
— Братья! Сестра князя вашего прознала, что Святополк поганый убийц и к Глебу послал, и сюда идти собирается, чтобы вас себе подчинить. Хочет он всех братьев своих перерезать, хочет над всей Русью вознестись! Да не быть тому, ежели вы ополчитесь и с Ярославом вместе будете. Встань, князь, хватит тебе на коленях стоять!
— Встань! — закричала толпа.
— Встану, коли прощаете! — Ярослав медленно поднялся, разогнул спину, вытер ладонью глаза. — Эймунд, подойди. И ты подойди, Будый. Протяните руки друг другу. Обещайте, что только при всем народе будете суд чинить, коли распря выйдет!
Ярослав соединил руки воинов и свою положил сверху под гул одобрения. Чувствуя поддержку, он смотрел теперь смело и прямо:
— Решай, народ новгородский, как нам быть. То ли идти мстить братоубийце, то ли ждать, когда он сюда придет. А коли он вам люб больше, чем я, про то и скажите!
Ярослав отошел от края помоста, уступая место всякому, кто захочет высказаться.
Не мешкая, тут же вышел на помост старейшина Лунь, мастак складно говорить.
— Народ! — сипло крикнул он, задрав бороду. — Простить надо Ярослава! Хоть и учинил он зло, а все же лучшего князя нам теперь не сыскать. Где другого возьмем? Мстислав далече, аж в Тмутаракани, Глеб юн, а Святослав духом слаб. Или Олафу пойдем кланяться? Или Святополка — убийцу — призовем?
Толпа возмущенно зашумела, закричала, и Лунь дал ей выплеснуть то, что думала она и о братьях Ярослава, и о варягах. Потом поднял длинную костистую руку, властную и сильную:
— То-то! Ярослав хоть и обидел нас крепко, но на колени встал! А кто из других князей свою вину перед народом признавал? Никто! Ярослава мы знаем, а тех? Он хоть и хромец на ногу, да зато душою тверд и прям! Не надо нам другого князя!
— Верно!
— Не надо другого!
— Ярослава!
Лунь величаво сошел с помоста, и теперь говорить стал воевода Будый, призывая сегодня же ополчиться. Ибо Святополк может призвать к себе поляков от тестя своего, короля Болеслава. Может покликать и печенегов! Надобно не дать ему силу собрать.
— Опять биться идти! — раздалось в толпе. — Пока друг дружку не перебьем, не утешимся.
— А то! Брат на брата идет.
— Да какой он нашему Ярославу брат?
— Сводный, а все же брат.
— А нам куда деваться?
— Под подол к бабе.
— Нет, все же с Ярославом лучше!
— Вот-вот. Что киевлянин тебе брюхо проткнет, что варяг. Большая разница…
— Все ж и за Новгород постоять надо.
— Тихо вы, Ярослав говорить будет!
— Братья! — крикнул Ярослав. — Что простили вы меня, то я до смерти не забуду. В том клянусь вам. А что Святополка одолеем, в то верую! Не бывать на земле Русской царю ироду!
— Не бывать! — тысячеголосый крик несся по Новгороду, ударяясь в сердца, предвещая бой, страшный и кровавый.
12
Река круто поворачивала, текла быстро, говорливо, и ладьи плыли без особых усилий гребцов. Василько умело правил, так, чтобы ладья двигалась по самой стремнине, указывая путь двум другим, плывшим позади.
За поворотом река, словно устав от долгого бега, успокаивалась, отдавая свои воды Днепру. Он разливался широко и свободно, волны мягко перекатывались, бежали к зеленым берегам.
— Днепр! — лицо Глеба осветила радостная улыбка. — Здравствуй, родной! — и сам, смутившись, виновато посмотрел на Василько — У каждого своя река есть, правда? Которую более всего любишь. Где вырос.
Василько был раздет до пояса. Мышцы его бугрились, когда он налегал на весло, лицо было сосредоточенным и серьезным. Он прикидывал, долго ли еще плыть до Смоленска, найдет ли Горясер хорошие ладьи, как обещал. По Днепру плыть — не то что по Оке или Тьме. Тут простор, а если ветер налетит, волны могут подняться не шутейные.
— По Днепру можно до греков доплыть, Царьград поглядеть, — сказал Глеб.
— Зачем?
— Вот те раз. Ах, Василько… А вот ты думал, сколь велика земля? Где ей конец и кто его видел?
— Не моего ума это дело. Мне б теперь не Царьград, а Смоленск поскорее увидеть.
— Теперь недалеко, — сказал отрок, сидевший рядом с Глебом. — Я тут бывал, на торг приезжали. Товары греческие, немецкие, а у одного купца даже этот был… Ну такой, как пыль, серый… мясу вкус придает.
— Перец, — подсказал Глеб. — Бывает не только серый, но и красный. Отец его любит, — и Глеб вздохнул.
На правом берегу показалось несколько всадников. Они размахивали руками и что-то кричали.
— Глядите, нам машут! — встрепенувшись, сказал Глеб.
Василько направил ладью к берегу. Всадники спешились, один из них, худощавый, юный, подошел к самой воде.
— Нет ли средь вас князя Глеба? — крикнул он.
Одежда, меч на поясе говорили о том, что это отрок княжеский.
— Тебе зачем? — Василько встал во весь рост и рассматривал незнакомца.
— От князя Ярослава послан, — ответил Юшка, поняв, что юноша в шелковой свите, сидевший в середине ладьи, князь Глеб. Юшка поклонился: — Брат Ярослав тебе привет шлет. Прикажешь прилюдно говорить или одному?
Глеб встал и хотел сойти на берег, но вскрикнул и схватился за плечо отрока, чтобы не упасть.
— Ногу намял, — он морщился от боли. — Подойди!
Отрок встал и уступил Юшке место. Тот сел подле Глеба.
Лицо у Юшки бледное, глаза красные от бессонницы и усталости. Длинные льняные волосы висели сосульками.
Глеб понял, что гонец сейчас скажет что-то нехорошее, тяжелое, и лучше бы все выслушать одному. Но куда деться, если нога болит, не дает даже шага сделать? Или отправить всех на берег?
Пока Глеб раздумывал, Юшка тоже решал, с чего начать — известий было слишком много.
— Отец твой умер, — сказал Юшка. — Стол великокняжеский Святополк захватил. Послал твоего брата Бориса убить и тебя тоже. Князь Ярослав о том от сестры Предславы узнал.
— Борис разве не в Киеве? — спросил Глеб.
— Он в походе был, искал печенегов у Альты-реки. Там его убийцы, посланные Святополком, и нашли.
Мимо летела чайка, низко опускаясь над водой и высматривая добычу. Она кричала хрипло и протяжно, и Глеб невольно посмотрел в ее сторону.
— Ярослав теперь вышел с новгородцами на Святополка, а мне наказал тебя найти и к нему привести. Ибо ищут тебя убийцы Святополка, и, кроме Ярослава, никто тебя не защитит.
Две ладьи, что плыли следом за княжеской, уже стояли рядом, и дружинники слышали все, что сказал Юшка.
Тягостное молчание нарушал лишь крик чайки, которая беспокойно носилась над водой.
— Погоди, не напутал ли ты чего? — Василько перебрался ближе к Юшке, чтобы лучше его видеть. — Как могли Бориса убить, коли с ним была дружина? Разве он малой силой на печенега пошел? А богатыри? Они-то где были? А воевода Блуд? Нет, малый, чего-то ты не то сказал, сам-то ты не от Святополка ли послан?
Василько выхватил у Юшки меч и приставил его к горлу гонца.
— Говори!
Голова Юшки откинулась, но страха в глазах не появилось.
— Не балуй! — сипло сказал он. — А что от Ярослава я послан, на то у меня грамота есть, — и он достал из-за пазухи свернутую трубочкой бересту.
Глеб прочел послание брата и понял, что ужасные слова гонца правдивы. К худшему готовил себя, предполагая, что отец умер. Но что теперь нет и Бориса, что он зарезан, точно овца, без вины, без открытого честного боя хотя бы, это ум никак не вмещал.
— И небеса не рухнули, и дождь огненный не пролился! — Глеб горестно озирался. — Я знал, что Святополк в душе злодей, он однажды ворону подбитую убивал, по глазам ее прутом стегал…
— Погоди, князь, — Василько опустил меч. — Почему Бориса никто не защитил?
— Потому что он сам дружину в Киев отправил. Сам объявил, что старший в роду должен Русью править. И остался на Альте решения Святополка ждать.
— Да он рехнулся! — Василько отдал меч Юшке. — Хотя бы с дружиной в Киев пришел, там свою волю объявил.
Юшка молчал, глаза его закрывались от усталости. Молчал и Глеб, подавленный и растерянный. Что теперь делать? Куда идти? Да и как жить дальше?
Решение принял Василько, приказав остановиться на привал.
Едва расположились, как Юшка заснул — всю ночь он караулил ладьи Глеба, правильно рассчитав, что проплыть они должны как раз в этом месте. Так его наставлял Коснятин, хорошо знающий здешние пути-дороги.
Глебу казалось, что гонец многое не рассказал — может быть, самое главное. Но разбудить его Глеб не решился.
«Господи, помоги мне! — воззвал Глеб. — Наставь, скажи, зачем злодейство содеяно и почему Борис пошел на смерть? Не мог он верить Святополку, ибо знал, что подл он и жесток, и нельзя ждать от него добра. Что хотел сказать Борис смертью своей?»
— Князь, что решил? — Василько снял жгут с ноги Глеба и осмотрел ушиб — синий, с красными подтеками. — Могут нас в Смоленске поджидать. Не лучше ли домой вернуться, собрать дружину и тогда выступить? Где травы, что тебе Ива дала?
— Петр знает. Не пойдем мы в Муром, Василько. Найдем дружину Ярослава.
— А коли наемников Святополка встретим? — спросил Василько.
Он окликнул отрока Петра. Тот принес снадобье, и Василько натер им ногу Глеба.
— Одну ладью назад пошлем. Пусть ополчатся и выступают. А нам с Ярославом надо быть.