Окончательно раздумал писать о Булгакове. Зачем, когда все разногласия и без того до дна высказаны. Письмо Эрну не требует ответа, т.к. я уже писал ему, что решения "Пути" по его делу может состояться только по его возвращении <… />
Не забудь пожалуйста прислать от "Пути" книги Щукина и Карпова. Корректуру в Петербурге получил и исправил. Осталось набрать всего часть "Эстетики" и заключение[1352]<… />
Лурье из Парижа прислал свой отчет об одном № «Вопросов философии». Там два слова о «Пути», где ты названа «Мадаме Моросоща, ун пчилантропе рицче ет éцлаирéе» и есть глупенькая мысль, что расцвет мистицизма в России объясняется крушением русской революции.
432. С.Н.Булгаков — В.Ф.Эрну[1353]<8.04.1913. Москва — Рим>
8 апреля 1913 г. Москва
Дорогой Владимир Францевич!
Поздравляю Вас с приближающимся праздником и заочно христосуюсь с Вами. Я так давно не имел от Вас писем и, кроме того, предполагаю Вас в пути, что вовсе не уверен, чтобы это письмо достигло назначения. Однако пишу на всякий случай, между прочим, и потому, что последнее время по различным причинам часто и с бепокойством думаю о Вас и ощущаю потребность послать Вам свой привет и теплое рукопожатие.
Мы благополучны. Елена Ивановна ездила недавно на похороны своего брата. Ждем Вас в Москву. Стоит чудная нежная северная весна, а в духовной атмосфере — благовонное веяние Страстной недели. Как я сожалею в эти дни о тех, кто разлучен с православной родиной, а, стало быть, и о Вас[1354].
Передайте Евгении Давыдовне поздравления с праздником, Неля поздравляет обоих.
Да хранит Вас "грядый на вольную страсть" Христос!
Любящий Вас С.Б.
433. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому[1355]<1913.Москва>
<… /> Мы говеем с Микой и Марусей в церкви Рождества. Так хорошо, тепло на душе, около Христа, так светло и радостно! Так больно, что люди Его хотят соединить с мраком и смертью и страданием! Все это так не свойственно моей душе! Я так люблю мир Божий, так люблю жизнь, все, что нам дано Богом, так благодарю Его за то, что Он создал нас и все нам дал на радость и творчество! Вот в чем моя душа! И только радостной и жизненной любовью ее можно победить, а не отдалением, отчуждением и отворачиванием! Прости меня, что это говорю, но ведь можно же сказать правду. Вот видишь, какие мы разные! Уверяю тебя, что это не значит, что я всей душой не мучусь, что так я грешна перед Богом! Все хотелось бы отдать,чтобы была моя жизнь светла и вся залита солнцем! Ах, как мне горько и больно, что я так сделала, что я не ушла от тебя! Это мой большой грех и искупить его я должна, я это знаю! Но, чтобы я примирилась на том, чтобы делить тебя с ней, то есть, чтобы обе были какими-то подругами — нет, нет, нет — никогда! На это я не чувствую себя в силах. Я отравлю свою душу ужасом и ревностью. Тогда я должна умереть. Так я покачувствую, может быть Бог будет ко мне милостив и даст силы вырвать из сердца эту мою святую, светлую любовь, которая приносит столько страдания, горя и мрака, что ты даже отвертываешься от меня в дни обения с Богом, как от греха! Ах как мне больно! Пиши.
434. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[1356]<13.04.1913. Москва — Симбирск>
Великая Суббота
13 апреля 1913
Христос воскресе!
Дорогой Александр Сергеевич!
Приветствую Вас с радостью пасхальной, да пошлет Вам на сердце Воскресший Свою радость совершенную, Серафимскую радость! Надеюсь, что Вам дано было пережить Страстную неделю без внешних помех. Мне Бог послал это счастье. Страстная пролетела, как мгновение, пережилась как бы вне времени и пространства. Благодатные дни! Я говел со старшими детьми, и это совместное говенье доставило мне особую еще радость, которую Вы знаете. Все: и погода, и настроение, и обстоятельства сединились. чтобы дать праздник душе. Благодарение Богу!
А Вы все-таки так и не написали мне, в чем же состоит Ваша болезнь сердца. Напишите. Когда и как намечается переезд Ваш в Нижний? Мы остаемся в Москве числа до 20-го мая, когда кончаются экзамены Муночки. О поездке по Волге пока не думали, да трудно и загадывать при склонности к простудам детей.
Авва чувствует себя удовлетворительно, но лишь в санаторном режиме. На днях он выбрался из своей квартиры в квартиру своего брата на первом этаже, чтобы не подниматься, а затем выедет из Москвы совсем. Вообще же инвалидность или полуинвалидность его остается не устранена, не знаю устранима ли. Получили ли Вы книжку о С.Щукина, я просил послать. Знаете ли Вы, что спор "об имени Божием"[1357], естественно, очень волнующий авву[1358], который снова выступил здесь как ревнитель православия, имеет такое практически-жгучее (а догматически и тем более) значение? Интересна и своеобразна личность о. Антония Булатовича. Книжку прочтите, да и "На горах Кавказа"[1359] тоже. Непременно.
Теперь о лике преп. Серафима. Я не имел возможности говорить в "Пути" по поводу Вашего предложения — о фотографической репродукции старого, прижизненного еще изображения, но мне самому представляется, что, если может идти речь об иллюстрации, то именно такого рода, думаю, насколько знаю настроение, что и "художественная кислота" "Пути" (отрицательного отношения к которой, впрочем, я совершенно у Вас не разделяю) это примет. Важно узнать точнее, действительно ли это так. Насчет ускорения денег похлопочу и надеюсь иметь успех. А относительно выпуска брошюры весной нельзя поднимать и разговора: весь наш опыт говорит против этого, не забывайте, что нам ведь и без того приходится иметь дело с враждебностью и равнодушием. До осени задерживается уже напечатанная брошюра Дурылина о Китеже, книга Флоренского (впрочем, еще не готовая) и пр.
Вашу тревогу относительно Василия Васильевича Зеньковского я понимаю и, насколько она касается всего происшествия, разделяю, но в частности, Вы здесь находитесь в заблуждении или недоразумении. Ведь работу взял обратно сам В <асилий /> В <асильевич /> и, притом, к моему искреннему и глубокому сожалению, взял по разным сложным личным соображениям, из которых некоторые и не относятся к Гоголю. Работу он взял для переделки после личных переговоров, при которых я допустил неосторожность — предложил Григорию Алексеевичу высказать все откровенно. Тот был по-моему на высоте призвания, но, конечно, сделал В <асилию /> В <асильеви /> чу больнее, чем можно было.
Работу я читал сам всю со вниманием, неужели Вы могли допустить обратное? Я ее очень ценю, и Гр <игорий /> Ал <ексееви /> ч, но она страдает такою литературною беспомощностью, даже для меня в такой степент неожиданно (писана без всякой заботы над формой, без законченного пана, притом, перваякнига, а ведь это не то же, что статья): повторения, невыдержанность стиля, академизм рядом с психологией. Даже механическое устранение повторений или некоторых страниц облегчило бы от балласта, а изменение плана, какое предложи Григорий Алексеевич, внесло бы существенное улучшение. Если бы Вы имели в руках работу, Вы поняи бы сразу, что просто из любви к В <асилию /> В <асильеви /> чу нельзя было выпускать его в нечесанном виде и давать слишком легкую и обильную пищу зубоскальству, при важности и значимтельности содержания.
На Ваш, столь трудный для решения вопрос: можно ли выпускать Вашего преп. Серафима, отвечу так: я бы не мог, т.е. мог бы написать, но оставить для печатания "после смерти". В сущности, самое важное и нужное для себя я так оставляю или невыраженным, или еле намеченным для себя. Здесь два мотива: один — стыдность, обостряемая еще общим, повальным отсутствием целомудрия (одни Мережковские чего стоят!), а другой — немощь: странно недавно еще, когда был моложе (в религиозном отношении) я мог то, чего сейчас не могу, а чтобы мочь, должен "взойти" на ступень. А что до желаний, то хотел бы мочь только так, от себя, от души, от своего ума говорить, но именно потому, что только этого и только так хочу, больше всего уклоняюсь, надо, чтобы само заговорило, а что может быть, это даже и я знаю. Кроме того, языка, формы, не имею, посконностью доступной мне формы гнушаюсь, а новой не родилось. Но у других, кто может, не кликушествуя и не бесстыдствуя, люблю и ценю: вот например, Флоренский может, отчасти Розанов может (но как старикашка, немножко, как Федор Карамазов).
Можете ли Вы? Написали, — значит, можете. Я не ощущал, что нельзя, и от других не слыхал. Что может быть это иначе, совершеннее сказано, это — да, но это Вы и сами знаете. Потому практический мой совет: выйти из бесплодных сомнений — это оставить: еже писах, писах. Вон я из-за заметки о выборах, где просто по-человечески закричал, никого не уча и не призывая, перемучился: да можно ли, да не кликушествую ли, а как же Вам-то не перемучиться. А ведь, несомненно, для иных, не знаю, сколько их, но они нам и ценны и нужны, именно Ваши-то признания и переживания, вообще такого типа, и нужны. Мне бы хотелось вообще увеличить количество такого рода произведений, но, конечно, доброкачественных авторов.
Вот Флоренский обещается о скитах написать близ Троицы[1360].
Ну вот, конечно, не ответил Вам на Ваш вопрос прямо, но ведь Вы сами знаете, что его переложить нельзя.
Ну прощайте. Да осенит Вас радость Воскресшего! Поздравляю Ольгу Федоровну с праздником. Ел <ена /> Ивановна Вас поздравляет, она Вас особенно выделяет из круга близких мне лиц, говоря, что с Вами чувствует себя просто (а, кроме того, с Павлом Александровичем. Не странно ли? А мне это очень дорого!).
Любящий Вас С.Б.