<9.05.1910. Москва — Тифлис>
9 мая 1910 г.
<…ш> Завтра у меня лекции. Одну я вчера уже закончил, а другую нужно кончить завтра утром. Я ужасно устал, потому что работать пришлось сгущенно. Не знаю поэтому во сколько дней я успею сораться и ликвидироваться. Для летней работы (которая будет кормить нас осенью) я должен непременно прочесть в Румянцевском три рукописи Сковороды. Я думаю, что в 2-3 дня я справлюсь и таким образом выеду 13-14-го.
<…ш> Меня прервали. Сейчас я только что с лекций. Спешу отправить письмо и птому в трех словах: лекции сошли великолепно. поздравляю тебя с приват-доцентурой <…ш> Я неимоверно устал и напишу тебе завтра. Раньше 14-го не выеду, потому что дела в факультете. Но и позже не выеду.
Итак, я свободен и передо мной лето <…ш>
193. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[795]<10.05.1910.Москва — Симбирск>
Дорогой Александр Сергеевич,
Ваша рукопись и письмо переданы Григорию Аексеевичу, он будет заниматься летом, и раньше осени не следует ждать результатов, хотя не невозможно и раньше. Насчет переводов я получи Ваше письмо слишком поздно, чтобы мог повидать Сабашникова, тем более, что он в Крыму был. Буду об этом памятовать и думать. Сегодня едем в Крым, адрес прежний (Кореиз). Адрес Григория Алексеевича: Кудрино, д. Найденова.
Целую Вас. Напишу из Крыма. Господь с Вами.
194. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <11.05.1910. Москва — Тифлис>
11 мая 1910 г.
<…ш> Я как в тисках. И свободен и не свободен. Можно сказать, почетное заключение! После лекций сейчас же Лопатин с Челпанчиком в один голос сказали: дайте нам Вашу лекцию для юбилейного номера "Вопросы Философии и Психологии". Я конечно с радостью согласился. Лопатин взял мою рукопись исам, оставив экзамены, свез в редакцию, дал распоряжение немедленно набрать. Но это значит, я на 2-3 дня связан! Это прекрасно. я очень ценю их расположение ко мне. Это радостно и почетно видеть как старики, заслуженные старики, обнимают юнца… Но я ведь так бесконечно хочу ехать <…ш>
Сегодня ко мне ворвался Рачинский. "Вы понимаете? Вы понимаете?" Ничего не понимаю. "Да Вы не понимаете, какой Вам почет. Вы стену пробили! Ваша лекция сдана в набор! Ведь это же юбилейный! Ах, он ничего не понимает. Вы мальчишка, а они Вас сами посадили рядом с собой! Так в свое время с Трубецким не обращались!" Дядя Гриша меня поздравлял, обнимал, вообще проявил бурную радость за меня. Он приехал прямо из редакции "Вопросов Ф<илософии> и П<сихологии>" под свежим впечатлением того, что там говорилось обо мне. Значит успех! Успех не среди толпы, а среди избранных. Но и студенты остались довольны. Честолюбие твое может быть удовлетворено. Лопатин вчера говорил много приятных вещей. И талантливо, и свежо, и оригинально, и ярко, и необыкновенная ясность мысли, и пр., и пр. Я пишу немного, потому что страшно устал. Ты пойми, что это ведь одна моя мысль, притом писанная в состоянии крайней слабости и утомления <…ш>
195. С.Н.Булгаков — А.С.Глинка[796]<6.06.1910.Кореиз — Симбирск>
6 июня 1910 г. Крым, Кореиз,
День Святой Троицы
Милый Александр Сергеевич!
Целую вечность не писал Вам, хотя последние Ваши письма произвели на меня очень сильное впечатление. Но может быть именно сознание бессилия помочь Вам духовно и практически и чувство собственной вялости и слабости, всегда мне присущее, удерживали. О ваших делах, о судьбе рукописи и пр<очем>, не имею никаких известий с самого отъезда из Москвы да и не жду теперь ничего. Сабашникова здесь не видел, а письмо Ваше получил слишком поздно, чтобы сделать что-нибудь для приискания перевода для Ольги Федоровны[797]. Но об этом памятую и не теряю надежды найти, но только со временем. Как-то Вы выносите свою судьбу? И как здоровье? Я последнее время разговаривал о Ваших практических делах с Франком, которого видал по поводу дел издательства. Сам он выглядит как и прежде, замкнут и сдержан. Сюда я не получаю ни от кого никаких известий. Здесь у нас сравнительно благополучно, дети хворают, но не страшно. Елена Ивановна лечится. Каждый день бываю на могилке, которая стала для меня святыней, но поражаюсь "силе низости Карамазовской", то есть инстинкту жизненности своей.
Перед отъездом моим из Москвы возбудился опять вопрос о привлечении меня на кафедру Духовной Академии, хлопочет опять Павел Александрович. Я, конечно, отношусь к этому уже без всякого энтузиазма, но не считаю себя в праве препятствовать. Если удастся, то почему же не попробовать, ведь на худой конец это будет не хуже, чем читать лекции в другом месте, а м<ожет> б<ыть> Господь и поможет и устроит.
От аввы Владимиром Александровичем была получена тревожная телеграмма с вестью об опасной болезни сердцем его мамаши, он просит молиться. Он сам выглядел очень неважно и, по словам Мамонова, нуждался в отдыхе и покое, а вместо этого испытание. Помоги ему, Господи! Сухомлиновское дело он-таки издал и "старца" Распутина изобличил, последнее уже подхвачено газетами. Будет ли толк — не знаю.
Эрн должен был читать уже пробные лекции и сделаться приват-доцентом. Если Бог даст ему здоровья, то его ожидает рано или поздно кафедра в Московском Университете. Так складываются сейчас для него обстоятельства, неожиданно благоприятно, ввиду сочувственного отношения к нему представителей кафедры, совсем не имеющих сродных заместителей и учеников.
Владимир Александрович приезжал ко мне однажды. Читали ли Вы его книгу Федорове и что думаете о ней? Следует ли ее переиздать в нашей Библиотеке русских мыслителей[798]?
Я сам всецело занят своей богословско-экономической книгой ("Философия хозяйства") и запутываюсь в собственных построениях все дальше и дальше. Для "духовной" жизни от этого занятия кроме ущерба ничего, а выйдет ли что, тоже не знаю. Очень сомнительно, чтобы получилась "диссертация". Остается ли у Вас возможность работать при службе и пишите ли Вы что-либо?
Храни Вас Господь! Не торопитесь с ответом, я знаю, что Вам трудно. Но если соберетесь дать о себе весточку, буду рад. Бердяев в том же положении, но пока набрал себе литературной работы в издательстве.
Целую Вас. Любящий Вас
196. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[799]<10.06.1910.Кореиз — Симбирск>
10 июня 1910 г. Кореиз
Дорогой Александр Сергеевич!
Ваше письмо поучил на другой день, как отправил Вам свое. Я от Эрна с самого отъезда из Москвы известий не имел, хотя он и обещал написать мне, когда устроится. Прежний его тифлисский адрес: Тифлис, Дидубе, Глданская ул. собств. дом.
Целую Вас. От Михаила Александровича новых известий все нет.
Да хранит Вас Господь! Ваш С.Б.
197. Е.К.Герцык — В.Ф.Эрну[800]<31.07.1910. Судак — Бакуриани>
31 июля, Судак
Мне было радостно, милый Владимир Францевич, получить маленькую весточку от Вас, спасибо и за Беркли, которого Вы так остроумно и уничтожающе породнили с нынешними немцами[801]. Но всего больше волнуют меня Ваши слова о Логосе по поводу "Логоса", которые я только что прочла[802]. Нужды нет, что это быстрая, с полемическим заданием написанная статья, за нею чувствуется такая глубокая тишина, долгий путь и та уверенность и меткость удара, которая бывает при самой большой — не только своей собственной — силе. В Вас есть то бесстрашие, то дохождение до конца, которого так мучительно, особенно последнее время, не вижу вокруг и в самых близких.
Я знаю, что я в далнейшем с Вами не соглашусь, что и здесь за своей справедливой и воинствующей Истиной вы не видите Вы не видите почемудерзают они (пусть заблуждаясь) выступать под знаменем Логоса, не видите, что они не только выродки рационализма, а Сыны, взбунтовавшиеся, верящие в Творчество, но не в покой Седьмого дня…
Безнадежный пафос — как бы это назвать? — трансцендентализма я почувствовала особенно остро в "Символизме" Белого[803] (страшная книга), но он же проскальзывает за маской благополучия порой и у немцев. Я их не люблю, но я слышу, что и они идут, будят, готовят… Конечно я говорю не об идиотских их выходках против русск<ого> предания, а о существе их, пусть церквененавистнической, но не нейтральной мистически философии.
Мы переживаем очень трудное время — 6 недель назад тяжело заболела Евг<ения> Ант<оновна>, и несколько докторов считали ее в безнадежном состоянии. Долгая и мучительная борьба за жизнь была, и долгие дни мысль о смерти. Теперь она оправляется, но так медленно и трудно. За время ее болезни я много говорила с Минцловой[804], приехавшей по просьбе больной. Я была с нею раньше во вражде и теперь узнала ее впервые близко и по-новому. Теперь я глубоко, бездонно устала и, видите, пишу карандашом…
Жду к нам Бердяевых недели через 3. Вяч<еслав> Ив<анов> сейчас на пути в Рим — переезжает границу. Радуюсь и боюсь за него. Здоровых, светлых и творческих дней желаю Вам.
Герцык
198. Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой[805]<6.08.1910. Бегичево — Михайловское>
№ 1
августа
Милая и дорогая
Начну с самого для тебя интересного. После двухнедельного долгого обсуждения все мы наконец пришли к соласию, чтобы я просил себе коандировку на вторую половину года. Как-то всем это оказалось удобнее: для сыновей при этой комбинации жерт — никаких, а только одно удовольствие; в финансовом отношении затруднения отпадают. Наконец, я надеюсь, что это будет лучше длясамого главного: именно нужно, чтобы наши отношения в Москве установились по-новому уже до отъезда за границу и чтобы от этого воспоследовало успокоение для всех, о чем мы при свидании так много говорили. От души надеюсь, что все это, Бог даст, наладится так, чтобы всем было в душе легко.