Свободный от предрассудков и суеверий прошлого, он подвергает сомнению даже собственные страхи… Несмотря на то, что его жизненная позиция по сексуальным вопросам отличается скорее разрешительным – а не пуританским – характером, он не получает какого-либо длительного и устойчивого удовольствия. Исключительно жадный в том смысле, что его страстные желания не признают никаких границ… он требует немедленного удовлетворения и живет в состоянии беспокойства и постоянной неудовлетворенности своих желаний.
«В нарциссическом обществе – обществе, которое придает все возрастающее значение нарциссическим качествам и поощряет их», он вглядывается в себя так, как будто смотрит на свое отражение в колодце с водой. Лэш считает, что «доминирующие жизненные установки, вроде бы на поверхности столь восторженные и обращенные в будущее, на самом деле проистекают из нарциссического обеднения психики»[95].
С такими пациентами психотерапевтам трудно работать, так как их нарциссизм сильно мешает установлению какого-либо глубокого контакта с ними. Внешне они выглядят так, будто настроены на совместную работу, так как они знают, как им следует выглядеть и вести себя в процессе терапии, они следуют этим правилам, однако, не беря никаких обязательств по вовлечению себя в какие-либо взаимоотношения, они так и остаются изолированными и глубоко одинокими людьми. Поэтому работа с ними (которая часто затягивается на многие годы) превращается в процесс, в котором психотерапевт становится неким хорошо и заранее оплаченным советником или юристом, постоянным источником советов морально-этического плана по всем вопросам, советов, предшествующих всем решениям, тем, с кем следует пообщаться, как только возникает очередная потребность в поводыре. То, что это становится просто издевательством над истинной психотерапией, подразумевается само собой. Обязательные условия для установления межличностного контакта при этом полностью отсутствуют. Вместо этого пациент получает те или иные советы по поводу тех или иных его конкретных решений, что является только подтверждением изначальной проблемы – а именно того, что он не в состоянии самостоятельно принимать решения по вопросам, касающимся его самого. Нарциссизм разрушает индивидуальность, каким бы противоречащим это ни казалось.
Наше общество разделено на два уровня: один из них – это оптимизм, постоянные улыбки (которые особо заметны в телевизионных рекламных роликах, продвигающих океанские круизы с включенными в их программу всевозможными развлечениями), носящиеся по полям или танцующие люди, или они же, но сидящие за рулем «кадиллаков» в эпоху почти что повсеместно победившего счастья. Но это все на поверхности, сразу под которой мы сталкиваемся с депрессивной реальностью: со страхом ядерной катастрофы, с частым и беспорядочным сексом без каких-либо обязательств. «Люди поэтому жалуются на неспособность к чувствам. В них культивируются пустые переживания, они пытаются найти способы, как вернуть к жизни свои дряблые, неповоротливые и инертные тела, возродить желания, которые куда-то делись в результате пресыщения»[96]. Психоаналитики, а не священники стали популярными проповедниками самопомощи. Даже когда психоаналитики говорят о необходимости обрести «смысл» или «любовь», они часто под любовью и смыслом подразумевают удовлетворение эмоциональных запросов пациента, а не близкие отношения. Нарциссизм – это трудности, которые приводят к мучительным переживаниям внутренних противоречий, к блокировке способности к спонтанным решениям, наконец, к необходимости обратиться к психоаналитику.
У людей, являющихся нарциссическими личностями, есть много знакомых, но нет близких друзей. Они чувствуют свою сексуальную раскрепощенность, но им не знакома истинная страсть. Как правило, у них хорошее общее образование, но они отбрасывают в сторону большинство своих интеллектуальных интересов сразу же после окончания колледжа. Люди с нарциссическим складом часто выказывают очень большие способности к игре на рынке ценных бумаг, но рано или поздно биржевая игра теряет для них какой-либо смысл. Они обычно очень хорошо зарабатывают – иногда даже их доходы достигают миллионов, но это приносит им только слабое удовлетворение. Короче говоря, у них есть все, что обещается человеку коммерческой телевизионной рекламой в качестве необходимых составляющих счастья: возможность путешествовать, дорогие машины, красивые женщины, но счастье ускользает от них. Часто они становятся знаменитостями, но при этом ощущают раздражающую пустоту этого статуса. Они современны, их разум изощрен, они уже пообщались с большим числом психоаналитиков, но работа с ними идет трудно и медленно.
Более того, такие люди чрезвычайно одиноки. Кажется, что единственное чувство, которое они способны испытывать, – это ощущение легкой, но всепроникающей депрессии, ощущение того, что жизнь с ее радостями проходит мимо, несмотря на то, что они вроде как имеют в своем распоряжении абсолютно все, – и это просто парадоксально. Как говорит нам де Токвиль, «они никогда не прекращают думать о тех хороших вещах, которых у них нет».
Нарциссическую личность в Америке можно рассматривать как дальнейшее развитие американского мифа об индивидуализме. Это несет в себе новые трудности, заключающиеся в том, что предлагаемые новые методики психоанализа своим результатом на самом деле имеют укрепление нарциссизма, а не его изгнание. По целому ряду причин (одни из которых носят финансовый характер, другие – научно-теоретический, а третьи просто являются следствием роста бихевиористских тенденций в традиционной американской психологии) психотерапия, можно сказать, идет навстречу нарциссизму и чрезмерному индивидуализму, которые только способствуют укреплению друг друга. И наша психотерапия вместо того, чтобы ставить в свой центр человека, пациента, личность, становится все более и более «проблемно-ориентированной».
Наблюдения и выводы де Токвиля находятся в согласии с тем, к чему пришел и Уильям Джеймс, который назвал погоню за успехом «сучьей богиней». Как мы создали ублюдочный брак между индивидуализмом и успехом? То, что мы действительно их «поженили», это достаточно ясно. Как говорил Р. У. Уайт, «[американская] культура делает акцент на индивидуализме в увязке с конкуренцией, которые в достаточно агрессивной манере направлены на непосредственное окружение и которые являются основой как личной, так и коллективной безопасности. Каждый индивидуум должен твердо стоять на своих собственных ногах для того, чтобы иметь возможность драться за то, что хочет получить, – именно такова философия, характерная для культуры»[97].
После окончания гражданской войны потребовался новый миф для того, чтобы поддержать в людях великое стремление к успеху, который измерялся в основном деньгами, но и такие понятия, как статус и престиж, тоже играли в нем свою роль. Нам требовался миф, который поддерживал бы и вдохновлял нас в поклонении этой «суке – богине успеха». Стремление к успеху опьяняло людей и скоро стало отождествляться с индивидуализмом в виде знаменитой американской мечты.
Заявление лидера одного из самых первых поселений колонистов в Массачусетском заливе – губернатора Джона Уинтропа – о том, что богатство исходит от Бога, хорошо соответствовало кальвинистской доктрине, говорившей, что богатый человек является хорошим человеком именно из-за своего богатства, так как оно выступает доказательством того, что ему благоволит Бог. Этот новый миф, возможно, наиважнейший в американской истории последнего столетия, был донесен до нас во многих рассказах и повестях, вышедших из-под пера Горацио Элджера. Он породил мифическую парадигму о «человеке организации». Своим пересказом одной из таких историй – Struggling Upward or Luke Larkins’ Luck («Прорываясь наверх, или Удача Люка Ларкина») – я обязан Джеймсу Оливеру Робертсону и его книге American Myth/American Reality («Американский миф/Американская реальность»)[98].
Рассказ впервые вышел в нескольких номерах журнала с удачным названием «Пути к успеху», а затем было продано 50 миллионов экземпляров тонкой брошюры, в виде которой он был издан; прочитан же он был еще большим числом читателей. Рассказ начинался с описания типично американской забавы – соревнования, в данном случае скоростного бега на коньках. Рэндольф Дункан, чьим отцом был банкир Принс Дункан, выказывавший все возможные признаки своего происхождения из среды европейской аристократии (среди которых было имя отца – Принс), попал в один забег с Люком – пареньком из бедной семьи, сыном вдовы плотника. Люк начал зарабатывать на жизнь в качестве дворника-уборщика в школе. Он описан как «готовый вкалывать, надежный, щедрый и великодушный» человек, а его лицо имело «приятные черты», к тому же у него был «теплосердечный и решительный взгляд».
Люку ставит подножку один из приятелей-сообщников Дункана, поэтому он проигрывает забег, а с ним и часы Waterbury, которые были главным призом соревнований. Когда Люк подходит к Дункану, чтобы поздравить его, тот покровительственно замечает по поводу этого приза: «Ты бедняк. Для тебя они ничего особо не значат». На что Люк отвечает: «Я ничего не знаю об этом, Рэндольф. Но время, кажется, должно быть одинаково важно и для бедного парня, и для богатого». Под этим подразумевается, что время – деньги для корпораций и их сотрудников: все должно происходить в должное время, хотя часы и являются предметом роскоши для фермера или дворника.
Люк затем счастливо избегает обвинений в преступлении, которое он не совершал, в чем ему помогает «высокий незнакомец загорелого вида», который берет его с собой в Нью-Йорк, где Люк встречается с господином Армстронгом. Тот замечает, что Люк – «старательный и хороший паренек, также и смышленый. Мне стоит задуматься, может быть, я могу дать ему шанс подняться? Он выглядит абсолютно надежным и заслуживающим доверия». Следует обратить внимание на слово «подняться» – успех означает бесконечный подъем наверх.