Силы Хаоса были окончательно сокрушены. Когда погиб Князь Демонов, Хрот Кровавый, они полностью утратили возможность сопротивляться. Многие племена бежали в окружающие Талабхейм леса по Пути Волшебника, но остальных уничтожили солдаты Империи под командованием капитана фон Кесселя.
Скавены, лишившись предводителя, рассеялись кто куда. Кто-то полез через стены, другие устремились обратно в Талабхейм, убивая всех, кто попадался на пути, потом ушли в подземелья.
Император лично поблагодарил инженера Маркуса, и тот на долгие годы остался в Талабхейме руководить восстановительными работами в туннелях.
Воинственный жрец Гунтар оправился от ран и путешествовал по Империи, искореняя зло повсюду. Он уничтожил вражеские банды, прячущиеся в лесах близ Талабхейма, разоблачил служителей темного культа при дворе самого Императора и провел последние годы своей долгой жизни в уединенном храме Зигмара в горах Остермарка.
Стефан перенес тело эльфийской волшебницы Аурелион на остров Ультуан, где ее похоронили с великими почестями и долго скорбели о ней. Ее статуя из цельной глыбы безупречно белого мрамора была поставлена в недавно основанных Магических Коллегиях Альтдорфа.
Десять лет спустя разведчик Вильгельм хладнокровно убил ни в чем не повинного человека и бежал в леса. Последние дни он провел как матерый преступник, грабя и убивая всех, кого только встречал.
Существо, которое было Судобаалом, под покровом темноты покинуло тело и нашло себе новую физическую оболочку, куда более крепкую. Оно проползло по усеянному трупами полю и нашло меч — Убийцу Королей, потом покинуло Талабхейм и направилось далеко на север искать Хрота Кровавого, бессмертного господина, с которым было связано нерушимыми узами.
Тело Рейксмаршала нашли в окружении более чем двадцати мертвых скавенов. Он погиб, сражаясь за Империю, и в память его было устроено великое всеобщее празднество.
Стефан фон Кессель стал графом-выборщиком Остермарка и еще не раз сражался с врагами Империи. Его знали как честного и достойного правителя, и в бою он всегда лично вел войска вперед. У него был лишь один наследник, и его благородная кровь течет в жилах представителей дома Остермарка.
Натан ЛонгБитва за Перевал черепов (не переведено)
Не переведено.
Роберт ЭрлРастоптанная честь (не переведено)
Не переведено.
Бруно ЛиКрысиный прилив (не переведено)
Не переведено.
К.Л. ВернерРунный коготь (не переведено)
Не переведено.
Дэн АбнеттУжасный груз (не переведено)
Не переведено.
Фил КеллиФлот Ужаса (не переведено)
Не переведено.
Джастин ХантерВыкованный в битве (не переведено)
Не переведено.
Ричард Ли БайерсВнутренний враг (не переведено)
Не переведено.
Роберт ЭрлРазвращенный (не переведено)
Не переведено.
Брайан КрейгВино Мечтаний (не переведено)
Не переведено.
Мэтт РальфсКровь и песок (не переведено)
Не переведено.
Адам ТрокНа службе Зигмара (не переведено)
Не переведено.
Ник КаймИдеальный убийца (не переведено)
Не переведено.
Ричард ФордМалое милосердие (не переведено)
Не переведено.
Роберт АлланСыны Империи (не переведено)
Не переведено.
Роберт БаумгартерДар демона (не переведено)
Не переведено.
Пол КеллиПорченная кровь (не переведено)
Не переведено.
Дэвид ЭрлДилемма убийцы (не переведено)
Не переведено.
Росс О'БрайенПоследняя поездка Хейнера Ротштейна (не переведено)
Не переведено.
Джош РейнольдсМертвецкий покой (не переведено)
Не переведено.
Фрэнк КаваллоВладыка-Лич (не перведено)
Не переведено.
Энди ХоарБич людей (не переведено)
Не переведено.
К.Л. ВернерБолотные огоньки (не переведено)
Не переведено.
Энди СмайлиПожиратель гор (не переведено)
Не переведено.
Джонатан ГринПоследняя битва Сира Дагоберта (не переведено)
Не переведено.
Роберт ЭрлКошка из колючей проволки
Зверь по имени Скиттека сидел в темноте. Сидел и думал, и гладил свою домашнюю зверушку. Его выгрызенное в камне логово освещал единственный фонарь. Пламя за стеклом давало совсем немного света, лишь чтобы заставить мерцать глаза-бусинки, хотя и этого «немного» было достаточно, чтобы светлые волосы его зверушки засияли. Всё же остальное было в тени.
У Скиттеки раньше никогда не было питомца. Даже если не принимать в расчёт всё остальное, немногие люди могли вынести его прикосновение. Почти все съёжились бы и отпрянули, или даже не выдержали бы и попытались сбежать. Но Адора не была большинством. Она мурчала, когда он перебирал грязными когтями её волосы, и терпела грызуньи ласки, не дрогнув и даже с абсолютной имитацией удовольствия.
— Я гадаю, кошечка, — сказал грызун, — сколько же мне ещё придётся ждать, чтобы стать главным надзирателем.
Хоть Скиттека и был крупным, но голос его был пронзительным скрежетом, как ногтями по кровельному шиферу. Впрочем, сейчас Адора ничего не имела против. Как раз наоборот, когда она наклонила голову, чтобы послушать, в глазах светился интерес. И его-то изображать точно не пришлось.
— Рабы гадают о том же, хозяин, — сказала она голосом, выверенным и доведённым до совершенства в течение многих часов; голосом, лежащим как раз между ужасом и восхищением; голосом, услаждающим уши зверя. — Они видят, что вы самый могучий и самый великолепный. И боятся, что, когда это произойдёт, им придётся работать сильнее.
Скиттека присвистнул от удовольствия, огромные передние резцы блеснули в тусклом свете.
— И правильно делают, — похвастал он, запуская когтистые лапы ещё глубже в светлые волосы, чтобы показать своё удовольствие. — Этот глупец Иваскик не знает, как приструнить людей. Его надо устранить. Заменить.
Но дрожание лапы противоречило вызывающему тону, и Адора почувствовала краткое раздражение.
Так что подумала об отце. Он умер, когда она была ребёнком, и всё, что она помнила, было доброе лицо, запах дымящейся трубки и одну фразу, которую отец сказал, а она поняла и запомнила. Это плохой мастер, сказал он трёхлетней девчушке, который винит инструмент. Может, сейчас бы он гордился, зная, что кем бы не стала Адора, плохим мастером она не была. Игнорируя дрожь в лапе, она выгнула спину и замурлыкала так, как нравилось Скиттеке.
И сказала, когда тот перестал трястись: — Некоторые рабы слышали, что вчера говорил Иваскик, стоя в главной шахте и прячась за своими штурмовиками.
— Прячась, да, — сказал грызун, от этого слова воспрянувший духом. — И что же он говорил?
— Говорил, что устал всё время бояться, — решилась Адора. — Сказал, что с него уже хватит, и всё, чего он хочет — вернуться в нору и заделать много крысёнышей.
— Сказал, что с него хватит? — спросил Скиттека, и голос его был похож на клинок, скользящий по точилу.
— Так мне сказал раб, который это слышал, — сказала Адора, задумавшись, не зашла ли она слишком далеко.
Зашла.
— Нет, — сказал Скиттека. — Иваскик не мог сказать такого, тем более своим штурмовикам. Они убили бы его на месте.
— Должно быть, раб понял неправильно, — сказала Адора, перекладывая вину на другого с уже привычной лёгкостью.
— Может быть, — сказал крысюк, схватив клок её волос и потянув так, что каждый корешок закричал от боли. — А может, солгал. В любом случае, ему нельзя доверять. Кто это был?
Большинство людей бы поколебалось. Даже те, чью совесть уже давно пожрал ужас, не смогли бы так быстро и не моргнув глазом назвать козла отпущения. Но Адора не была большинством.
— Это был Жюль, — подписала она смертный приговор с инстинктивным пониманием того, кто представлял для неё ценность, а кто нет.
— Жюль, — произнёс Скиттека, пробуя на вкус имя жертвы, как какой-нибудь лакомый кусочек. — Жюль. Очень хорошо, кошечка. Пришли его ко мне. Я прочищу ему уши.
Адора притворилась, будто разделяет веселье зверя, вторя его убийственному смеху, похожему на шипение гадюки.
— Но сначала, — сказал он, кидая что-то, сочно ударившееся об каменный пол, — поешь, моя кошечка. В этой шахте мне нужны здоровые, полные сил помощники.
В грязи, поблёскивая, лежал бесформенный комок плоти. Адора бурно благодарила, когда ползла к нему. Это было мясо. Не больше и не меньше, твердила она себе. Мясо. Здесь, внизу, ты можешь есть его или быть им, но, в любом случае, мясо было жизнью. Отгрызла кусок и проглотила. Потом пошла искать Жюля.
Скиттека убил Жюля не сразу. Он никого не убивал быстро. Несмотря на глупость и неуклюжесть, у зверя была аккуратность хирурга. И раны, нанесённые им, хотя и всегда были смертельными, но редко убивали немедленно.
Адора нашла своего козла отпущения лежащим сбоку одного из входных туннелей. Его оставили здесь в назидание другим рабам, медленно тащившимся мимо кривых и дрожащих подпорок в зловредное мерцание главной шахты. Внутренности Жюля, заплетённые в причудливые узлы, лежали рядом. Конечности заканчивались прижжёнными обрубками. Его ослепили. И не только.