Флориан отвернулся на запад, чтобы скрыть чувство, сокрушившее ледяную стену, которую так долго возводил вокруг его сердца и души Ясус Фиемм. И тогда он увидел нечто, от чего у него перехватило дыхание.
Отовсюду, с полей и ферм уходили люди: на лошадях и гружёных повозках, погоняя перед собой стайки гусей, прихватив всё, что моги унести на своих спинах.
И направлялись они не к городу, вереницы людей тянулись на восток, прочь от далёкого моря, будто с самого начала знали, что тому, кто придёт с намерением вернуть эти земли Закону, не хватит на это решимости.
Он хотел крикнуть им, сказать, что бежать нет нужды, что он очистил город и замок от зла, но, стоило ему открыть рот, как он обнаружил, что не может вымолвить ни слова.
И когда Флориан снова повернулся на запад, он увидел, что высокие серые волны уже начали пожирать землю, которую холодное тёмное море вверило на время человеку.
Сэнди МитчеллТильянская крыса
Это был один из тех мариенбургских туманов, когда погода, не в силах определиться, пора ли начинаться зиме, чередует то заморозки, то солнце с дождём. На закате, когда основательно подмораживает — так что лужи трещат под ногами прохожих — в каналах, которые, подобно венам, проходят по городу, занимается дымка.
Она образуется всегда неспешно, в виде ровной и спокойной пелены над поверхностью воды, такой, что кажется, будто толкающиеся на каналах морские и речные суда плывут по облакам, а сотни мостов, которые, словно ремни, стягивают друг с другом островки Рейкмута, висят в воздухе без какой-либо поддержки. Лёгкий бриз нагоняет рябь, вылепливая из водных испарений замысловатые фигуры, которые пропадают из виду, стоит на них взглянуть. Когда ветер крепчает, туман начинает бурлить, обвиваясь вокруг опор причалов, и поднимается всё выше, пока, наконец, не разливается лениво по улицам, словно призрак самой реки.
И как только это происходит, город преображается. Идёшь по улице, и ты сам, будто привидение, накрытое погребальным саваном. Факела горят неровно, свет их пожирает удушающая серая завеса; голоса стоящих рядом людей становятся приглушёнными, слова как будто жмутся поближе к говорящему.
Ничто из этого, впрочем, не трогало Баттермира Уорбла, который, уютно устроившись в своём любимом уголке, в «Переднике Эсмеральды», пивнушке полуросликов на окраине эльфийского квартала, настойчиво перебирал меню. Самой большой в его жизни проблемой на тот момент был выбор между двумя видами десерта: суфле из грецких орехов или вишен бретоннез. Так что, когда с грохотом распахнулась входная дверь, и на пороге робко замаячили грядущие неприятности, он не сразу заметил её.
Конечно же, в тот момент ничто не предвещало проблем, по крайней мере, на обывательский взгляд, но у Уорбла на неприятности был нюх, и, когда женщина закрыла за собой дверь, оборвав щупальце тумана, прокравшееся за ней в зал, он поднял глаза, чтобы поглядеть, что за шум.
В гостье не было ничего очевидно заметного, за что Уорлб мог бы зацепиться, кроме, пожалуй, внезапного дурного предчувствия. В «Переднике» можно было часто увидеть эльфов: здешняя кухня очень недурна, да и само заведение располагалось недалеко от их части города. В таверне уже сидели, неуклюже уткнувшись коленями в полуросликовские столики, несколько представителей этого народа. Женщина стояла у двери и торопливо оглядывала зал, как будто искала кого-то, и Уорбл решил, что она пришла встретиться с друзьями.
Но он кишками почувствовал, что ошибается и, когда их взгляды пересеклись, и она направилась через зал прямо к нему, он ничуть не удивился.
В вечерние часы в «Переднике» всегда было много народа, так что пока гостья проталкивалась к столику, Уорблу хватило времени, чтобы основательно её рассмотреть. Одежда на ней была качественная, но непримечательная: зелёный шерстяной жакет, узкие брюки того же цвета и чёрный кожаный табард; крепкие, испачканные грязью сапоги и тяжёлый чёрный плащ. Заострённые уши, зелёные глаза — обычная эльфийская внешность; Уорбла удивили лишь её волосы: они густыми кудрями ниспадали ей на плечи, а цветом были, как новенький, только что отчеканенный медный пенни. Рыжие почти не встречались среди эльфов; Уорбл точно ни одного не видел, а, как говорят в народе, если нет в Мариенбурге, значит нигде нет.
— Господин Уорбл?
Голос у неё был контральто: низкий, тёплый, будто густой сироп.
Полурослик кивнул и предложил присесть. Даже так гостья была значительно выше него, но теперь, он хотя бы мог говорить с ней, не заламывая головы.
— Просто Сэм, — сказал он. — Баттермиром меня зовёт только матушка, и это её личное изобретение.
— Сэм, — произнесла она. Слушать её, что тонуть в мягком шоколаде. — Мне нужна помощь.
— Всем нужна, — ответил он, раздумывая над суфле. — В таком мире живём.
— Да, особенно, если ты из Фейсс Мабдон, — горько сказала эльфийка.
Уорбл махнул было рукой, чтобы подозвать официантку, но, услышав её слова, замешкался. Он поднял голову и посмотрел гостье прямо в глаза. Он уже видел нескольких беженцев в лохмотьях, которые добрались до Пустоши пару месяцев назад, торговцы подобрали их где-то посреди океана. Какие бы вести они не принесли, те неизбежно перевирались, распространяясь от улицы к улице, но он был уверен, что, если согласится выслушать гостью, то узнает нечто такое, от чего ему станет не до еды.
— Продолжайте, — наконец сказал он, когда любопытство одержало верх над его более материальными аппетитами.
Она помолчала немного, собираясь с мыслями.
Гостью звали Астра, и рассказ её во многом, сходился с тем, что Уорбл уже слышал то тут, то там. Давно было известно о том, что тёмные эльфы вторглись на северные острова эльфийского королевства, и большая часть населения Фейсс Мабдон сгинула в море, спасаясь от марширующих по улицам вражеских солдат. Однако к чему полурослик точно был не готов, так к историям о зверствах, которые чинили захватчики. Для несчастных беженцев верная смерть в водах океана представлялась перспективой неизмеримо более привлекательной. Уорбл оказался прав — аппетит у него пропал.
— А где же в вашей истории вы сами? — спросил он, когда эльфийка окончила рассказ. — С вами, по-видимому, всё в порядке.
— Меня там не было. — Её глаза сверкнули, всверливаясь в глаза Сэма яркими, холодными изумрудами. — Я находилась в Люстрии по торговым делам. А когда вернулась… — Астра сделала паузу. — Там, где стоял город, теперь дым от пожарищ. Я лишь надеюсь, что моя семья нашла лёгкую смерть в океанских волнах, а не…
— Сочувствую. — Уорбл кивнул. — И всё же не понимаю, зачем вы пришли ко мне.
— Из всех наших семейных реликвий осталась лишь одна. Небольшая статуэтка в виде крысы. Сама по себе она ничего не стоит, но для меня — бесценна. — Гостья понизила голос. — Я брала её с собой в Люстрию. Но, когда мы прибыли сюда, её… Её украли.
Голос эльфийки дрогнул, и Уорбл машинально погладил её по руке.
— Не везёт, так не везёт, — сказал он.
Астра шмыгнула носом и попыталась выдавить улыбку.
— Я поспрашивала у людей, и мне сказали идти к Сэму Уорблу. Если кто в Мариенбурге и сможет найти её, так только вы.
Полурослик неспешно кивнул.
— Сделаю всё, что смогу, — сказал он. — Но ничего не обещаю. У нас большой город. К тому же мои услуги обходятся недёшево.
— Я заплачу́.
На её лице засверкала самая настоящая улыбка, яркая, ослепительная, как луч солнца, прилетевший с моря ясным зиними утром.
— Я беру по тридцать в день, плюс дополнительные расходы, — заявил Сэм.
Он думал, что Астра будет торговаться, но она лишь кивнула, достала кошель таких размеров, что не пролез бы в глотку даже троллю, и принялась отсчитывать монеты. Лишившись тридцати крон, причитающихся Уорблу, он практически не полегчал.
— У вас, должно быть, неплохо идут дела.
— Вполне. Когда вы можете начать?
— Уже, — Сэм отодвинул от себя пустую тарелку. — Как мне вас найти?
— В «Парящем Лебеде». Знаете, где это?
Полурослик знал каждый постоялый двор в Мариенбурге и просто кивнул.
— Спросите Астру.
— Это там вы потеряли статуэтку?
— Да. Я весь день была на рынке, а когда вернулась, всё в номере было перевёрнуто.
— Неудивительно, — заметил Уорбл. — Если у кого-то в городе так хорошо идут дела, слухи об этом разносятся быстро. Пропало ещё что-нибудь?
— Нет, — покачала головой Астра. — Только статуэтка. К счастью деньги в тот день были при мне.
— Вы можете её описать? — спросил Сэм.
На секунду эльфийка задумалась.
— Статуэтка крысы, примерно восемнадцати дюймов в высоту, — Астра подняла руку над столом, показывая размер. — Отлита целиком из латуни, так что весит порядочно. Крыса в броне и с мечом, стоит на задних лапах, на куске красного кварца, впившись когтями в камень, чтобы удержаться на месте. — Её глаза помутнели, в голос закрались мечтательные нотки. — Отец привёз её из Тилии задолго до моего рождения. Я частенько играла с ней, когда была маленькой. Она казалась мне забавной.
Уорбл кивнул. Шансов было немного, но он готов был сделать всё, что мог.
На следующий день он с энтузиазмом взялся за дело, но, как и ожидал, отработал впустую. У его приятелей перекупщиков было пусто: Сэм пересмотрел столько латунных грызунов, что их хватило бы на целую канализацию, но ни у одного не было подставки из красного кварца. Ближе всего он подобрался к статуэтке у Старика Харальда, потрёпанного жизнью человека непонятного возраста, который держал антикварную лавку у самых Рыбачьих ступеней. Если ты вознамерился найти её, нужно было заранее знать, куда идёшь, ведь в тесном переплетении улочек и переулков легко сбиться с пути, а порой чудилось, что этого места и вовсе нет.
— Тоже её ищешь, верно? — спросил он, когда Уорбл, кажется, уже в двухтысячный раз закончил описывать крысу.
Глаза Харальда блеснули голубым в пропахшем плесенью магазине, отразив пламя свечей, которые владелец расставил беспорядочно среди развалившихся куч товара, и на мгновение нетрудно было поверить уличным байкам о странных магических артефактах, который иногда попадали к нему в руки. Был почти полдень, но туман на улице стоял небывалый; день только тем и отличался, что Уорбл шагал по улицам не в синячно-фиолетовой дымке, как прошлым вечером, в небольшом пузыре молочного цвета. Он задрал голову и посмотрел человеку в глаза.