– Нет. Промахнулась, – Ульяна обхватила вертикальный уголок двумя руками. – Дядя Денис, я еще отдохну.
– Что у вас там? – снизу спросил Игорь.
– Все хорошо!
На шум спустился Федор с лампой, занимавший срединное место.
– Денис, пусть Ульяна садится тебе на спину, я прихвачу ее веревкой, и тогда вам будет проще подниматься, – предложил Денис. – Главное, чтобы ты крепко держалась за шею дяди Дениса, – предупредил ребенка Федор.
Ульяна часто закивала головой.
Так и сделали. Денис, почувствовал себя мамашей обезьяной с ребенком на спине. Ульяна хоть и была ребенком, но прибавление веса сказалось. Денис выдохся на восьмидесятой поперечине.
– Ты не устала? – спросил он Ульяну.
– Не-а.
– Я чуть-чуть устал. Посижу, отдышусь и дальше.
– Ульяна? – раздался совсем недалеко голос Евгения.
– Мы скоро, – пообещал ему Денис. – Как там у тебя?
– Темно и жарко. Пахнет странно.
– Слышно что-нибудь?
– Только, как ветер свистит. Больше ничего. Одному тут даже как-то боязно.
Отдышавшись, Денис без остановок добрался до верха. Евгений отвязал Ульяну. Дочь перебралась на руки к отцу. Они долго стояли обнявшись.
– Далеко отходил? – спросил Денис у Евгения, когда он спустил дочь с рук.
– Нет, боялся потеряться. И тебе не советую.
Денис осветил лампой то место, где они стояли. Размытая водными потоками влажная земля с кусками строительного мусора в ней. В принципе, Денис себе так и представлял, как будет выглядеть разрушенная, затем сожженная и промытая поверхность.
– Я полез обратно, скажу всем, что ничего страшного здесь нет, – Денис направился в сторону поднимающейся над краем расщелины конструкцией.
Он замер на полушаге. Ему послышался шум шагов.
– Тихо! – Денис поднял вверх палец. – Слышите?
Евгений замер. Он тоже услышал и убрал Ульяну за спину, выставив перед собой лампу. Топот ног приближался и вот в тусклом свете фонаря из тумана показался обезображенный тощий пес, с ввалившимися боками и торчащими под кожей ребрами. Он сел и мирно завилял хвостом по земле, глядя на людей единственным уцелевшим глазом.
– Ты кто, призрак? – спросил у него Денис.
глава 14
Глава 14
С каждым днем Зарянка все меньше походила на остров, отрезанный от остального мира. Вода отступала, уходила в сторону поймы реки, обнажая потемневшую землю. Ступать по ней еще было нельзя. Провалившись глубоко в грязь, можно было обжечься о законсервированный в ней жар. Земля продолжала отдавать его, подогревая влажные верхние слои, из-за чего над ней всегда висела влажная дымка.
Временами налетал шторм, приносящий обильный дождь, смывающий остатки почвы в воду. Овраги, размытые сходящими вниз к реке потоками, ширились. Поля вокруг городища краснели большими глиняными проплешинами, не сулившими никакого сельскохозяйственного интереса в будущем.
В поселке кипела жизнь. С утра до вечера стучали молотки, вжикали пилы, из кузни поднимался черный дым. К радости всех и особенно Харитона, кузня не сгорела. Запасам угля ничего не стало. Харитон, со Вторушей на побегушках, перековывал из любого железа скрепки для стяжки бревен, костыли и прочие вещи, необходимые для восстановления домов.
В первую очередь надо было позаботиться о крышах, которые текли, иначе ни о каком приемлемом комфорте не могло идти речи. Дерево пересохло от жара, покорежилось, приходилось разбирать крыши, чтобы накрыть хотя бы пару изб. Гидроизоляционный материал, скрытый под крышей от глаз туристов, от температуры превратился в труху, и теперь все зависело только от подгонки досок.
Одним из удивительных событий, случившихся вскоре после выхода из погреба, стала находка запеченной туши лошади. Бедное животное покрылось толстой обуглившейся коркой, но под ней оказалось вполне себе съедобное мясо, которое составило основной рацион взамен приевшихся консервированных овощей. Вторуша признал в лошади норовистую Гайку. Остальные животные, видимо, сгорели дотла вместе с сараями, не оставив после себя даже костей.
На свежем воздухе, наблюдая результаты последствий катастрофы, все яснее приходило понимание ее глобальности. Между обитателями Зарянки усилилось чувство общности, сплоченности и осознания некоей миссии, и в то же время появилось чувство коллективного одиночества, словно им начертано жить в изоляции до скончания веков.
Гордей занимался тем, что разрубал конские кости и убирал их в погреб, чтобы в будущем, когда наступят тяжелые голодные времена, достать их и выварить до основания. В том, что эти времена наступят, никто не сомневался. Добыть пропитание было неоткуда. Пока же покинуть Зарянку не представлялось возможным. Были некоторые надежды на зиму, которая скует сырую землю, чтобы можно было по ней дойти до станции или еще куда, чтобы попытаться найти еду.
В этот день Гордея одолевали мрачные мысли. Он старался гнать их от себя, разумом понимая, что случившееся с ним это чудо, и все, что будет случаться дальше, нужно стоически принимать и благодарить Бога за то, что он сохранил ему жизнь. Однако доводы разума не всегда доходили до хандрящей души.
Хандрил Гордей от мысли, что из-за подпорченной кармы ему придется быть одному до самой смерти. По молодости он любил женщин, как охотник. Относился к ним, как к дичи, испытывая настоящий азарт от выслеживания, загона и контрольного выстрела в постели. После удачной охоты интерес Вадима, как его звали от рождения, к добыче пропадал. Чтобы вкусить полноту жизни, ему нужен был следующий объект охоты.
И вот как-то отлаженная схема сломалась о неприступную Майю. Нашла коса на камень. Девушка понизила статус альфа-самца до уровня неуверенного в себе неудачника. Все отработанные приемы на нее не действовали. Майя смотрела на Вадима, как на пустое место, отчего в его глазах горел безумный огонь желания обладать ею. Он потерял рассудок и попытался взять Майю силой. Девушка сопротивлялась, и Вадим не рассчитал своей силы. Ему показалось, что он убил ее.
Испугавшись, он бежал из города, моля судьбу затерять его следы в огромной стране. Вадим много колесил автостопом, пока случайно не наткнулся на объявление о наборе в какой-то реставрационный проект. Его взяли за подходящий типаж. Прошло несколько лет, полных раскаянья и переосмысления себя. Новое имя, иная атмосфера, как ему казалось, вылепили из него нового человека. Когда случилась катастрофа, Гордея не раз посещали мысли, что наказания он избежал, но внутреннее наказание ему еще предстоит, и виделось оно ему в одиночестве до самой старости.
Понимая, что это заслуженно, на душе легче не становилось. Иногда он думал подкатить к Аглае, но она ему сильно напоминала Майю. Несмотря на то, что они проработали вместе много времени, он чувствовал, что они не одного поля ягодки. Аглая будто видела его насквозь, и точно знала, что Гордей не вариант для нее. Вот барин, по его разумению, подходил Аглае гораздо лучше, несмотря на разницу в возрасте. Они понимали друг друга с полуслова, будто находились на одной волне. И это добавляло Гордею невеселых мыслей.
Он и Вторуша, который был согласен на любые проблемы, кроме голодовки, оставались в коллективе как два отщепенца, которым не положены женщины. Похоже, Вторушу это не беспокоило, а вот Гордея это занимало самым серьезным образом. Ему казалось, что из всех жителей Зарянки он больше всех думал о начале того времени, когда можно будет идти на разведку окрестностей.
Дожди выпадали грязные. После них деревянные поверхности изб выглядели серыми, а руки пачкались от прикосновения к ним. Александр считал, что в воздухе много вулканической пыли, которая после столь мощного землетрясения и последовавших за ним извержений еще долго будет вымываться из воздуха. Он рассказал о периодах истории, когда после крупного извержения вулкана наступали года без лета. Часто во время обеденных перерывов, когда коллектив собирался в восстановленной избе, начинались дискуссии на тему будущего.
– Теоретически и нас должна ждать суровая зима, но это неточно. Возможно, что не эта зима будет суровой, а следующая, потому что развеять такое количество тепла, запасенного в почве и атмосфере, насыщенной влагой, потребуется время.
– Жаль, – покачал головой Гордей, думая о своем. – Хотелось бы в эту.
– Не терпится сорваться с места? По первому льду? – усмехнулся Харитон.
– Не терпится, – согласно закивал Гордей. – Чего жрать-то будем?
– Это, конечно, будет для нас самым серьезным делом на ближайшее будущее, но пока любая вылазка мне кажется самоубийственной.
Народ поддержал Александра короткими репликами и вздохами.
– Это теперь получается, каждый метр земли считай ловушка, – деловито заметил Вторуша. – Не дай бог провалишься в лужу, которая еще не остыла, считай капец, сварился.
– Да остынут они скоро, не переживай. Осень скоро, похолодает…
– Дожди начнутся, – перебила Гордея Аглая.
– И пусть, говноступы сделаем, чтобы по грязи ходить. Реально же в широкой обуви ходить по жиже?
Вторуша зачем-то посмотрел на свои босые грязные ноги, на которых налипли куски грязи и потер их друг о друга.
– Грязь налипнет. У нас же глина. Ноги не поднимешь.
– Прямо безысходность какая-то, – Гордей поднялся и выглянул в окно, словно хотел увидеть в нем подсказку, которая поможет ему организовать экспедицию. – Знаете, а я отсчитаю еще десять и дней и пойду. Один. Дойду до станции, осмотрю, что там и вернусь. Если повезет, принесу чего-нибудь, по крайней мере, информацию. Не повезет…, ничего не изменится. Баню только не запустите.
Аглая встала из-за стола и подошла к Гордею.
– А что ты вдруг стал таким фаталистом?
– Не фаталист я, реалист. Схожу один, зарисую маршрут, отмечу интересные или опасные места, чтобы в следующий раз можно было смелее идти скопом. И даже не думайте возражать, я отпрашиваться не буду. Решил пойти – пойду.