еня внутри словно что-то вроде шума. Я не могу объяснить, что это. Это как паучье чутье, какое-то сверхъестественное чувство.
Все, что я знал, это то, что творится странная херня. Поэтому я ушел с тротуара. Как только я сошел с тротуара, к нам подъезжают полицейские и оперативная группа по борьбе с наркотиками. Они появляются только тогда, когда агент совершает покупку с мечеными купюрами. В тот день была целая команда этих кренделей.
Meth, конечно, сучоныш. Я оборачиваюсь, смотрю ему прямо в глаза, мне не пришлось даже двигать губами. Карл Льюис в движении. Он исчез. Он не стал тратить время на то, чтобы осмотреться. Он просто знал, что нужно делать, потому что я посмотрел ему в глаза. В тот момент, когда я обернулся и посмотрел на него, он уже стал «Человеком тьмы»[28]. Можно было заметить только его зеленый плащ, мелькнувший у подъезда.
К тому времени, как он скользнул внутрь, полицейские уже проходили через заднюю дверь к передней части здания. Он прошел мимо этих ублюдков, поднялся по лестнице, избавился от товара и вышел.
И он такой: «Ух! Йоу, йоу! Чувак, я читаю твои мысли!»
Я просто ухмыльнулся и сказал: «Читаешь. Я знаю. Знаю».
Африканцы, арендовавшие нам тачки, в свое время нам очень помогли. Мы стали более мобильными. Могли оперативно добраться в центр за товаром, могли просто спокойно кататься по городу. Мы встречались с чуваками из разных кварталов и осваивали новые территории. Каждый уик-энд мы ходили гулять. Наш пра́джект становился городом-призраком. Наша работа стала напоминать обычную пятидневку. В выходные мы действительно не хотели слышать о наркоманах и прочем дерьме. Конечно, барыги оставались на точках. А мы лишь подвозили пакеты, забирали деньги, катались по округе и курили.
Все это время я учился в средней профессиональной школе «Макки». Чтобы туда попасть, я сдал вступительный экзамен, какой-то тест на способности или что-то типа того. Это была специализированная школа, и я сделал все, чтобы попасть в нее.
Чуть позже я понял, что мне уже не нужно торчать на улице, чтобы обеспечить себя стабильным заработком. Я вставал в восемь утра, раздавал пакеты чувакам, и они заставляли мои деньги работать, пока я учился. К трем часам, когда я возвращался из школы, все было продано. Так что я просто забирал свои деньги и сливал новую партию.
Затем я шел домой и делал домашнюю работу. Я выходил снова либо поздно вечером, либо рано утром по дороге в школу, собирал свои деньги и выдавал новые пакеты. Все это превратилось в рутину. Я позволил твердолобым ублюдкам, которые хотели торчать дома и оставаться необразованными, продавать мой товар, пока я был в школе. Я знал, что эти чуваки всегда будут такими. Они никогда не ходили в школу и никогда не выходили за пределы района. Они были счастливы, просто делая то, что делали.
Мы все барыжили на Острове, но мне никогда не нравилось торчать на точке каждый день. Я не хотел, чтобы меня знали копы, любопытные соседи и стукачи. В любом случае помимо школы я все равно не хотел торчать в Хилле весь день. Уж точно не тогда, когда был у тебя город, который можно было исследовать.
По выходным мы ездили в центр за товаром или в Бруклин за хорошей травой. Мы отправлялись в «Хэнкок», который держали растафарианцы и ямайцы. Либо ехали в центр города и покупали «куриный пакетик», это когда ты платишь 20 долларов и получаешь травы на 50–60 долларов. Там была настолько высокая конкуренция, что, чтобы удержать клиента, дилерам приходилось сбывать товар по дешевке. В пакете было так много травы, что ты мог привезти ее на Остров, разделить и навариться. Пара выездов, и прибыль тебе обеспечена. Были всевозможные варианты заработать, и мы пытались использовать, черт возьми, все до единого.
Это твое
Я знал, как распоряжаться деньгами. У тебя должны быть отложена часть для залогов и гонораров адвокатам для торговцев, которых поймали. Тебе нужны были дополнительные деньги для следующей закупки на случай, если в этот раз что-то пошло не так. Я всегда следил за тем, чтобы мои счета были оплачены и мои люди в порядке. Но я знал, что мрачные дни не за горами. Полиция ловила моих барыг то тут, то там, пакеты терялись или конфисковались, а точки грабили. Нужно было многому научиться, а когда ты учишься на своих ошибках, приходится тратить деньги на их исправление. Ты должен был защищать себя и свою банду, особенно когда ты делаешь что-то грязное.
Тем не менее мы все равно были группой подростков-отморозков с огромным доходом. Поэтому на оставшиеся деньги мы покупали самые крутые шмотки и побрякушки, поло, цепи, кроссы Gucci, очки – все это было на пике в эпоху крэка. Это мы задавали тренды наркодилерского шика, которому подражают и сегодня.
Кроме того, я все больше развлекался и ездил по городу, мне нужно было выглядеть соответственно. Я носил Gucci, Ralf Lauren и какую-то мягкую и приятную херню. Я был на всех сумасшедших концертах, на которые мог достать билеты (мы могли просто ввалиться на шоу), потому что у меня всегда были на это деньги.
И как только кирпич снова превращался в 40 тысяч долларов, я откладывал деньги на разные издержки. Я бы разорился на какую-нибудь ненужную херню, но большая часть моих денег уходила на покупку новой партии, чтобы мой район работал бесперебойно, не допуская провалов. Я стремился усовершенствовать свой бизнес, чтоб он работал, как отлаженная машина, без сбоев, и мне бы удавалось получить хорошую маржу.
Я изучал финансовую грамоту методом проб и ошибок. Когда ты добиваешься успеха на улице, никто не учит тебя этому. Они не учат налогообложению, не учат тому, что такое пенсионные отчисления, налоговые списания, составление бюджета, балансирование чековой книжки и разные финансовые операции. Ты получил определенную сумму денег и можешь на нее поехать в отпуск или купить машину. Если у тебя есть десять миллионов долларов, это не значит, что ты пойдешь и купишь дом за пять миллионов долларов. Ты купишь дом за полмиллиона. Ты живешь не на полную катушку, но все равно богат. Быть богатым необязательно означает зарабатывать большие деньги. Быть богатым – значит иметь возможность оплачивать свои счета и делать то, что ты хочешь, когда захочешь.
Конечно, работа на улицах – это совсем иная система, чем работа в легальном бизнесе. Во-первых, ты имеешь дело не с налогами, социальным обеспечением и прочей ерундой. Ты имеешь дело с долбаными отморозками, сумасшедшими наркоманами и махинаторами. Ты не защищен, и ты не можешь вызвать полицию. Даже когда тебя грабят. Ты должен справляться с этой херней, как можешь. Вот почему я говорил, что девять из десяти раз, вместо того чтобы стрелять, колоть и ранить какого-то сумасшедшего ублюдка, я предпочел бы забыть о нем навсегда. Я просто говорил: «Я, блядь, больше с тобой дел не имею». Это пугало их потому, что у меня были деньги. А у этих парней не было ни хрена. Я смотрел на это с позиции банкира. Банкирам все равно, потому что это они снимают сливки. Если ты не можешь отдать долг, им все равно. Они просто больше не связываются с тобой.
Я научился разумно распределять свои доходы, учитывая все переменные в наркоигре. Это был хороший урок, особенно когда рэп тоже стал источником дохода. Многие, даже более именитые рэперы умудрялись разориться. Но не я. Я всегда копил деньги и всегда жил по средствам. Я не хожу по клубам и не выкидываю по пятьдесят тысяч долларов на ветер. Нет. Мне все это не нравится и никогда не нравилось.
Видишь ли, если у тебя в кармане пара миллионов долларов, вокруг тебя полно отморозков, готовых вылезти даже из миски с рисом или типа того, чтобы получить от тебя хоть немного денег. Друзья, с которыми ты вырос, люди, которых ты не видел в течение двадцати чертовых лет, приходят к тебе за кулисы и вытворяют какую-то херню. Так устроен мир.
Примерно в это же время карьера моей матери начала двигаться. Она получила повышение, и дела у нас пошли в гору. Но было поздно. К тому времени, как у нее все наладилось, я стал слишком взрослым – она находила мои пистолеты, крэк и прочую херню. Для нее очень много значило то, что она получала пособие и работала в нормальном месте, и я не хотел ее расстраивать. Мне не за что ее винить.
Последней каплей стало то, что она нашла в нашем доме пятьдесят тысяч долларов и два килограмма кокаина.
Мне тогда было семнадцать. Я сказал:
– Ма…
– Ламонт, что за нахуй? – спросила она и выгнала меня из дома. – С тобой очень тяжело. Ты должен уйти.
Я бы не позволил своей матери упасть до всего этого дерьма. Но этого и не случилось. Она даже не представляла, как далеко я зашел и насколько со мной тяжело. Вот так просто я оказался на улице.
А когда появился Wu-Tang, моя мать не поверила. Она думала, что я все еще продаю наркотики. И не верила в это, пока я не принес домой золотой альбом. Я поставил его в гостиной. После этого она сдалась. Но это случилось гораздо позже.
Так что я переехал к Method Man, в квартиру через дорогу от «Trackmasters», там мы жили с чуваком, который воровал кокаин. Место было дерьмовое. Обогреватель никогда не работал. Там всегда было немного крэка, и там всегда пропадали деньги. В холодильнике тоже ничего нельзя было оставить, потому что всякий, кто проходил мимо, съедал все, что плохо или хорошо лежало.
У нас также был ротвейлер по кличке Самсон. Он был очень милый, когда был мелким. Когда вырос, начал гадить, как динозавр, везде. По сути, это была адская дыра. Эта конкретная квартира воплощала все ужасы, которые мы переживали в то время.
Но там звучала музыка. Там всегда была музыка.
Были времена, когда мы с Meth стояли на углу, притворяясь, что это сцена, а мы устраиваем шоу перед тысячей зрителей. Мы мечтали о том, чтобы выбраться с улиц, полетать по миру, найти хату в Лос-Анджелесе, общаться с кинозвездами, знакомиться с женщинами, кардинально изменить весь образ жизни.