саундтреки (The Great White Hype и High School High). Я нашел свою скорость. Я нашел свой ритм. Я упорно пытался восстановить равновесие и восстановил его. Я приблизился к тому, чего хотел.
Я стал лучше в вокале и в текстах, но начал разрываться по поводу того, какой должна быть моя тематика. Стоит ли мне говорить об улицах? Чем мой стиль мог бы отличиться от восьми других чуваков из Wu-Tang Clan?
Raekwon утверждал, что тексты про криминал его тема. Он круто делал это дерьмо в стиле Gambino/Scarface, это сбило меня с пути. Rae рифмовал о криминале со времен, когда он был последователем Kool G Rap, так что я не мог злиться. Плюс, он толкал на точках, и у него были свои уличные истории.
Ghostface всегда был бандитом, так что он утверждал, что это его тема, и это было круто, потому что он всегда был таким. Он немного изменил себе после своего куплета в Protect Ya Neck, добавив ту шелковую рубашку, замшевые Wallabee для альбома Raekwon, но это все равно был Ghostface. Он никого не обманывал.
Method Man просто был веселым и ярким обладателем особого магнетизма, который помогал ему.
Deck был более тихим, его стиль был рациональным, без лишних слов и строк. Он не откроет рот, пока рифма не будет отшлифована и идеальна. Но, когда он его открывает, это вызывает восторг. Просто невероятно, как он описывал все, что происходит вокруг. Deck всегда был на высоте.
GZA и RZA были как ученые со своими рифмами. Они много читали, изучали науку и философию, были просто очень образованными людьми. Masta Killa был их соучастником.
У ODB был его собственной уникальный стиль; никто не мог так записываться, как он. У Cappadonna получалось более абстрактно, но очень красиво, и его необычный стиль тоже был оригинальным.
Мой стиль – это стиль сына улиц, который борется со всеми трудностями, чтобы добиться своего. Когда я рифмую, я рифмую как супергерой, основываясь на том, что я должен был преодолеть все эти препятствия, что должен был сделать, чтобы выжить на районе. Чуваки всегда говорят мне, что мои рифмы звучат как рифмы библейского воина. Фактически Warrior Spirit был одним из возможных вариантов названия для моего следующего альбома, который в итоге получил название Venom.
Я тоже сидел в тюрьме за уличное дерьмо, так что чувствовал, что имею право писать про это. Но даже несмотря на то, что знал весь тюремный сленг, я не смог собрать все вместе. Все, что мне осталось от этого времени, – это куча сумасшедших записок. Я просто писал, писал, писал, писал. К тому времени, как я вернулся домой, у меня были целая гора сумасшедших строк и абсолютно дикие концепции.
Когда Meth написал All I Need, я рассказал ему об этом. Я вдохновил его написать песню о своей девушке, когда разговаривал с ним по телефону из тюрьмы.
Вот как все было: я собирался вернуться домой раньше срока, чтобы выйти на работу. Они дают возможность наркопреступникам возвращаться домой раньше срока. Но мое преступление было слишком жестким, и я все еще сидел.
В телефонном разговоре Meth рассказал, что страстно влюблен в сестру матери моего ребенка, и я типа: «Йоу, сынок». Он был сильно влюблен в Тамеку. Вообще-то он так чертовски много о ней говорил, что я уставал изо дня в день слушать это.
Я сказал ему: «Чувак, ты всем этим действуешь мне на нервы. Почему бы тебе просто не написать о ней песню? Скажи ей, что ты чувствуешь». Что-то типа:
«Малышка, я буду рядом с тобой в любое время, когда тебе это понадобится…»
Он такой: «Да, чувак. Ты знаешь. Как только ты вернешься домой, мы займемся этим». Забавно, что версия этой песни от RZA не выиграла для Meth Грэмми, а выиграл ремикс от Puff Daddy. После того как Meth выиграл Грэмми, RZA разделил нас – он хотел быть уверен, что мы больше не работаем вместе.
Когда-то мы с Meth вместе писали, у нас был свой распорядок. Раньше мы были вместе каждый день и вместе делали песни. Вот как это было. Сейчас у него нет своего партнера. Я твержу ему: «Чувак, когда ты услышишь мою новую запись, ты поймешь, что мой новый альбом получился из моего старого дерьма».
Я пишу сейчас, пишу много, и теперь я крут. Я здесь. Я в студии. Я не сяду в тюрьму. Я никуда на хрен, не уйду. Я в студии. У меня есть свои зацепки. У меня есть свои идеи. Откуда они и почему? Потому что мы с Meth именно этим и занимались – каждый день делились идеями.
Даже сейчас я работал с Meth над одной из своих песен (The Keynote Speaker), и он вписался туда как влитой. И когда он взялся за это, я знаю, что он вспомнил. Последний альбом, который он сделал, был сделан с кучей чуваков с района. Лейбл хотел, чтобы мы делали его вместе, но он решил работать над ним без меня. В душе он уличный чувак, и он хотел сохранить и освежить этот уличный дух, но альбом провалился, потому что никто не знал этих чуваков. Он пытался сделать одолжение этим братьям, пытался вытащить их из гетто, хотел, чтобы с ними случилось то же самое, что и с нами несколько лет назад, но с некоторыми это может никогда не случиться. Невозможно спасти всех.
Этот проект не только провалился, но и уничтожил наше сотрудничество с лейблом, потому, что мы так и не смогли заработать на нем денег. Когда я услышал об этом, я подумал: «Чувак, это дерьмо похоже на то, где я был десять лет назад. Ты оказался там, где я был десять лет назад. Это дерьмо испортило, обесценило тебя». Я хотел знать, кто толкнул его туда. Я должен был вернуть его обратно.
Я очень люблю Meth, но чувак не знал себе цену. Он, лауреат премии «Грэмми», вместо того чтобы подняться выше, испортил свою музыкальную репутацию, сделав ставку на незнакомых парней с района.
Поэтому про тот новый альбом, куда я его пригласил, все, кто слышал, говорили: «Вау, это дерьмо огонь! Вы снова вместе!» И я такой: «Видишь?»
Потому что в конце концов дело не просто в написании текстов. Речь идет о твоих песнях. Речь идет о твоей концепции. Речь идет о том, о чем ты говоришь. Речь о теме. О теме альбома и о том, как она сочетается с тобой настоящим.
С тех пор как мы отправились в наш второй промо-тур для 36 Chambers, наши гонорары выросли. К тому же начали поступать чеки за саундтреки, которые мы делали, например, для High School High и Fresh. Мы были в пути по 60 дней подряд, поэтому поначалу я кинул свои вещи в доме моей матери и катался по миру, жил в отелях и фургонах. Когда мы с Method Man получили немного денег за саундтрек, мы сняли квартиру.
Но как только Method Man заключил сделку с лейблом Def Jam в 93-м, он съехал. Мне это казалось безумием: чувак, за которым я присматривал на улице, уезжал. Это было обидно и унизительно.
Еще хуже то, что он оставил меня с GC, неряхой, который оставлял свои использованные презервативы на полу, сигаретные окурки повсюду… просто полный бардак. В итоге я выгнал GC и поменял замки.
Впервые за долгое время я был один в квартире, работал над текстами и старался держаться подальше от улиц. Я купил несколько тетрадей и бесконечно заполнял их чернилами. Я писал часами. Это даже не должно было иметь смысла. Иногда что-то получалось, а иногда не получалось, но в тот момент речь шла скорее о том, чтобы удалось сложить слова воедино, сделать так, чтобы они лились. Просто с утра до вечера тренировал свои флоу и каденцию. Так что чем больше я работал с микрофоном, тем легче все становилось и тем быстрее исчезало мое беспокойство.
Это было время, когда все действительно стало лучше не только для меня, но и для нас. Между гастролями и сольными проектами Wu-Tang двигался вперед как единое целое, слагаемые наших умов и тел давали сумму, которая была больше, чем любая из отдельных частей. Еще слишком рано было знать, сможем ли мы вечно писать музыку, но в глубине души мы знали, что идем своим путем.
Мы вернулись в дорогу, чтобы продвигать последние альбомы Wu-Tang (Raekwon\Cuban Linx, GZA\Liquid Swords и ODB’s\Return to the 36 Chambers). Мы все чаще ходили в студию, и мне уже было очень комфортно в студийной кабинке.
Как только я вошел в колею событий и пришел в себя, я получил душераздирающую новость, которая ввергла весь мой мир в смятение, – в моего мальчика стреляли.
Ночь, когда земля плакала
Мне было девятнадцать, когда я впервые стал отцом. Будущая мать моего ребенка выросла в пра́джектах вместе со мной. Она жила на вершине холма. Ее мама была не против, что к ней приходили соседские мальчишки, это никогда не было проблемой. Я помню, что у них была двухъярусная кровать, а в середине ее кровати была впадина, похожая на выгребную яму. И я приходил туда иногда посреди ночи.
Я был просто маленьким озабоченным ублюдком, а эта девчонка была маленькой милашкой с района. С тех пор как моя первая девушка разбила мне сердце, концепция верности вылетела в окно. Я просто пытался трахнуть все, что двигалось.
А потом эта маленькая милашка забеременела, через три месяца после нашего знакомства. Как и многие другие вещи в гетто, это была случайность. Это было тяжело, потому что я был еще слишком молод, чтобы понять, как изменится мой мир. Я бегал по улицам. Я барыжил. И мне тоже, как и ей, было страшно. Я не знал, что делать. Я был немного расстроен всей этой ситуацией.
Подросткам нужно кое-что уяснить: дети для семейных пар. Люди не должны рожать детей, если они не женаты. В гетто этому не учат. Чуваки рожают детей в два счета. «О, у меня будет от тебя ребенок». – «Детка, мы даже с тобой не вместе. Мы даже не женаты. Я встречался с тобой неделю. Я был с тобой всего два месяца. Даже не полгода. Не должно быть так». Но на районе все не так. Если женщина забеременела, она в дерьме. А в те времена аборт не был вариантом. Они не верили в это дерьмо.
С матерью моего сына я прожил два-три месяца, чтобы посмотреть, сможем ли мы быть вместе, но мы не нашли общего языка, и я ушел. Я позволил ей жить своей жизнью вместо того, чтобы застрять со мной до конца ее дней только из-за того, что у нас ребенок. Но я не собирался просто взять и бросить их. Это основная причина, из-за которой я до сих пор в Нью-Йорке, – из-за семьи.