— Устранить? — я задумался. — Звучит достаточно просто. Однако, насколько я понимаю, речь не идет об убийстве. Устранить с политической арены? Способов достаточно много.
— Именно! Вы мыслите в правильном направлении.
Вот так, потенциальная дуэль, совершенно неожиданно преобразовалась в политические уроки.
Как уже говорил, ничего подобного я не ожидал. Совершенно неожиданным образом, муж Мадлен оказался мировым мужиком, вдобавок прекрасным учителем. Во всяком случае политическую ситуацию в Европе он препарировал как заправский хирург и дал мне много полезных советов. В общем, мы прекрасно провели время, поняли друг друга и даже, кажется, немного подружились в каком-то смысле.
Два дня пролетели быстро, я отлично отдохнул и почерпнул щедрую толику дипломатической мудрости от маркиза. Побаивался, что Мадлен подхватила какую-то пакостную инфекционную заразу, но ей стало лучше. Однако… за это время она ни разу не показалась мне на глаза. Так и не простила за то, что я застал ее, фактически на горшке. Ну что тут скажешь… в самом деле, я не в обиде. Думаю, со временем отойдет.
Назад в аббатство отправиться не получилось, меня прямо из поместья дю Фаржи дернули обратно к кардиналу, в его загородный дом в Рюэле, у которого, вдобавок, в обществе падре Жозефа я провел увлекательную неделю.
Черт… если бы знал, сразу бы свалил к себе. Ну, сами посудите…
Хрен с ним, что мне выделили для проживания маленькую каморку, где кроме стола, стула и дощатого топчана нихрена не было. Это все цветочки.
Подъем в четыре часа утра…
Дальше час созерцательной молитвы на коленях. Как выражался, чертов капуцин: предназначенной для подтверждения непоколебимого намерения, уничижения и преклонения.
Следующий час проводился в словесных медитациях о каком-либо из божественных совершенств. В шесть начиналась работа: Жорик разбирал корреспонденцию в моем присутствии, а я писал ответы под его диктовку. Я не упомянул завтрак, потому что… его не было!!! В девять начинались аудиенции, в которых я играл роль секретаря. В полдень еще одна молитва, потом еще прием посетителей.
Обед… черт… тарелка супа и каши! Мясо только вареное…
Дальше мы с ним гуляли по саду в любую погоду, где он наставлял меня.
Дальше опять возвращались к работе: все эти политические меморандумы, письма к агентам за границей, рекомендации королю и прочее и прочее.
Потом опять молитва!
Ужин, справедливости ради, был немного вкусней и разнообразней, а после него мы отправлялись к кардиналу, с которым мы обсуждали государственные дела.
Проклятье! Насколько я понял: эти два мужика в сутанах, просто устроили мне своеобразный курс молодого бойца.
Да, согласен, все это было очень полезно, я приобрел гигантский опыт, но, черт побери, все это было настолько нудно, что у меня прямо скулы сводило.
Но справился: судя по всему, Ришелье и его подельник остались мной довольны.
А дальше… дальше, меня наградили орденом Святого Михаила.
Это было, несколько забавно. Но не более того.
С вечера меня заперли в келье, предварительно заставив переодеться во власяницу. Предполагалось что я проведу ночь в молениях, но я на них забил и мирно продремал до утра.
А утром произошла сама церемония.
Куча придворных с завистливо-приторными мордами…
Король с мрачной рожей…
Он возложил мне на плечи синий плащ, я преклонил колено, а дальше у меня на шее появилась массивная цепь с орденом Святого Михаила, представлявший собой мальтийский крест с королевскими лилиями и изображение святого покровителя по центру.
На этом все закончилось.
Король был явно не в духе, поэтому церемонию сократили до минимума.
Но случилось еще кое-что…
После награждения меня отвели к его величеству.
— Мой друг… — Луи едва заметно улыбнулся и взял со стола большую шкатулку. — Это самое меньшее, что мы можем для вас сделать.
— Ваше величество?.. — честно говоря, я подумал, что король решил мне подкинуть еще деньжат.
— Отныне вы герцог де Бриенн… — кисло продолжил король Франции и сунул шкатулку мне в руки. — Герцогство пока находится под государственным управлением, но вскоре начнется его передача вам…
Я слегка охренел, попробовал поклониться, но Луи мне не дал.
— Пустое, мой друг, пустое… — от выражения на его морде могло скиснуть молоко.
Я слегка поразмыслил и решил в ответ немного поднять настроение королю.
— Простите, ваше величество, а у вас здесь найдутся бокалы?
— Зачем? — Луи недоуменно посмотрел на меня.
— У китайцев есть традиция, ваше величество, — я достал фляжку. — Суть ее я объясню, так сказать, в процессе…
На морде венценосца начал проявляться интерес и он приказал притащить тару.
— Они говорят, «сбрызнуть», ваше величество… — я набулькал водки на два пальца в выточенный из целого куска горного хрусталя бокал.
— Но я не хочу пить, — запротестовал Луи. — Может капельку вина?
— Надо, ваше величество, надо! Это как идти в бой: сначала волнение, а потом восторг. Повторяйте за мной…
Я брякнул своим бокалом об его и залпом выпил, с ужасом представляя, какую вскоре заработаю мигрень.
Король тоже глотнул, глаза у него полезли на лоб, он покраснел и засипел.
Я быстро подсунул ему ломтик зимней груши.
— Во-от, ваше величество. Но ритуал надо продолжить. Как говорят китайцы, между первой и второй перерывчик небольшой.
Вторая пошла легче. Щеки у короля порозовели, а в глазах появилось даже некое умиротворение.
— Вы знаете… — сипло заявил он. — В этом что-то есть. Что это за напиток?
— Этот секретный напиток, ваше величество, производят мои монахи, он просто пропитан благочестием и святостью.
— Ну раз так… — Луи быстро закивал. — Что дальше?
— А дальше… — я хмыкнул. — Еще по одной и пойдем, опробуем в сад пистолеты и карабин новой конструкции.
— Новой конструкции? Великолепно, наливайте! — храбро махнул рукой король.
В общем, все получилось как нельзя лучше, от меланхолии короля даже следа не осталось. Правда я заработал дикую мигрень, а Луи оказался несколько буен во хмелю и едва не пристрелил Ля Шене. Но, «едва» не считается, не правда ли?
Однако у меня образовывается некая традиция бухать с обманутыми мужьями. Но исключительно во благо.
\Вскоре я отправился с делегацией в Испанию, где провел целых два скучных месяца. Скажу сразу, никакого дипломатического прорыва не случилось, хотя отец Жозеф вроде остался доволен.
После возвращения, я наведался в аббатство, разнес там всех в пух и прах, а дальше метнулся в имение маркизы дю Фаржи.
И узнал, что Мадлен…
Умерла…
Глава 22
— Как это случилось?
— Простите меня… — Оливье смахнул слезинку со скулы. — Простите, я сейчас возьму себе в руки. Госпожа… она… была для меня и моей семьи, словно мать… только благодаря госпоже мы выжили. Такой удар… я сам думал, что умру от горя…
С того времени, как мы последний раз виделись, мажордом очень сильно изменился: худой, почерневший, Оливье выглядел смертельно больным, чувствовалось, что он искреннее переживает смерть маркизы.
Я кивнул и подошел к окну. Известие о смерти Мадлен меня самого едва не убило.
Черт, черт!!! Как же так? Когда уезжал, она уже выздоровела. И тут… отравили? И ни одна сука, не удосужилась меня предупредить. Кто-то за это обязательно ответит. Если понадобится, я вырежу весь Париж!
— Ваша светлость…
Я недоуменно обернулся на мажордома, а потом вспомнил, что с недавних пор стал герцогом.
— Говори. Нет… сначала скажи, где ее похоронили?
— В фамильной усыпальнице. Но склеп сейчас замурован, потому что… ее тело быстро… — он тихо заскулил. — Быстро разложилось. Это было страшно. Какой ужас. Но пред своей смертью, госпожа написала вам письмо… — Оливье с поклоном протянул мне обеими руками маленький конверт, запечатанный личной печатью маркизы.
Я схватил его, нетерпеливо разорвал и быстро вслух прочитал первые строчки.
«Мой милый друг… — писала маркиза дю Фаржи. — К тому времени, как ты прочитаешь это письмо, скорей всего, я буду уже мертва…»
Я скрипнул зубами и приказал мажордому.
— Тащи водку и поживее. Принесешь ее в беседку. Шевелись, мать твою.
Сам вышел из дома и побрел, цокая подковами на каблуках по мощеной мраморными плитками дорожке. Письмо в руке буквально жгло огнем. Я очень хотел его прочитать и одновременно боялся. Слишком жива была в памяти Мадлен.
— Любил все-таки… — тихо сказал сам себе. — Все-таки любил…
— Ваша светлость, — Оливье догнал меня с подносом в руках. — Я взял на себя смелость самому прислуживать вам. К тому же, в доме не осталось других слуг. Здесь очень пусто и холодно без госпожи…
— Не мни сиськи, наливай, — я снова развернул письмо.
«Мой милый друг, к тому времени, как ты прочитаешь это письмо, скорей всего, я буду уже мертва…»
Глаза неожиданно наполнились слезами, я зло стер их рукавом камзола и одним глотком осушил поданную рюмку. Крепчайшая испанская водка пролилась в желудок как вода.
«…я умираю с твоим именем на губах, которые помнят волшебный вкус твоих поцелуев. К сожалению, счастье не может быть вечным, но я верю в то, что оставила след в твоем сердце…»
— Еще!
Мажордом быстро наполнил и протянул мне рюмку.
— Себе налей.
Он повиновался, мы выпили, и я снова взялся за письмо.
«Я прощаюсь с тобой, мой милый друг. Твоя Мадлен…»
— Какого черта? — рыкнул я, еще раз пробежал глазами по строчкам и даже несколько раз перевернул письмо. — Это все? Почему она не написала, что случилось?
Содержание письма выглядело очень странно, если не сказать больше. И совсем не похоже на стиль Мадлен. Она, даже умирая, постаралась бы сыграть последнюю игру, дать мне цель, чтобы отомстить, или для того, чтобы я доиграл ее партию. Что за хрень? Или она когда была при смерти, уже не соображала ни черта? Проклятье, мать вашу. Где следы? Кому мне мстить? Хотя… не сомневаюсь, здесь без герцогини де Шеврез не обошлось. Но все равно, могла оставить хоть какой-нибудь намек. Что за чертовщина?