— Вы стояли у истоков рождения плана "Большой атомной энергетики". В чем была его суть?
— Уголь, нефть и газ не настолько перспективное топливо, что можно было планировать развитие энергетики на их основе. Поэтому предполагалось расположить АЭС по территории страны более равномерно.
— Но запасы газа огромны!
— Неразумно его сжигать, надо использовать в химии. А у нефти есть начало и есть конец. Уголь слишком — дорог… А устойчивость энергетики связана с рациональным размещением производств, и в первую очередь АЭС.
— 25 лет назад построили на Кольском полуострове атомную станцию и дали энергию. Люди уже привыкли, что ее хватает и на предприятиях, и в домах — тепло, светло… Но через пять лет выводится из эксплуатации 1-й блок, через шесть 2-й… А замещающих мощностей нет! Что же делать? Новые блоки за это время построить не удастся — просто невозможно успеть! Значит, возвращение к дефициту энергии?
— Вот я и воюю за вторую Кольскую!.. Все "за", но денег в стране нет… — говорит Коломцев.
— Я не убежден, что через пять лет мы остановим 1-й блок. Думаю, что срок его службы будет продлен, не так ли, Юрий Васильевич? — замечает Коновалов.
— Безусловно.
— Таким образом, у нас запас времени есть… Я недавно был у соседей, в Финляндии. Они размышляют о том, чтобы продлить срок службы станции до 50 лет.
— Есть целый ряд мероприятий, которые позволяют это сделать. Тут задействована большая наука…
— Но с другой стороны, если бы нормально и разумно вкладывали средства во вторую очередь Кольской станции, то таких вопросов, как ваш, не возникало бы. С моей точки зрения, делается большая ошибка, когда в тарифы электроэнергии, снимаемой с шин АЭС, вносят инвестиции в строительство новых атомных станций. Нигде в мире этого не делается. И каждый потребитель, который старается купить энергию подешевле, протестует. Как результат, инвестиции на строительство новых АЭС собираются плохо, и денег нет. Следует убрать эти "добавки" из тарифа, оставить в нем только то, что нужно на реконструкцию и издержки самой станции, а инвестиции — это должна быть совсем отдельная статья.
— Государство должно этим заниматься?
— Да. Но возможны и средства Международного фонда, либо иностранные… Это уже иная проблема…
— Могут и предприятия инвестировать… У нас на Кольском полуострове есть мощные комбинаты, концерны, которые заинтересованы в дешевой энергии.
— Верно! Инвестора легче найти, и соответственно, деньги. А когда ходишь с протянутой рукой, то можешь рассчитывать лишь на удачу и щедрого дяденьку. Для развития атомной энергетики эти методы неприемлемы.
— Вы считаете, Виталий Федорович, что средства на новые блоки в России есть?
— Безусловно. 4–5 энергоблоков строить нам по силам… А снизив тарифы на электроэнергию, мы дали бы кислород промышленности. Она ведь задыхается из-за дороговизны энергии.
— А как расплачиваться за инвестиции?
— В будущую работу АЭС включать затраты, но не на 3–4 года, как сейчас, а на полвека. И это экономически грамотно.
— Так что продление срока службы блоков — магистральный путь нынешней атомной энергетики России?
— Это обязательно будет делаться! А с другой стороны, все-таки надо изыскивать средства на строительство новых энергоблоков. Причем это надо делать так, чтобы максимально использовать уже существующую инфраструктуру. По-моему, это разумно делается здесь — Кольская АЭС-2 как бы "подхватывает" традиции первой АЭС.
— А Юрий Василевич считает иначе, мол, надо было бы строить на Белом море…
— Я думал не о завтрашнем дне, а о послезавтрашнем… Все-таки именно там надо было развивать мощный энергетический узел…
— Такая уж ситуация, что о далекой перспективе не можем заботиться. А с нынешним расположением Кольской АЭС-2, думаю, надо соглашаться — это наиболее "дешевый" вариант. Не так ли, Юрий Васильевич?
— Я сам выбирал этот вариант, сам его подписывал. Хотя прекрасно понимаю, что "нагрузка" на наши Полярные Зори ляжет большая, если стройка по-настоящему развернется…
— Виталий Федорович, я пользуюсь случаем, а потому спрашиваю: "Вам нравится Кольская атомная? Вы ее выделяете из других станций? Если "да", то почему?"
— Что значит "нравится" или "не нравится"? Это о девушке так можно говорить… Эта станция необходима, она достойно выполняет все задачи, которые на нее возложены. И более того: надо бы рассматривать вопросы экспорта — ведь финны берут нашу энергию с удовольствием. Но опять-таки встает вопрос о цене, на те же 28 "инвестиционных" процентов, с которых мы начали разговор, мы "загоняем" ее вверх…
— Вы забыли еще об инвестициях РАО за пользование сетями… В общем, это уже под 50 процентов получается. Ничего подобного раньше не было, и при всей критичности к прошлому — тогда всякое бывало! — но экономическая политика была разумной и глубоко продуманной…
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ИВАНА ЧУЙКИНА: "Первое топливо для р еактора тоже я принимал. Когда его привезли, к вагону никто подойти не решался — все боялись, хотя дозиметрист тщательно проверил прибором уровень радиации. Я к тому времени уже бригадиром был, и ответственность за разгрузку лежала на мне. Простаивать ваго нам нельзя (за простои наказывали очень строго), пришлось рискнуть… Трудились мы в любых условиях. Могли меня вызвать даже поздно ночью, ведь строительство шло непрерывно, а я на складе знал каждый винтик. Когда случались сильные снежные заносы на железн одорожных путях, то их чистить выходили все — от директора до рабочего".
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ВИКТОРА МАЛЫШЕВА: "Главная задача Управления КГБ СССР была в обеспечении безопасности атомной станции… В мае 1986 года в трубопроводе 1-го контура 4 энергоблока во в ремя дефектоскопического контроля был обнаружен посторонний металлический предмет. По мнению специалистов, он мог привести к радиационной аварии. Возник ряд версий, в том числе и о вредительстве. В присутствии следователя КГБ предмет был извлечен, им оказа лся ключ от трубореза. Он мог попасть в трубопровод только во время монтажа. И хотя с того времени прошел уже не один год, нам удалось установить бригаду СЗЭМ, которая производила эти работы, и специалистов, имевших отношение тогда к монтажу. Они вспомнили, что случалось не раз находить оставленные посторонние предметы в трубопроводах, что во время продувки приходилось извлекать из труб не только мусор и ветошь, а даже целые телогрейки и документы".
Обратите внимание — речь идет о мае 1986 года. Сразу после аварии в Чернобыле на всех атомных станциях СССР было проведено тщательное обследование самого опасного оборудования, и что греха таить, многое удалось найти не только на Кольской АЭС.
Но последствия Чернобыля для всех атомщиков были не только в "ревизии" их станций и объектов…
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ РАИСЫ ГОЛОВИНОЙ: "Наша работа не очень видная, но без дезактиваторщиков на АЭС не обойтись. Особенно после Чернобыля мы ощутили необходимость этой профессии. Радиация — она невидимая, но стоит пройти с прибором, сразу видно: хорошо вымыт объект или нет. В Чернобыль мы поехали добровольцами сразу же после аварии… А поначалу не обходилось без курьезов. Когда я пришла работать на станцию, в поселке еще не было ни одного 9-этажного дома, и я даже представления не имела, что такое лифт. Как-то бригадир Тамара Жукова направила меня мыть лестницу. Начала я с четвертого этажа. Вымыла лестничную клетку и кабину лифта, спускаюсь ниже и опять мою, и так — до первого этажа. Все выдраила, прихожу и отчитываюсь: "Лестницу и лифты на всех четырех этажах вымыла". И добавила: "А на нижних этажах кабины чище, на первом — даже блестит. Надо же, какие здесь люди аккуратные!" Сначала стояла гробовая" тишина, а потом девчонки из бригады Люба Смирнова, Тома Карман и остальные дружно расхохотались. Откуда мне было знать, что я мыла один и тот же лифт! Потом на станции долго ходил анекдот про это".
СЛОВО ЛЮДМИЛЕ ХУДОРНЮК: "Мы с сослуживцами часто устраивали совместный отдых — всем коллективом ходили в лес за ягодами, в походы. В одном из таких походов нам с девчатами пришлось нос к носу столкнуться с живым медведем. Мы отбились от группы, набрели на малинник и принялись собирать спелые, крупные бусины ягод. А в непролазных кустах негромкое такое потрескивание послышалось. Поднимаюсь в пол ный рост, раздвигаю колючие ветви руками, а с той стороны на меня медведь смотрит. Крику было — не передать. Медведь порычал и ушел по своим делам. Но несмотря на испуг, я не перестала любить лес, северную природу с ее белыми ночами и закатами, превращающи мися в восходы. Я помню и люблю всех, кто бок о бок со мной помогал поднимать нашу Кольскую АЭС, трудился на ней. Мне дорога память о них".
С медведями теперь труднее… Неподалеку от Полярных Зорь их уже, пожалуй, не встретишь — все-таки и автотрасса, идущая на Мурманск (или в Питер — кто как пожелает!), весьма оживленна, да и дач много настроено вокруг… Но вот тут, за Алаккурти, где мы сейчас с Коломцевым и Коноваловым отдыхаем, совсем иное дело! Здесь встреча с мишкой вполне реальна, а потому нужно поглядывать по сторонам — ведь и хозяин тайги любит побаловаться на ягодниках, да и не любит уступать дорогу.
На пограничной полосе мы видели совсем свежие медвежьи следы. Они тянулись за лосиными, видно, косолапый охотился неподалеку от нас…
И еще я видел "мышеловку" для медведя. Говорят, есть заказ из какого-то зоопарка, а потому поставлена в тайге на звериной тропе металлическая ловушка. В ней приманка (давно уже сгнившая), и эта сваренная из толстой арматуры клетка ждет свою жертву. Мне кажется, что напрасно. К счастью…
А мы продолжаем разговор с Виталием Федоровичем Коноваловым и Юрием Васильевичем Коломцевым. Правда, сейчас в основном говорит Коновалов, так как, упомянув о первой партии ядерного топлива, доставленного на Кольскую АЭС, мы нево