— Когда вы соглашались уехать из Москвы на Урал, чтобы заниматься "морской" тематикой, вы представляли те трудности, с которыми придется столкнуться?
— Они появлялись каждый день… И находились подчас весьма необычные решения. Я уже говорил, что попадать надо точно в цель, а место старта определить точно невозможно. Значит, надо уже в полете уточнять траекторию движения ракеты. Как это сделать? Думали, думали, а потом и придумали! Решили взгромоздить на голову ракеты оптико-механическую систему, которая завизировала бы какой-то звездный образ, потом система управления "обсчитывает" этот образ — это непросто, потому что звезд много и можно захватить не ту, которую надо, и затем уточнить траекторию…
— И какая звезда пользовалась наибольшей популярностью? Сириус?
— Нет, система была рассчитана на звезды третьей величины… Для межконтинентальных ракет можно "опереться" на одну яркую звезду и от нее уже "танцевать", но у нас надо было обеспечить постоянную боевую готовность — морская межконтинентальная ракета должна быть готова к бою в любую минуту! — поэтому мы не могли ориентироваться на одну звезду. Представляете, а если ее в этом месте океана нет! Что тогда делать? Мы брали более мелкие звезды, которые есть на всем небосводе…
— Вы консультировались у астрономов?
— Были специальные люди, которые этим занимались… В некоторых закрытых институтах были астрономические отделы, которые и занимались такими расчетами.
— Значит, звезды прокладывают путь нашим ракетам?
— Оказалось, что таким способом мы смогли "выбрать" не все ошибки — к сожалению, расстояние до звезды нам неизвестно, и следовательно, в стрельбе может быть недолет или перелет. Моряки поставили перед нами задачу: попадать в цель нужно точнее… Думали, думали и придумали: нужны спутники. Была сделана специальная спутниковая система, которая помогала морским ракетам летать точнее… Поначалу нас критиковали, мол, придумали всякую ерунду, а эта система уже добрых четверть века стоит на вооружении и прекрасно действует. И сейчас никто не сомневается в ее необходимости.
— Спутники заменили звезды?
— Да, но в отличие от звезды расстояние до спутника известно, а значит, и мы получили все необходимые данные для корректировки полета ракеты. Мы смогли скомпенсировать оставшиеся ошибки на активном участке, ну а дальше летит "голова", и ее ошибки уже от Бога. Но потом появилась необходимость избавиться и от ошибок "головок", и у нас появились первые, у которых они были минимальными… Тут "сухопутчики" сообразили, что и им подобное надо делать. Так что очень многое мы делали впервые и, честно признаюсь, гордимся этим!
— Почему-то вы говорите в прошлом времени…
— Нас так учили: надо сделать! И мы думали о том, что нужно для того, чтобы выполнить задание… А сейчас все отвечают: нам это неинтересно, да и денег мало… На том разговор обычно и кончается…
— Хотя идет конверсия?
— Многое из военных разработок оказалось пригодным для гражданских целей. Но что-то и не нужным оказалось. К примеру, нет необходимости в аэродинамиках, баллистиках. Люди оказались не у дел. Но есть другая работа, однако люди туда не идут, не хотят переучиваться. Конечно, менять профиль своей работы и отходить от накатанного пути сложно, но выхода-то нет… Это довольно сильно потрепало наш институт, и сегодня он живет исключительно плохо.
— Мы об этом обязательно поговорим, но я хочу вернуться в прошлое. Когда вы впервые попали на морские испытания?
— Это было где-то в 55-м или 56-м году, точно не помню. Королев сказал, что будет делать "морскую" ракету. Он связался с руководством Флота, а те спросили: "Сергей Павлович, а ты знаешь, что такое океан? Нет? Мы тебе покажем тогда…" И Королев собрал человек тридцать — были все Главные конструктора систем, ведущие специалисты. Пилюгин взял меня. Я был тогда ведущим научным сотрудником и фактически руководил лабораторией. Я делал приборы для систем управления, которые "отвечали" за стабилизацию ракеты в полете… Итак, собралась группа конструкторов, и мы отправились в Североморск. Там нас посадили на эсминец, командующий сказал, что с нами сделают "коробочку"…
— Что это?
— У них есть такой термин — ход по "квадрату". В общем наш поход был рассчитан на сутки… Море было неспокойное, четыре балла было наверняка… Часов пять я выдержал, а потом лежал в кубрике и уже не поднимался… Меня сильно укачивает, я даже самолетом летать не могу… Эсминец болтало очень сильно… Так я познакомился с морем…
— Такое ощущение, что вы его терпеть не можете!
— Так уж устроен вестибулярный аппарат, это от Бога, и изменить его нельзя… Кстати, я неудобный человек не только для моря, но для московского начальства. Я их приучил, что еду поездом, а потому такие распоряжения как "Завтра быть!", со мной не проходили… Сначала начальство кривилось, но потом привыкло…
— Итак, поездка на Север стала для вас определяющей?
— У Королева "морской тематикой" начал заниматься Макеев… Это был прекрасный человек, очень интересный. Он часто удивлял меня…
— Чем, к примеру?
— Он мог найти общий язык с любыми собеседниками. Это могли быть торговки или ученые, сельские жители или строители — через три минуты у него с ними был контакт, полное взаимопонимание. Его принимало любое сообщество людей… Да и у себя в КБ он вел себя весьма своеобразно. Собирал людей у себя, всех внимательно выслушивал, а в процессе их выступлений подталкивал к тем решениям, которые считал необходимыми. Ну а в заключении всегда говорил: "Вы ведь сами это предложили, значит будем действовать!" К сожалению, большинство руководителей поступают иначе: они сами решают, а потом об этом оповещают всех остальных… И у них нет контакта с коллективом.
— Макееву удалось создать на Урале "дракона о трех головах", так по-моему, говорят?
— Имеется в виду союз КБ Макеева, нас и "хозяйство Забабахина", то есть Челябинск-70. Кстати, этот ядерный центр всегда шел впереди, так как здесь работали молодые и энергичные люди. Их заряд всегда был легче, чем из Арзамаса-16, и, на мой взгляд, они работали интересней… Наша кооперация трех центров позволяла выигрывать соревнование с другими…
— Но ведь говорят, что конкуренции не было!
— Это не так. Как Главный конструктор я старался узнать, что делается у других, потому что о своих делах я всегда успею узнать… Я не делал так, как другие — я хорошо знал об их недостатках и понимал, где и как их можно преодолевать. Конструктор прежде всего должен искать "слабинки", а уж потом говорить о достоинствах. Наверное, такой подход и позволял нам работать лучше, чем конкуренты… Да, наши системы сложнее, но стреляем-то мы точнее, чем "сухопутчики"! А ведь это главное.
— Когда заходит речь о "морских" ракетах, то признано: три человека — Макеев, вы и Забабахин — обеспечили успех. Ваше впечатление об академике Забабахине?
— Первое время они нас старались "не замечать" — это было требование сверхсекретности. Но однажды Макеев взял меня и привез в Челябинск-70. Нас встретил Забабахин, и с тех пор отношения стали наилучшими… Наша система управления должна выдавать определенные сигналы в головную часть, и это была совместная работа. Раньше они просто говорили: "Нам нужно сделать так и так, а остальное не ваша забота…" Но потом мы им доказали, что их предложения гораздо хуже, чем наши. И в конце концов просто начали работать вместе… Мне Забабахин нравился — интеллигент, всем интересовался, прекрасный собеседник. В ядерном центре всегда был очень высокий технический уровень, а потому с ними было интересно… А в Арзамасе-16 была прекрасная испытательная база. Очень много уникальных установок, которые они сами проектировали и создавали. Мы испытывали у них радиационную стойкость наших систем.
— Дружно работали и с ними?
— Поначалу встретили они настороженно: "Семихатов, ты свое барахло привез"? Да, отвечаю, будем испытывать системы управления… "Тут до вас пилюгинцы были, у них ничего не работает!" У нас, уверяю, будет работать… Но первый раз включили, и отказ… Получили много замечаний от них, замечания пельные Приехали во второй раз, осталось всего три замечания Ну а в третий раз все прошло гладко. Потом провели испытания на Семипалатинском полигоне при реальных взрывах, и вновь система управления работала надежно. После этого арзамасцы начали относиться с уважением. Ведь больше не одна из систем управления, кроме нашей, не прошла полный цикл испытаний! И сегодня можно опять-таки говорить: единственная радиационно-стойкая система только одна — наша! У остальных испытания шли "по кусочкам", в комплексе они не проверялись… У нас многое с точки зрения отработки делалось значительно глубже и серьезней.
— За вами следили пристально?
— Конечно Если у Королева "свалилась" ракета — это одно, и совсем иное — если у Макеева. Королев мог позвонить и сказать, мол я знаю, как исправить погрешность, и подчас этого было достаточно Ну а Макеева начинали "пилить", а если по нашей вине происходила авария, то нам доставалось "по полной программе". Поэтому мы старались всеми силами, чтобы в полете у нас никаких неприятностей не было… Они, конечно же, случались, но существенно меньше, чем могло бы быть… Поэтому систему управления мы отрабатывали очень тщательно у себя, на разных испытательных стендах. Причем эти стенды уникальные, подчас единственные не только в стране, но и, думаю, в мире.
— И вы обменивались информацией?
— Совет Главных конструкторов, которым руководил В.П. Макеев был коллективом единомышленников. Да, мы ругались, кончали шумели до тех пор, пока не находили решения, но все это не мешало нашей дружбе и совместной работе, так как мы вместе шли к одной цели. А потому заботы у нас были общие, и ответственность тоже… А сегодня все изменилось. На таком Совете идет драка из-за денег…
— Сейчас Советы проходят регулярно?