— Нет, это не дневник. Обычная рабочая тетрадь, в которой я записывал свои ежедневные дела, что и когда надо сделать. Очень редко — фраза или две в качестве комментария.
В общем, разложил все эти записи по полочкам, по месяцам, отобрал документы. На все это ушло два года. А потом взял отпуск без сохранения содержания, сел за компьютер и за два с половиной месяца настучал всю книгу — от первого до последнего слова.
— Довольно толстая получилась книга!
— Она будет еще толще — в полном варианте. Если хватит духу, напишу еще одну книгу. Как жилось, как думалось… Двадцатый век сквозь призму собственной жизни.
— Можно ли жить на гонорары от издания книг?
— Не знаю, как у писателей, а я получил за нее сумму, на которую вряд ли смогу долго существовать не работая. Сейчас маленькие гонорары. Хорошо, когда они вообще есть. Многие издают книги за свой счет или ищут спонсоров. А я все-таки получил гонорар. Спасибо издателю. Он же — Захаров.
— Сейчас стало модно прибегать к услугам литзаписчиков…
— Вполне нормальное явление. Главное, чтобы черным по белому было написано: «воспоминания такого-то литературно обработал такой-то». Если это указано — не вижу никаких проблем.
— Как будете отмечать юбилей?
— Никак! Сбегу из Москвы. Настроение не юбилейное. Если дотяну до столетия, вот тогда погуляем.
Из всех юбилейных разговоров и текстов в памяти осела одна утешающая мысль: «Умереть никогда не поздно, но после семидесяти трудно сделать это безвременно».
18 августа зашел Александр Иванович Куприянов (первый зам. Кожокина) и предложил давать один краткий комментарий в неделю. Как говорится, deja vu.
7 сентября я сдал в секретариат Кожокина заявление: «В связи с тем, что газета „Известия“ становится все менее известинской, прошу — исключительно по собственному желанию! — освободить меня от работы политическим обозревателем упомянутой газеты с 22 сентября 2000 года».
Одновременно всем семерым членам совета директоров я отправил письмо следующего содержания:
Уважаемый…!
Я вынужден уйти из «Известий». Считаю необходимым мотивировать свое решение.
Медленно, но, к сожалению, верно газета становится все менее известинской. Она покрывается налетом пошлости, желтеет, дрейфует в сторону «Комсомолки». Самореклама «Известий» — стручок красного перца со словами «свежо и остро». В той газете, в которой я проработал почти четверть века, на первом месте были другие слова — умно и сердечно. Вспомним хотя бы Анатолия Аграновского и Татьяну Тэсс. Известинская традиция — интеллигентная газета для интеллигентных людей. Не всегда так получалось. Но это была не наша вина, а наша беда.
Теперь «Известиями» руководят люди, которые энергично перемещают газету из сферы культуры в сферу коммерции, бизнеса. Соответственно меняются приоритеты, меняются характер, стилистика газетных полос. Снижается планка качества.
Понимаю, что такие перемены отражают «дух времени» и впитавший этот «дух» менталитет новых руководителей газеты. Им не нужны серьезные аналитические материалы. Они требуют «новостных» комментариев. Но это — не мой жанр, мне это не интересно. Поэтому приходится уходить.
И не только поэтому. Я не могу принять тот стиль отношений, который ныне господствует в газете. Стиль, лишенный человеческого измерения. Мне неприятно общаться с людьми, которые не мытьем, так катаньем выжили из «Известий» Николая Боднарука и Анатолия Друзенко, Александра Васинского и Альберта Плутника, Ирину Петровскую и Василия Захарько и которые просто-напросто выгнали из газеты Станислава Николаевича Кондрашова. И самое потрясающее — им, которые выгоняли, не было стыдно!
Когда-то нынешний главный редактор М. М. Кожокин так сформулировал свое кредо: «Нужно бегать. И самое главное — нужно успевать думать на ходу». Пусть бегает. Мне же хочется остаться самим собой. И все-таки думать. Не на бегу. Поэтому, повторяю, я ухожу.
Что же касается газеты, которая создается на развалинах «Известий», то у нее, несомненно, есть свои читатели. Так, может быть, не стоит вводить их в заблуждение? Было бы гораздо честнее изменить название. «Русский телеграф», например. Звучит неплохо…
Меня уволили с 22 сентября. Без лишних разговоров.
В этот же день устроил «отходную» для остатков старой известинской гвардии.
Мое письмо было опубликовано в «Литературке» (№ 40, 4.10.00).
На память о любимой газете у меня осталось «канцелярское кресло (б/у) на колесиках». В 1999 году такие кресла десятками списывались по причине слишком уж (б/у). Попросил продать мне одно за наличный расчет. Отдали даром. Так что всю эту книгу я написал (точнее, настучал), сидя напротив компьютера именно в известинском кресле.
23 декабря позвонил Эдвин Луникович Поляновский (блестящий очеркист из старой плеяды, но очень нервный…) и сообщил, что Кожокин и Куприянов просят меня вернуться «на любых условиях».
Соблазн был. Все-таки моя газета. И если не будут мешать работать… Но справился, сообразил, что один известинец даже в «Известиях» не воин.
Мамонт и лошади Пржевальского
Когда я стал появляться на телевидении, меня часто спрашивали: «Как вы себя чувствуете в новой журналистской среде обитания?» Или — «среди новых СМИ и новых журналистов?». Или — «среди старых журналистов, ставших новыми?». В конце концов я отработал стереотип ответа: чувствую себя как неповоротливый, покрытый длинной рыжей шерстью мамонт, вокруг которого бегают шустрые лошади Пржевальского и думают: «Неужели он еще не вымер?»
На телевидение тянула не только привычка. В новой России возникла проблема денег. В России старой мой заработок в газете вполне меня устраивал. Телевидение было удовольствием, а не средством пополнения семейного бюджета. Теперь оно осталось удовольствием. Но выдвинулось вперед как источник доходов.
Телевизионный роман начался с НТВ. Во-первых, там работала Таня Миткова, а во-вторых, тогда, на мой почти заграничный взгляд, это был наиболее интересный, наиболее располагающий к творчеству канал. Состоялись беседы с руководством НТВ — Олегом Борисовичем Добродеевым (вице-президент) и Леонидом Геннадьевичем Парфеновым (генеральный продюсер). Договорились делать нечто вроде «Международной панорамы». События разворачивались стремительно. Начали подбирать группу. Велели срочно приехать и снять мерку для экранного костюма, а сам костюм будут шить в Италии. Тут я совсем обалдел. Меня вполне устраивали московские портные. Вот он — мамонт…
Но роман с НТВ был пресечен Юрием Михайловичем Лужковым. Он пригласил меня и предложил работу на 3-м канале. И хотя мне было крайне неудобно перед НТВ, Лужкову я отказать не мог. Он нравился мне как тип руководителя — четкого, организованного, знающего дело, умеющего держать слово, не заискивающего перед начальством. Наверное, при более близком знакомстве и на Лужкове появились бы пятна, но близкого знакомства не было. Было знакомство с Москвой, и оно работало на Лужкова. Так я оказался на «ТВ Центре».
Дальнейшие переговоры велись с членом правительства Москвы и одним из директоров «TB Центра» Анатолием Григорьевичем Лысенко.
Я предложил передачу под названием «Разговор по существу»:
1. Содержание. Анализ проблем и событий, относящихся к внутренней и внешней политике.
— сопоставление, столкновение альтернативных подходов, альтернативных и с точки зрения теоретического анализа, и с точки зрения различных политических позиций;
— событийная (злободневная) канва не обязательна, привязка не к «событию недели», а к проблеме, которая интересна людям.
2. Форма. Максимум времени для рассказа, объяснения (та самая ныне пресловутая «говорящая голова») и минимум для картинок.
— возможно участие в передаче специалистов (экспертов) разного профиля и уровня;
— возможны «сериалы», то есть 2–3 передачи на общую, заранее объявленную тему.
3. Аудитория. Люди, которые хотят подумать, понять, сформировать свой взгляд на вещи.
— те, кто читает «Литературку» или «Независимую газету» (имеется в виду не уровень ангажированности, а интеллектуальный уровень).
4. Смысл. Вовлечь аудиторию в обсуждение актуальных политических сюжетов, помогать росту политического разумения (на базе либерально-демократической идеологии).
С точки зрения телевизионных законов (и рейтинга) надо было делать передачу раз в неделю. Но я не собирался уходить из газеты и не очень задумывался над рейтингом. Поэтому предложил раз в две недели по полчаса. Выбор тем — полностью на мое усмотрение.
Слухи распространяются быстро. 17 октября 1997 года «Коммерсантъ-Daily» писала: «Зная остроту суждений журналиста, можно прогнозировать неординарность новой программы. Тем более что Бовин пять с половиной лет работал за рубежом и, очевидно, свободен от нынешних стереотипов. Он заявил, что готов уйти, если почувствует, что его передача окажется неинтересной для зрителей.
Бовин признался, что „не умеет играть в современное телевидение“. А как известно, именно создание телевидения нового поколения декларирует „ТВ Центр“».
Свое понимание телевидения, которое отличалось от общепринятого, я излагал неоднократно. Вот, например, интервью «ТВ Парку» (20–26 апреля 1998 г.):
— Александр Евгеньевич, вы вернулись на телевидение и в «Известия». Возраст не помешал возвращению?
— Трудности были и есть, конечно. Хотя для тех, кто пишет о политике, возраст не играет такой роли, как для тех, кто делает политику. И все-таки непросто осваиваться в новом времени, с новыми нравами и новыми правилами игры.
— И в чем же это выражается?
— Наверное, я кажусь старомодным. Я не пишу по заказу. Никого не разоблачаю. Меня не интересуют сенсации, сплетни и скандалы. Скучно все это.
— А что вам интересно?
— Попытаться понять, осмыслить и объяснить важные политические события, проблемы культуры, человеческие судьбы. Причем наши внутренние дела для меня гораздо интереснее международных.