Пономарев. …чтобы запевка была.
Брежнев. Когда я был секретарем Днепропетровского обкома, к нам прислали докладчика из МИДа т. Аркадьева. Это было до войны. Он вышел на трибуну и говорит: „Не успели еще заглохнуть разрывы бомб и очаги пожарищ Гражданской войны не успели потухнуть, как началось…“ Я помню, какое это на меня произвело впечатление».
Все обсуждавшие энергично призывали разоблачать империализм, показывать, что он гибнет, сдает позиции социализму. Тут докладчик застенчиво засомневался.
«Брежнев. Не кажется ли вам, что мы капитализм изображаем гибнущим, подпорки ему поставили.
Кириленко. А он все звереет.
Андропов. И силенки у него есть.
Брежнев. Об этом умирающем империализме мы говорим с 1917 года, с тех пор, как совершилась революция. От него много стран отошло.
Демичев. Следовало бы поставить акцент на пороках империализма, которые вырисовывались с наибольшей очевидностью.
Катушев. Техническая революция позволяет использовать внутренние силы капитализма.
Демичев. Надо собрать все пороки капитализма и хорошо показать их… У нас есть сейчас возможность пригвоздить империализм, раскрыть, что сейчас это общество является аномалией. Тут можно привести много доказательств: вот концентрация капитала в руках небольшой кучки; маразм общества; варварское расхищение природных богатств — а после нас хоть потоп. Мы сейчас должны найти наиболее уязвимые места для критики империализма…
Шелепин. Говоря о современном империализме и его политике, следует сказать о том, что одной из характерных черт этой политики (прежде всего, американского империализма) является насаждение, поддержка, вскармливание самых отвратительных, прогнивших, чудовищных, зверских режимов, плавающих в крови своего народа, сидящих на его шее только с помощью иностранных империалистов.
Андропов. На фоне главного противоречия — усиления эксплуатации — можно показать все другие язвы и пороки империализма. Опять же я согласен с тем, чтобы это не выглядело так, что он разваливается. Конечно, у него есть возможности.
Суслов. На шестнадцатой странице и на последующих прямо ставится вопрос о том, что государственно-монополистическое регулирование и научно-техническая революция позволили укрепить капиталистический строй. Это по существу неправильно. Это не соответствует действительности».
Этот сочный обмен соображениями почти не нуждается в комментариях. «Почти», потому что все же хочется в очередной раз удивиться. Во главе одной из двух сверхдержав десятилетиями находились люди, которые не видели, не хотели видеть трансформации мирового капитализма. Парадокс: появление социализма улучшило капитализм, но улучшение капитализма было «запрещено» теорией социализма и поэтому не заставило социализм «подтянуться», не дать себя обогнать.
В основном тексте доклада тезис Петра Ниловича о «маразме общества» не нашел полного отражения. Зато он вызвал к жизни вдохновенные поэтические строки, посвященные разоблачению империализма.
Наш враг теперь во многом новый.
Но надо сразу вам сказать:
Его природа — клык слоновый,
Ее не сжечь и не сломать.
Его стремление к господству
Я уподоблю только скотству.
Везде он лезет, всюду прет.
Кондрашка пусть его возьмет!
Несет народам он мученья
И совершает преступленья.
Или возьмем опять же НАТО —
Проклятое исчадье ада.
Ракеты, пушки, эскадрильи.
Штабов военных камарильи.
Повсюду плавают флоты.
Натыканы по миру базы.
И атлантической заразы
Цветут тлетворные цветы
Среди духовной наготы.
А озверевшие акулы,
Все шире раскрывая пасть,
Оскалом хищным щерят зубы,
Мечтая, на кого б напасть.
Друзья! Уму непостижимо
Злодейство хищников. Но мы —
Мы не пройдем спокойно мимо,
С акулов шкуру спустим мы.
Однако наряду с угрозой
Мы оптимизма видим тень,
Как рядом с прошлогодней розой
Молодняка глухую сень.
Борьбы возможность есть. И прежде
Всего внушает нам надежды
То, что от кризиса пути
Не удалось врагу найти.
За спадом спад, инфляций волны.
Маразм. Миазмов густота.
Там безработных бродят толпы
И нищих рваные стада.
Куда ни глянь — сплошная мерзость
Заполонила жизни храм.
Нагих грудей — простите! — дерзость,
Нагих задов — простите! — срам.
В кино, журналах, книгах — ахнешь! —
Одни аспекты голых баб.
Нехорошо там. Сексом пахнет.
Там рекламируют найт-клаб.
Льют порнографии потоки.
Льют наркомании дожди.
В романах — матерные строки,
А строк марксистских там не жди.
Мешают с виски лед в стаканах.
Не берегут девичью честь.
Нет больше слов! Хоть в ихних странах
И не такое еще есть!
Это — фрагмент из стихотворной версии международного раздела доклада, который мы с Вадимом Загладиным сочинили в свободное от прозы время.
Но вернемся в зал заседаний. Основательно подготовился к обсуждению Шелепин. Он критически отнесся к проекту. «Оценки внутриполитического развития страны за прошедшие пять лет даны такими общими, шаблонными фразами, что их можно отнести почти к любому периоду мирного развития и строительства в нашей стране до войны или после войны. Решительно ни в чем не отражены в этих оценках конкретные особенности отчетного периода. Так нельзя. Кроме того, общий тон этих оценок кажется слишком восторженным, почти захлебывающимся. Лучше бы сформулировать несколько поскромнее, с элементами реализма, но зато и подчеркнуть те моменты, которые представляют собой действительно главное достижение в работе партии за отчетный период». Несколько замечаний Шелепина.
— Не следует считать укрепление социалистического лагеря главным вопросом внешней политики. Таким вопросом является борьба за мир.
— Пора сказать, что и в Африке есть социалистические страны. Сомали, например, или Египет.
— Когда мы говорим, что важнейшие решения в области внешней политики братских стран принимаются после совместного обсуждения и консультаций, это понимается как вмешательство во внутренние дела.
— Имея в виду Чехословакию, сказать Западу, что не удастся врагам вырвать из социалистического лагеря ни одно звено.
— Там, где речь идет о Ближнем Востоке, сказать о сионизме.
— И последнее. Может быть, где-то нужно кратко порассуждать, что кое-кто пытается указывать нам, Советскому Союзу, где и как нам плавать, где и как нам ходить. Мы — великая держава, мы можем сами определить политику, кому что можно, а кому — нельзя. Время другое. Советский Союз стал не тот.
Демичев. Это слишком великодержавно. Это надо делать, но не говорить.
По понятным причинам («чует кошка…») много говорили о Чехословакии. Докладчик призвал сказать «более смело и более мужественно». Анализ по Чехословакии «должен быть политически сильным, во всяком случае, не слабее того, что сделали сами чехи. Если мы чехов подвели под это и помогли им — это одно дело. Но надо иметь в виду, что и мы в этом деле не посторонние люди. Мы ввели войска. Мы не должны, наверное, говорить о том, что ввели войска, задушили. Мы должны дать очень сильный анализ, что это такое за события, почему КПСС и братские партии так поступили, как это имело место, и какие выводы мы из этого должны делать. И на этом с этим этапом закончить. Он уходит в историю».
Кириленко. Нельзя не согласиться с замечанием Леонида Ильича об анализе чехословацких событий. Я согласен, что надо исходить не изолированно. Эти события не являются присущими только Чехословакии. Надо исходить из общего тезиса, что это была попытка империализма осуществить диверсию в целом в социалистическом содружестве. И тут надо показать величие самих чехов, что события эти сыграли большую роль в укреплении не только их страны, но что эти события явились могучим средством для укрепления всего социалистического лагеря.
Шелепин. Никак нельзя согласиться с тем, что среди политических выводов из чехословацких событий в данном тексте вообще не фигурирует вывод о значении высокой политической бдительности, постоянной и непримиримой борьбы с правым оппортунизмом и ревизионизмом, как с активным оруженосцем империалистов, о неослабной борьбе против попыток буржуазного идеологического проникновения в наш лагерь.
Высказывались предложения усилить польскую тему. Брежнев возразил: «Не надо смаковать вопрос. Там фактически не произошло контрреволюции, там были ошибки в руководстве».
Кириленко. Это эпизод, который должен сойти со сцены.
Так говорили наши вожди. А ведь уже тогда был очевиден и понятен главный «вывод»: все, что происходило там, в Чехословакии и Польше, имеет непосредственное отношение к нам, к нашей партии, к советскому обществу. Я даже рискну предположить, что это чувствовали и многие из нашего руководства. Чувствовали, но не хотели, боялись сделать следующий шаг — перейти от языка чувств к языку логики. Менее двадцати лет оставалось…
Другая разработка той же темы.
Пономарев. Весь мир кричит о кризисе мировой социалистической системы. Китай против Советского Союза. Албания. События в Чехословакии. Взрыв в Польше. Все говорят, что плохо дело в мировой социалистической системе. Если промолчим, вроде бы согласны. Что же делать? Сказать одним абзацем, что много всяких враждебных голосов кричат о кризисе, а что на самом деле? Показать, что на самом деле. И оказывается, что «на самом деле», несмотря на «события», все совершенствуется.
Катушев. И наши друзья спрашивают, как объяснить эти события. Оппортунисты их сбивают, говорят, что идет кризис. А мы скажем, что нет кризиса.
И говорили. Не других убеждали, а себя прежде всего пытались убедить. Но не всегда получалось. В остатке, «на кухне», когда один, подспудное чувство уязвимо