Не могу не сказать о гостеприимстве Брежнева. Конечно, это было гостеприимство за казенный счет, но зато весь остальной антураж был хлебосольно-русским. Брежнев любил завидовское застолье. Не из-за выпивки. Пил он мало. Для него делали «Столичную с перцем», ставили малюсенькие коньячные рюмочки. За вечер — несколько, и все дела. Но тем, кому требовалось больше, не мешал. Даже оказывал содействие. Помню, водка кончилась, а прыть еще осталась. Брежнев уловил наши с Загладиным вопросительные взгляды и обратился к Черненко: «Костя, сбегай на кухню, у ребят водка кончилась!» Костя сбегал. Но запомнил надолго…
Застолье было формой общения, «расслабухи», как теперь говорят. Не чувствовалось скованности: вот — генеральный, а вот — машинистка. Перед выпивкой и закуской все были равны. Читали стихи. Брежнев прекрасно знал Есенина и, встав на стул, декламировал почти всю «Анну Снегину». Пели песни.
Брежнев любил рассказывать всякие истории из своей жизни, особенно военной. Со временем стал повторяться. Но блюдо было обязательным, и слушали каждый раз как в первый раз.
Следить за своим здоровьем Брежнев не умел и не любил. Его с трудом можно было вытащить на прогулку. С трудом давалась зарядка. Любимая (и единственная) форма физической нагрузки — охота. Тут он был большим мастером. Стрелял очень метко. Помоложе был — «с подхода». То есть бродил с егерем по лесу, пока не натыкался на кабана. Егерь наклонялся, Брежнев облокачивался на его спину и стрелял (когда я первый раз попал в Завидово, егерь имел чин майора, когда был там последний раз, майор уже превратился в генерал-майора). Как правило, охотился с вышки. Удобное кресло и всякие причиндалы. Ружье классное, с оптическим прицелом. Вышка на краю поляны. На поляне столб с лампочкой, а у столба — корыто с картошкой. Кабан выходит подзаправиться. Но охотник не дремлет (если не дремлет)…
Один раз Брежнев затащил на вышку Андропова. По словам Ю. В., он стрелял в воздух. Но егеря все равно притащили «раненного» им кабана.
В Завидове было помещение, где свежевали кабанов и разделывали каждую тушу на четыре части. Это были презенты от генерального, которые согласно специальному списку фельды развозили по домам. Я был в этом списке несколько лет. И получал презенты независимо от того, был в Завидове или нет. Управиться с ними без посторонней помощи не было никакой возможности. Так что несколько лет обеспечивал кабанятиной широкий круг знакомых. С тоской вспоминаю придуманное в те дни блюдо: украинский борщ с белыми грибами и кабанятиной.
Был и другой вариант презентов. Редко, но привозили по десятку убиенных докладчиком уток. Чтобы их съесть, надо было ощипать, избавиться от перьев. Жена переложила эту операцию на меня. Пришлось осваивать. Зато гостям было хорошо.
К положительным качествам Брежнева я бы отнес отсутствие злопамятности. Ну, может быть, она не отсутствовала, но была слабо выражена. Я это на себе испытал. Мое отлучение продолжалось всего два года. А потом — неожиданный вызов в Завидово, и все опять завертелось. Только я уже был вольноопределяющимся.
Брежнев воспринимал место, которое он занимает, с непосредственной наивностью. Открывали ленинский мемориал в Ульяновске. Собрание, речь, все как положено. Вечером, тоже как положено, за столом с обкомовским начальством. «Я, — говорит, — как царь. Только не могу, как царь, дать землицу, крепостных. Зато могу дать орден». А ведь действительно так оно и было. И называлось «ленинские принципы партийной жизни».
Мне еще в те времена пришла в голову мысль — Брежнев прекрасно бы смотрелся как средней руки помещик где-нибудь в Курской, например, губернии. Особняк вроде дачи Горького на крутом берегу. Хорошая псарня. Смешливые дворовые девки. Конюшня. Днем — хозяйственные заботы или охота. Вечером, если сам никуда не едет, съезжаются в гости окрестные помещики. Карты. Сытный стол. Свои наливки. Разговоры: «Дизраэли тоже голова…»
Да вот не повезло. Слишком поздно родился. И пришлось впрягаться в скрипящую, с трудом двигающуюся телегу.
Царь-то он, конечно, царь. Но нет царя без свиты. Как нет генерального секретаря без аппарата. С аппаратом Брежнев справлялся. Знал аппаратные нравы и правила. Знал, где нужно уступить анонимной аппаратной силе, а где настоять на своем.
Демосфену приписывают следующие слова: «Как генерал идет впереди своих войск, так и мудрые политики должны идти во главе своих дел… Им не следует дожидаться событий, чтобы решить, какие принимать меры. Напротив, принимаемые ими меры сами должны производить эти события». Брежнев, как и большинство советских (и российских) политиков, к сожалению, принимал меры после событий. С одним существенным исключением. В аппаратных интригах он действовал на опережение. Это показала подковерная борьба с Шелепиным. Брежнев не суетился, позволил «железному Шурику» и его команде высунуться и постепенно оттер его от власти.
В аппаратных делах, насколько я мог уловить, Брежнев был против резких, нелегитимных движений. Поэтому я решительно не могу принять версию о причастности Брежнева к гибели первого секретаря ЦК КП Белоруссии Петра Мироновича Машерова. Верно, что Брежнев, особенно поздний, не жаловал Машерова. Ему не нравилось, что Машеров держался независимо, без подхалимажа. Во всяком случае, в хоре славословящих его голос звучал очень тихо. Разве сравнишь с Алиевым или Шеварднадзе?!
Я мало интересовался аппаратными тонкостями и не сразу врубился в ситуацию. В ходе какого-то разговора о возможном преемнике Косыгина я назвал Машерова. Лицо Брежнева не изменилось. Сидевший же рядом со мной Александров наступил мне на ногу. Видимо, не хотел, чтобы я развил свою идею. А потом долго корил меня за то, что я «огорчил» шефа.
Шеф мог «огорчиться». Но я убежден, что его причастность к трагедии в Минске совершенно исключается. Не та «натура», не тот человеческий материал.
Если переместиться в плоскость большой политики, то в деятельности Брежнева выделяются два стратегических направления: улучшить жизнь людей, особенно деревни, и не допустить новой войны.
На первом направлении Брежнев стартовал мартовским (1965) пленумом ЦК КПСС и финишировал Продовольственной программой. За это время в сельское хозяйство были вложены колоссальные деньги (по данным ЦСУ, если с 1918 по 1965 год сельское хозяйство получило 149,5 млрд рублей, то с 1966 по 1980 — 465,9 миллиарда). Крестьяне, несомненно, стали жить лучше. Но эти перемены имели поверхностный характер. Они не решали качественных проблем сельского хозяйства (низкая производительность труда и огромные потери). Поэтому капиталовложения давали минимальную отдачу. Экономика не была экономной.
Понимал ли это Брежнев? Понимал «технократически», по частностям, по отдельным тормозящим, мешающим причинам, по отдельным «дырам», которые можно заткнуть той или иной «мерой». Но не понимал социально-политически, в целом как следствие неработающей, силой насажденной и силой сохраняемой системы. Он сам был порождением этой системы. И хотя иногда открывались окошки «здравого смысла», угадывались проблески постижения реальности, собственные, внутренние танки делали свое дело.
На втором направлении были достигнуты очевидные успехи. Договорились не создавать полномасштабные противоракетные системы. Заключили первые соглашения об ограничении наступательных стратегических вооружений. Подписали Заключительный акт в Хельсинки. И каждый раз приходилось преодолевать сопротивление консервативных кругов в Москве. Генеральских в первую очередь.
О том, как понимал Брежнев проблему «война или мир», дают представления его соображения, высказанные в ноябре 1971 года в связи с подготовкой доклада на пленум ЦК КПСС: «Нельзя упустить один серьезный вопрос. Вопрос о возникновении новой войны. В своей внешней политике после окончания прошлой войны, все последние двадцать семь лет, мы уделяем ему большое внимание. Мы все время боремся за разрядку. И тут мы многого достигли. Сегодня в наших переговорах с крупнейшими государствами Запада речь идет уже не о конфронтации, а о соглашении. Это уже обеспечивает нам на ближайшие годы возможность дальнейшей мирной борьбы за осуществление этого идеала не только наших народов, но и народов всего мира. Надо подчеркнуть, что сегодня, по крайней мере, не пахнет огнем, как пахло этим огнем еще десять лет тому назад, когда в Берлин мы ввели наши танки и американцы ввели свои. Конева назначили командующим группой, отозвали из отпуска. Этот период был на наших глазах, когда мы воздвигали стену в Берлине как одну из мер. Вместо дипломатических успехов строили китайскую стену, грубо говоря, и хотели так решить проблему. А сегодня Брандт подписал договор, крупные державы дали согласие на проведение европейского совещания. И мы будем вести дело к тому, чтобы это совещание провозгласило декларацию о принципах мирного сосуществования в Европе. Это отодвинет лет на двадцать пять, а может быть, на век проблему войны. К этому мы направляем все свои мысли и деятельность нашего МИДа и всех общественно-политических организаций не только своей страны, но и наших союзников. Провести крупный подход. Охватить и членов ЦК, чтобы они не исходили из мелких вопросов. Мы должны все использовать, любой бугорок, как говорил Ленин, если он направлен на то, чтобы предотвратить войну и защитить дело социализма. Не захлебываясь, но как-то рассуждая, высказать такую мысль».
Ахиллесовой пятой Брежнева были проблемы демократии, прав человека. Здесь отказывал «здравый смысл». Здесь «чистота марксизма-ленинизма» оставалась незапятнанной. И хотя удалось уговорить Брежнева принять «третью корзину» Хельсинкского акта (права человека), и хотя эти самые права были зафиксированы в «брежневской» конституции, для него это были фикции, навязанные непонятным временем.
Впрочем, случались ситуации, в которых Брежнев демонстративно выступал как защитник прав человека. Один такой случай я наблюдал.
29 мая 1970 года в Обнинске группа милиционеров явилась на квартиру Жореса Александровича Медведева и насильно увезла его в Калужскую психбольницу «на экспертизу». Медведев (брат Роя Медведева) — известный биолог, автор десятков научных работ в области генетики и геронтологии. Вместе с тем он выпустил фундаментальное исследование о произволе и беззаконии, которые творила в биологической науке группа Лысенко. Он систематически выступал против бесс