естности тут этого слова.
Я еще вернусь к общей характеристике Андропова. А пока — работа.
1 сентября позвонил Андропов. Сказал, что завтра уезжает в отпуск. К возвращению просит приготовить соображения по «проявлениям» в республиках. «Меня не интересуют формулировки, меня интересует существо дела». Это означало, что самоцензуру можно отключить.
А вечером по программе «Время» зачитали сообщение ТАСС:
«В ночь с 31 августа на 1 сентября с. г. самолет неустановленной принадлежности со стороны Тихого океана вошел в воздушное пространство Советского Союза над полуостровом Камчатка, затем вторично нарушил воздушное пространство СССР над о. Сахалин. При этом самолет летел без аэронавигационных огней, на запросы не отвечал и в связь с радиодиспетчерской службой не вступал.
Поднятые навстречу самолету-нарушителю истребители ПВО пытались оказать помощь в выводе его на ближайший аэродром. Однако самолет-нарушитель на подаваемые сигналы и предупреждения советских истребителей не реагировал и продолжал полет в сторону Японского моря».
Классический образчик нашей пропаганды, лицемерной и лживой.
Об остальном, что касается этой трагедии, я уже писал.
Поручение Андропова я исполнил. 30 сентября Лаптев отправил ему записку. Ввиду важности проблемы привожу ее полностью.
Для начала (и для настроения) хотелось бы привести несколько фрагментов из записок В. И. Ленина «К вопросу о национальностях или об „автономизации“», продиктованных 31 декабря 1922 года.
«…Никуда не годится абстрактная постановка вопроса о национализме вообще. Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетенной, национализм большой нации и национализм нации маленькой.
По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия, и даже больше того — незаметно для себя совершаем бесконечное число насилий и оскорблений…
Поэтому интернационализм со стороны угнетающей, или так называемой „великой“ нации… должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически…»
Чтобы обеспечить максимум доверия со стороны «инородцев», — писал Ленин, — «нужно возместить так или иначе своим обращением или своими уступками по отношению к „инородцу“ то недоверие, ту подозрительность, те обиды, которые в историческом прошлом нанесены ему правительством „великодержавной“ нации.
…сугубая осторожность, предусмотрительность и уступчивость требуются с нашей стороны поистине пролетарским отношением к делу…
…ничто так не задерживает развития и упрочения классовой солидарности, как национальная несправедливость, и ни к чему так не чутки „обиженные“ националы, как к чувству равенства и к нарушению этого равенства, хотя бы даже по небрежности, хотя бы даже в виде шутки… Вот почему в данном случае лучше пересолить в сторону уступчивости и мягкости, чем недосолить».
Эти записки В. И. Ленина были впервые опубликованы в 1956 году. С тех пор они не то чтобы замалчиваются, но не пользуются особой популярностью. Молчаливо делается поправка на «романтизм» Ленина. Между тем ленинские мысли полностью сохраняют свою актуальность. Поэтому полезно вновь и вновь возвращаться к запискам Ленина, сопоставляя сказанное им с реальной политической практикой.
В области национальных взаимоотношений партия ставила перед собой двуединую задачу: добиться расцвета наций и на этой базе усилить, интенсифицировать их взаимодействие, сближение. Иными словами, мы рассчитывали на взаимосвязанное, синхронное развитие национального и интернационального начал.
Трудно переоценить то, что уже сделано. Перемены произошли гигантские. И по части «расцвета». И по части «сближения». И все-таки приходится констатировать, что процессы расцвета наций и их сближения развивались и развиваются далеко не так синхронно, как хотелось бы.
Что касается «расцвета», то хотя здесь есть еще нерешенные проблемы (они прежде всего характерны для малых народов севера и востока), в целом развитие шло более или менее в том направлении, которое было предсказано теорией. Что же касается «сближения», стирания межнациональных перегородок, нарастания интернационалистических тенденций, то эти процессы шли не так интенсивно, как предполагалось. Больше того, я рискнул бы сказать, что в последние десятилетия происходит своего рода обособление республик, их замыкание в собственных проблемах.
Усиливаются (в разных республиках в разной степени) националистические и, в частности, антирусские настроения.
Конечно, сказанное — только схема, только контуры проблемы. В обоих случаях можно сформулировать ряд обоснованных оговорок, уточнений и т. д. Но, как ни заворачивай проблему в словесную вату, острые углы все равно будут торчать и, значит, требовать корректировки нашей национальной политики.
Для того чтобы определить характер, направленность необходимой корректировки, нужно выяснить, что тормозит процесс сближения, в чем причина возникновения негативных явлений.
Я бы обратил внимание на две группы факторов.
Во-первых, реально существующие интересы нации, неизбежный, необходимый рост национального самосознания объективно таят в себе возможность преувеличения национальных моментов в ущерб социальным, противопоставления интересов одной нации (республики) интересам другой и недооценки общих интересов всего Союза. Однако возможность есть именно возможность, и она вовсе не обречена стать действительностью. При зрелом политическом руководстве, при хорошо поставленной массово-политической работе ее, эту возможность, можно, так сказать, «заблокировать».
Но в том-то и дело, что в ряде республик руководящие национальные кадры (партийные, советские и т. д.), многие представители интеллигенции (а интеллигенция играет огромную роль в формировании общественного сознания) не смогли эффективно противостоять давлению националистической стихии, не смогли всегда и во всем стать подлинными проводниками интернационализма, защитниками общих интересов.
Во-вторых, вряд ли можно утверждать, что мы, центр, или — что то же самое — русские, всегда были на высоте положения. Тут надо вспомнить Ленина. Всегда ли мы проявляем необходимые такт, осторожность, терпение? Всегда ли мы «пересаливаем» по части уступчивости? Всегда ли мы задумываемся над тем, какое впечатление на «инородцев» оказывают наши поступки, решения, мероприятия?
Приведу пример. Мы торжественно отмечаем «добровольное присоединение» (Грузии, Башкирии, Киргизии, Чувашии и т. д.) к России. А все понимают, что это — за исключением, может быть, Армении — фальшь, неправда.
В «тюрьму народов» не шли добровольно. Россия завоевывала и эксплуатировала «инородцев». Теперь же мы заставляем людей, чьи предки гибли в борьбе с царскими солдатами, радоваться, торжествовать по поводу «добровольного присоединения». Мы, видимо, исходим из того, что провозглашение «добровольности» сплачивает, сближает народы. На самом же деле очевидные всем фальшь, фарисейство отталкивают «инородцев» от нас.
Другой вопрос. Отношение к собственной истории, ко всякого рода символам (памятники, музеи), эту историю отражающим. Тут действительно есть перекосы: идеализация прошлого, возвеличивание князей, ханов и т. д., чрезмерный (и дорогой) размах при строительстве памятников, мемориалов (да и современных административных зданий).
Мы, естественно, поправляем. Но всегда ли делаем это тактично? Не пересаливаем ли по части административных запретов? Ведь материя тончайшая, затрагивающая глубинные чувства людей. То, что из центра или для центра может казаться незначительным, для малого народа выглядит величественным и исторически значимым.
А что могут думать в республиках по поводу того, что в центральном партийном, советском, профсоюзном и других аппаратах явно превалируют русские (плюс украинцы)?
В общем, усердие по части «сближения», невнимательное подчас отношение к чувствам «инородцев» объективно, независимо от наших хороших намерений ведут к противоположному результату — стимулируют центробежные силы, антирусские настроения.
И вот теперь главный вопрос: что делать?
Но сначала, как сказали бы китайцы, «два нельзя». Нельзя делать ничего, что позволило бы усомниться в нашей линии на «расцвет». Нельзя надеяться, что можно сделать что-либо путное, приняв постановление «О мерах по дальнейшему…».
Все, о чем пойдет речь ниже, требует времени, терпения, осторожности.
1. Мы, которые в центре, обязаны всегда, ежедневно и ежеминутно помнить, что живем в многонациональном государстве. И не просто в многонациональном государстве, а в таком, где принцип равноправия является конституционным и нашим партийным законом, где этот принцип тысячекратно провозглашен в документах, речах, учебниках и т. п.
Нужно заботиться, чтобы практика соответствовала принципу. Тут не может быть мелочей. В космосе были уже, наверное, больше ста человек. И вьетнамец летал, и монгол, и даже французы. А грузин, эстонец, узбек? Разве нельзя было спланировать подготовку космонавтов так, чтобы постепенно охватить представителей всех республик? Разумеется, можно. Только не подумали об этом, забыли…
Сколько раз Л. И. Брежнев бывал в Тбилиси, Алма-Ате, Баку, Киеве? Но ведь есть еще Ашхабад и Таллин, Душанбе и Вильнюс. Ведь то, что часто является простой случайностью, стечением обстоятельств, результатом личных пристрастий и симпатий, в «обойденных» республиках воспринимается как незаслуженная обида.
Сейчас руководство республик поставлено в такие условия, когда оно сплошь и рядом вынуждено обивать пороги центральных органов, чтобы выпросить материальные и финансовые ресурсы для тех или иных республиканских нужд. А республика, по Конституции, «суверенное государство»…