Понять — это был первый шаг. А второй — привести в соответствие с таким пониманием политику, предоставить „братским странам“ свободу выбора. И наконец, шаг третий — принять этот выбор, даже если он нам не нравится. В кратчайший срок мы прошли этот путь и, одержав победу над собой, над своим прошлым, привели свою политику в соответствие с провозглашаемыми нами же принципами (новое мышление! — А. Б.). Так началось преодоление раскола Европы, которое логически и политически завершилось объединением Германии.
Да, мы потеряли. Мы потеряли созданный нами же и поэтому удобный для нас мир, где нас слушались, где мы чувствовали себя самыми главными и самыми умными. Мир, который мы приобрели, в котором мы оказались, более сложен и противоречив. В нем нельзя командовать, в нем нужно договариваться. В нем нельзя требовать уважения к себе, если ты не уважаешь других.
Пройдет время, и ощущение потери, поражения, которое связано с тем, что о событиях сегодняшнего дня мы судим по критериям дня вчерашнего, станет менее болезненным и совсем исчезнет. А то, что мы приобрели — сотрудничество вместо вражды, разоружение вместо гонки вооружений, свобода циркуляции идей и людей вместо видимых и невидимых стен, — будет становиться все более рельефным, значимым, весомым».
Далеко не все читатели были со мной согласны.
Телеграмма из Одессы от Леонида Артемовича Савушкина:
«Почти с самого начала осознания своего существования на этой грешной земле я впитывал слова товарищей Бовина и Зорина об агрессивной сущности империализма. Все подтверждалось фактами, и неопровержимыми.
Но статья товарища Бовина „Германия: победа или поражение?“ поразила меня. Не потому, что там не было логического мышления, а потому, что создалось впечатление, что наши обозреватели ни тогда, ни сейчас не имели своей научно обоснованной точки зрения, а продолжают дуть по ветру.
В бытность вашего, товарищ Бовин, процветания на экранах телевизоров я видел, где друзья, а где враги. Сейчас все перемешалось.
Наш лидер нас предупреждает избежать гражданской конфронтации, гражданской войны. Но кто же привел нас на порог этой ситуации? Кто ответит, если даже вы в своей статье перестраховываетесь и говорите об обстановке сегодня неуверенно: история не содержит ничего абсолютного, в том числе абсолютных гарантий? Такая позиция не особенно придает уверенности в нынешних деяниях… И если история повторит путь Германии после Бисмарка, то я не завидую вашим внукам. Гарантий, как вы пишете, нет.
Хотелось бы большей объективности от обозревателей».
Острые столкновения вокруг смысла, содержания нового мышления сопровождали кувейтскую драму. Напомню.
Ирак аннексировал Кувейт, малюсенькую, пропитанную нефтью монархию, 2 августа 1990 года. Совет Безопасности ООН предупредил Багдад: если к 15 января 1991 года Ирак не уйдет из Кувейта, ООН санкционирует применение военной силы для наказания агрессора. Советский Союз поддержал такую позицию. Ее поддержали и большинство арабских лидеров. Только Арафат горячо выступил на стороне С. Хусейна. США стали формировать антииракскую коалицию.
В Москве исходили из того, что агрессия противоправна и агрессор, даже если это наш друг, должен быть наказан. Но мы не хотели развязывания войны. Мы пытались убедить Хусейна не артачиться и отступить. Несколько раз Горбачев принимал в Москве вице-президента Ирака Т. Азиза. Трижды академик Примаков летал в Багдад. И трижды возвращался пустой. Хусейна понесло… В таких условиях Горбачев не мог не поддержать Буша.
Американцы начали военные действия 17 января 1991 года.
Помню, чуть ли не в этот день я встречался с сотрудниками 12-го Главного управления Генерального штаба. Небольшая аудитория, половина — генералы, половина — полковники. Естественно, коснулись Кувейта. Я сказал, что американцам от начала сухопутной операции хватит двух недель, чтобы достичь тех целей войны, которые они перед собой ставят. К моему удивлению, аудитория меня решительно опровергала. Говорили о том, что американцы «завязнут», вспоминали Вьетнам. Поскольку я всего лишь старший лейтенант, мне было неловко спорить. Но стало грустно — ничего себе командный состав…
И вообще, значительная часть политической «элиты» ставила под сомнение стратегию Горбачева, который вместо привычной поддержки «антиимпериалистических сил» поддержал «главного империалиста» Буша. Мне пришлось на страницах газеты разбираться с аргументами защитников старого политического мышления.
Аргумент первый. Ирак трудно квалифицировать как агрессора. Он нигде и никогда не признавал Кувейт в качестве самостоятельного государства.
Контраргумент. Кувейт — член ООН, то есть с точки зрения мирового сообщества, международного права является самостоятельным государством. Багдад может оставаться при своем мнении, но это не служит основанием для нарушения международного права, оккупации суверенного государства.
Аргумент второй. Война — это страдания, кровь, смерть. Даже если виноват Хусейн, зачем наказывать иракский народ, в чем он виноват?
Контраргумент. Не виноват, конечно, народ. Или, как и многие другие народы, виноват в том, что долго терпит тиранический режим. А в чем виноват был немецкий народ? Или японский? А ведь десятки городов союзники сровняли с землей. И справедливая война ужасна, но это не значит, что надо прощать агрессора.
Аргумент третий. Советский Союз помогает Штатам укреплять свое влияние в районе Персидского залива, отстаивать свои нефтяные интересы.
Контраргумент. Предположим, мы выступили против Вашингтона, против Совета Безопасности ООН, разве мы оказались бы в лучшем положении, чем сейчас? Разве Кувейт остался бы в руках агрессора? Всякий политический выбор имеет и плюсы и минусы. Задача политика — выбрать вариант, где плюсов больше. Горбачев выбрал такой вариант.
Аргумент четвертый. Нам нельзя становиться в один строй с Америкой, на совести которой Вьетнам, Гренада, Панама, поддержка диктаторских режимов.
Контраргумент. Наш «послужной список» тоже впечатляет: Корея, Венгрия, Чехословакия, Афганистан, да и диктаторы ходили и ходят в наших друзьях. Оценивая сегодняшнюю политику США и СССР, надо учитывать вчерашнюю, но не останавливаться на ней. В данном случае Соединенные Штаты ведут — как ни ужасно признавать это! — справедливую войну.
В конце концов, Саддаму Хусейну некого винить, кроме как самого себя. В одной из статей я писал: «Горбачев предложил Хусейну поражение без позора, а Буш — поражение с позором. Выбор сделал Хусейн».
Этот выбор привел к тому, что американцы, начав сухопутную операцию 25 февраля, управились дней за десять (жаль, что я не поспорил с генералами).
Окончание войны в Персидском заливе не остановило критические выпады против политики нового мышления. Причем Горбачев часто оставался в стороне, а основные удары сыпались на Шеварднадзе. Благо он еще 17 декабря 1990 года подал в отставку, чем облегчил задачу своим критикам: трепать имя экс-министра как-то удобнее и безопаснее, чем иметь дело с министром действующим.
Среди материалов, направленных против нового мышления, выделялась помещенная в «Советской России» статья «На качелях „нового мышления“. По поводу позиции экс-министра Э. Шеварднадзе». Статью написали доктор исторических наук А. Краснов и член президиума ЦК Компартии России Ю. Николаев. Авторы обвиняли экс-министра в развале социалистического содружества и его институтов, в переориентации в сторону капитализма стран социалистической ориентации, в подталкивании Прибалтики к выходу из Советского Союза, в сдаче позиций и «прямом капитулянтстве» перед империализмом. «По всем параметрам, — утверждали доктор и член, — катастрофа, разразившаяся над СССР в международных отношениях, равна последствиям поражения в несостоявшейся, к счастью, третьей мировой войне».
Я редко полемизирую в печати. Тут не выдержал. («Известия», 25.06.91.) И вступился, но не столько за Шеварднадзе, хотя сам он внушал мне уважение и симпатию[21]. Я вступился за внешнюю политику перестройки, которая, если брать ее стержень, основное направление, оптимально учитывала и возможности страны, и общее положение на международной арене.
Можно начать с того, что развал содружества, отпадение от нас наших прежних союзников в «третьем мире» ни в коей мере не являются результатом чьих-то ошибок во внешней политике. Не увенчался успехом социалистический эксперимент, начатый в России в 1917 году. Тут глубинные корни кризиса социализма и распада связанных с ним политических структур. Мы лишились союзников не потому, что оскандалилась наша внешняя политика, а потому, что не выдержал испытания временем наш пропитанный тоталитаризмом общественный строй. И как только наши «союзники» почувствовали это, они вырвались на свободу.
Правда, новое мышление сыграло здесь существенную роль. Оно наложило запрет на насильственное, по образцам 1956 или 1968 годов, сохранение status quo. Трудно представить, что творилось бы в мире, если бы внешней политикой занялось Министерство обороны…
А Прибалтика? Авторы наивно (или злонамеренно?) полагают, что если бы Шеварднадзе решительно отверг наличие секретных протоколов 1939 года, то история Прибалтики могла бы пойти другим путем. После Беловежской Пущи такая аргументация просто смешна.
Не буду вдаваться в опровержение других обвинений. Скучно это теперь. Повторю свой вывод. За пять лет перестройки «угроза войны явно уменьшилась и соответственно безопасность нашей страны укрепилась. Не потому, что у нас меньше стало ракет, дивизий или авианосцев. А потому, что нас перестали (перестают) бояться, к нам стали относиться с гораздо меньшей, чем прежде, подозрительностью».
Своим полным непониманием происходящего, своими злобными нападками на Шеварднадзе авторы меня ну прямо, как теперь говорят, достали. В отместку последний абзац статьи: «Я лично не знаком с двумя авторами. Не знаю их. Не имею представления об их нравственных качествах. Но я давно, очень давно имею дело с авторами и статьями. Есть простая зависимость: п